Вдовы - Эд Макбейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полицейские, — сказала она. — Вы не собираетесь сдать оружие, мистер Вальдез?
— А у них оружие есть, у этих полицейских?
— Да.
«Правду, правду говорите им…»
— Если я положу револьвер, почем мне знать, что они меня не застрелят?
— Я обещаю, что мы не тронем вас.
Накладка! «Мы»… Расшифровала себя…
К счастью, он этого не уловил. А может, уловил?
— Я обещаю, что никто из полицейских, находящихся здесь, не тронет вас.
То ли поправила положение, то ли усугубила… Что на самом деле? Его голубые глаза внимательно изучали ее, прямо-таки обшаривали лицо: верить или не верить?
— Откуда я знаю, — сказал он, — что они меня не пристрелят? Я наделал столько… Столько хлопот всем причинил…
— Да, это так. Но я обещаю, что они вас не застрелят. Никто не причинит вам вреда, если вы сдадите оружие. Обещаю. Даю вам слово.
— А забудут они, что я им доставил такие хлопоты?
Вот этого-то она и не могла ему обещать. Во-первых, обвинение в хранении огнестрельного оружия. Ведь не водяной пистолетик. И один Бог ведает, в чем еще его обвинят… Так просто он не отделается, так не бывает. Нельзя сулить несбыточное. Да, он слабоумный старец, он, наверное, действительно думает, что ему всего шесть лет и он все еще играет «в докторов» под кокосовой пальмой на своем острове. Но он нарушил закон по нескольким статьям, а вокруг были полицейские, поклявшиеся охранять этот закон.
— Они помогут вам, — сказала она. — Постараются помочь.
И это было так. Наблюдение у психиатра, лечебный курс, трудотерапия… Словом, то, что доктор прописал.
Но револьвер все еще был на коленке, а дуло нацелено на нее.
— Ну, давайте, не тяните. Положим револьвер на пол. О'кей?
— Скажите, что я хочу посмотреть на них. На полицейских в холле.
— У меня нет никакого права распоряжаться ими.
— А вы их попросите. На это-то у вас есть право?
Он снова улыбнулся. Шутки шутил, что ли?
— Он хочет посмотреть, кто тут есть! — крикнула она в холл, где Брэди притаился за четырьмя «штурмовиками» со снайперскими винтовками, автоматами и кинжалами. Причем все были в бронежилетах. Любопытно, как отреагирует их шеф, рискнет прыгнуть в пропасть?
«Мы им это обещаем: нет оружия, значит, нет потерь…»
Но сейчас настало время показать, на что способен учитель.
— Сделайте так, чтобы он вас увидел! — велел Брэди своим «центурионам».
Они, громыхая доспехами и волоча амуницию, поднялись на пятый этаж и выстроились в ряд у стены, за спиной Эйлин, так, чтобы старик мог их разглядеть.
— А еще есть? — спросил тот.
— Да, но не здесь, — сказала она, — а повсюду: в холле, на этажах — словом, везде.
— Скажи им, чтоб они сложили оружие.
— Я не могу им приказывать.
— Попроси того, с кем ты разговаривала.
Эйлин кивнула, повернулась спиной к двери и крикнула:
— Инспектор Брэди!
— Да?
— Он хочет, чтобы они сложили оружие.
Молчание.
— Или я тебя застрелю, — заявил старик.
— Или он меня застрелит! — крикнула она Брэди, затем, улыбнувшись, спросила старика: — Но ты ведь этого не сделаешь, правда?
— Нет, сделаю, — сказал он и тоже улыбнулся.
— Он всерьез намерен это сделать! — прокричала она в холл.
Позади нее «штурмовики» заметно заерзали. Каждый из них имел полную возможность пристрелить старого сукина сына, который был на прицеле, — ничем не защищенный, на виду. Если бы они сложили оружие, на чем он настаивал, не было бы никакой гарантии, что старик не откроет огонь. Конечно, бронежилет был весьма подходящей штукой при такой оказии, но его ведь не натянешь на голову. Если бы старик принялся палить с такого расстояния, никто бы не уцелел. Полицейские из «чрезвычайки» очень надеялись, что эта шустрая «рыжая» и ее босс знали, что делали, черт их побери…
— Положи пистолеты на пол, эй, люди! — громко распорядился Брэди…
— Нет уж, секундочку, Билл, — раздался другой крик.
Это был инспектор Джон Ди Сантис, командир бригады чрезвычайных происшествий. Теперь он вышел из-за спины Брэди и встал рядом с ним. Эйлин слышала, как они переругивались, и надеялась, что у старика плохой слух. Ди Сантис бушевал. Он твердил, что готов пройти все стадии этих «дерьмовых» переговоров до последней точки, но это не должно означать, что в конце концов четверо его бойцов добровольно пойдут под расстрел, покорно встав к стенке. Брэди в ответ тихо бубнил что-то, Эйлин не слышала, что именно. Учтя все обстоятельства, Ди Сантис тоже понизил голос. Теперь до Эйлин уже ничего не доносилось из их разговора. Возбужденный шепот, казалось, каскадировал по холлу. А здесь, сидя в квартире, старец следил за Эйлин. Она внезапно поняла, что он действительно ее застрелит, если мужчины, стоявшие позади, не положат оружие на пол.
— Ну что скажете, инспектор? — позвала она Брэди. — У клиента чешется под лопаткой.
Вальдез улыбнулся. Он понимал, что значит это выражение. Она улыбнулась ему в ответ. Словно они мило пошутили и посмеялись. У клиента зудит рука, он мне голову снесет, правда, милый? Улыбки, улыбки…
— Инспектор!
Шепот смолк. Эйлин выжидала. Увы, кто-нибудь, — или она сама, или старик, или «центурионы», стоявшие рядом, — понесет большой урон в течение нескольких секунд, если только…
— Выше голову, люди! — крикнул Ди Сантис. — Делайте, как велел Брэди.
Один из боевиков проворчал что-то по-испански, старик заулыбался еще шире. Она услышала, как тяжелое оружие складывали к ногам.
— И пистолеты тоже, — потребовал старец. — И кинжалы.
— Он хочет все! — крикнула Эйлин.
— Все ваше вооружение, ребята! — заорал Ди Сантис.
Опять кто-то протестующе чертыхнулся сзади, на этот раз по-английски. Они начали новый карточный роббер, но у старика остались все козыри.
— Ну, теперь твой черед, — сказала Эйлин.
— Нет.
— Ты же обещал, — настаивала Эйлин.
— А вот и нет. — Он заулыбался. — Это ты все обещала… (Что, кстати, было верно.)
— Только если положишь револьвер, — напомнила она.
— Нет. — Он покачал головой.
— Я же обещала, что тебя никто не тронет, если отдашь револьвер.
— А меня и так никто не тронет. — Он улыбался все шире. — Теперь оружие только у меня. (И это тоже было верно.)
— Эх ты, я думала, что тебе можно верить, — сказала она. — А выходит — нет.
— Можешь мне верить. Расстегни блузку.
— Нет.
— Расстегни же свою проклятую блузу, — настойчиво прошипели сзади. Но она пропустила это мимо ушей.
— А я вот уйду сейчас, и все, — заявила она. — Ты свое слово нарушил, вот я и ухожу. И уж теперь не могу гарантировать, что эти люди ничего с тобой не сделают, когда я уйду.
— Ничего не сделают, револьвер-то у меня.
— В холле есть другие, — сказала она. — Теперь я ничего не обещаю. Ухожу.
Она заколебалась.
— Ну, пожалуйста, — попросил он.
Их глаза встретились.
— Ведь ты обещала.
Она знала, что именно обещала. Что никого не тронут. Что войдет к нему, если он положит оружие на пол. Дала ему слово. Она была человеком слова.
— Положи револьвер.
— Убью, если не войдешь.
— Положи оружие.
— Убью.
— А тогда как же я смогу войти? — изумленно спросила она, и старик рассмеялся: неожиданно абсурд положения дошел до него.
Если он ее убьет, она же просто не сможет войти! Только и делов. Она тоже расхохоталась. Сначала застенчиво, а потом в открытую в полный голос засмеялись и боевики. Эйлин услышала, как в холле сказали драматическим шепотом: «Они смеются!..» Кто-то переспросил также шепотом: «Что?!» И это тоже было смешно. «Центурионы» в своих пуленепробиваемых доспехах, вооруженные до зубов, падали от смеха. Это было, как если бы вдруг выяснилось что их всемогущий Цезарь — жалкий импотент. Правда, теперь уже и сами без оружия, — все пистолеты и автоматы на полу, — сморенные жарой в душной тесноте, они буквально гоготали и ржали, воображая, насколько это было бы глупо: если бы немощный старец действительно убил огненноволосую и таким образом лишил ее возможности войти к нему. И старик думал о том же самом. Как глупо все оно вдруг обернулось. Он также подумывал, не лучше ли потихоньку положить этот револьвер наземь, отделаться от него, избавиться от всех дров, которые он тут наломал; его голубые глаза повлажнели, слезы смеха стекали по морщинистым щекам на бороду… Внизу снова раздался шепот, выдававший скорее удивление, нежели растерянность.
— О, дорогой мой, — произнесла Эйлин, смеясь.
— О, Диос мио, — сказал старец, тоже смеясь. — Боже, Боже ты мой…
Любой из боевиков мог пристрелить его сейчас, как рябчика. Он опустил руку с револьвером, тот мирно лежал на его коленях. И ни для кого он теперь не представлял никакой опасности. Эйлин сделала пробный осторожный шаг вперед, стараясь схватить револьвер.