Песнь молодости - Ян Мо

— Но посмотри, что происходит вокруг сейчас. Какой-то водоворот пошлости, суеты… Раздоры, войны, грабеж. Везде запах пороха, непонятная ненависть…

Он снова закрыл глаза и обнял Дао-цзин, бормоча что-то себе под нос.

Пока он говорил, перед глазами Дао-цзин отчетливо вставала картина безбрежного прекрасного моря, лунного света и серебристых волн. Взяв Юй Юн-цзэ за руку, она взволнованно произнесла:

— Да, это действительно чудесно!

Но, услышав его последние слова — о ненависти и о запахе пороха, — Дао-цзин, словно очнувшись ото сна, медленно отняла свою руку и тихо сказала:

— Юн-цзэ, не заставляй меня постоянно страдать. Ты должен понять меня… Конечно, я не забуду Бэйдайхэ: ведь там мы впервые увидели друг друга.

— Дорогая, я совсем не против того, что ты хочешь бороться за справедливость, — проговорил Юй Юн-цзэ, осторожно гладя ее волосы. — Я знаю, жизнь человека должна быть наполнена смыслом. Но ты еще очень молода, неопытна, почти не знаешь этого коварного, как злой дух, общества, в котором все так сложно и запутанно. Поэтому я очень беспокоюсь за тебя. Ведь неизвестно, что бы с тобой случилось, если бы я не встретил тебя в Бэйдайхэ. — Он помолчал. — Знаешь, только в одном нашем Пекинском университете есть и троцкисты, и националисты, и анархисты, не говоря уж о всяких других группировках. А настоящих коммунистов, перед которыми ты преклоняешься, очень мало. Говорят, что после чистки их почти не осталось. Кому же верить? Можно ли положиться на тех, с кем ты сблизилась? Ты уверена, что они не обманщики? Дао-цзин, я не косный человек, но ты просто не хочешь понять меня, думаешь, что я эгоист, забочусь только о себе… Мне так больно!..

Он печально вздохнул и умолк.

Ночь была холодная, в маленькой комнате чувствовалось последнее морозное дыхание уходящей зимы. За окном завывал свирепый северный ветер, от порывов которого дрожала и гудела бумага на окнах. Дао-цзин лежала, прижавшись к худому плечу Юй Юн-цзэ. Она почувствовала вдруг, что вся холодеет. «Обманщики?!. Лу Цзя-чуань, Ло Да-фан, Сюй Нин… Возможно ли?.. Нет! Нет!»

В ней все восставало против этого обвинения, она не могла сдержать себя:

— Юн-цзэ, прошу тебя, не разрушай моей веры в людей!

И уже в следующее мгновение, воодушевившись, она твердо проговорила:

— Хватит, довольно с меня твоего тиранства! Я верю им, верю во всем! И если я ошибусь, отвечу за это сама! Пусть даже ради этого я погибну, умру — я никого не буду винить!

— Да нельзя же так! — Юй Юн-цзэ сел на постели. Его маленькие глаза горели отчаянным блеском затравленного зверя. — Ты принадлежишь мне! Мы давно уже связаны одной судьбой. И жить и умереть мы должны вместе. Я не могу допустить, чтобы ты очертя голову шла навстречу гибели! Ты ни в коем случае не должна участвовать в завтрашней демонстрации. Поняла? Это первый случай, когда я вмешиваюсь в твои дела, но сейчас я должен это сделать!

— А я прошу тебя не вмешиваться! — также быстро поднявшись на постели и отвернувшись к стене, закричала Дао-цзин. — Наконец-то я поняла, к чему весь этот долгий ночной разговор — ты хочешь «вмешаться»! Но почему? Что я, иду поджигать, грабить? Или ухожу к другому? Ведь как красиво говорил, как трогательно! И все для того, чтобы незаметно сбить с толку, поколебать мою решимость. Это просто подло! Ты хочешь погубить меня!

Они так расшумелись, что не давали спать соседям. Лишь после того как за стеной кто-то начал громко кашлять, они, опомнившись, затихли.

В эту ночь Линь Дао-цзин не сомкнула глаз. Как только забрезжил рассвет, она, не спуская глаз с крепко спавшего рядом Юй Юн-цзэ, тихонько поднялась с постели. Даже не умывшись, Дао-цзин, крадучись, словно вор, выскользнула за дверь. Она боялась, что Юн-цзэ подымет крик и сбегутся соседи.

Дао-цзин направилась к Ван Сяо-янь. Здесь, умывшись, она снова стала уговаривать подругу пойти на демонстрацию, но та и на этот раз отказалась. Дао-цзин ничего не оставалось, как одной отправиться на стадион, находившийся за Красным корпусом университета.

Глава пятнадцатая

Было раннее весеннее утро. На зеленеющих ветвях деревьев резвились веселые воробьи, свежий ветерок дышал молодостью, заставляя людей чувствовать, что действительно пришла весна. К стадиону тянулся непрерывный поток студентов; они шли туда группами, парами и в одиночку.

Просторный стадион постепенно заполнялся юношами и девушками. Ветерок ласково перебирал тонкие бледно-зеленые листочки ив, окружавших низкую стену стадиона.

Под сенью склонившихся ветвей деревьев медленно брел Ло Да-фан. Лицо его было задумчиво, густые брови нахмурены. Время от времени он поднимал голову, окидывал взором все прибывавшую многоголосую толпу, и пасмурное лицо его невольно озарялось светлой улыбкой.

Накануне вечером он случайно столкнулся на улице с Бай Ли-пин. Мягко коснувшись его большой сильной руки, она улыбнулась и спросила с легким упреком:

— Друг мой, какой же ты нехороший, почему не заглядываешь ко мне? Или забыл уже?.. А ведь я тебе не изменила!

Ло Да-фан покачал головой и, преодолев волнение, заговорил о другом.

— Ли-пин, завтра день памяти «18 марта», приходи на митинг. А как ты поживаешь? Часто приходится выступать?

Бай Ли-пин рассмеялась. Ее брови взметнулись вверх, лукавые глаза смотрели прямо ему в лицо:

— Ло Да-фан, милый мой, я занята по горло! Репетиции, спектакли — ведь мне дали главную роль в пьесе Оскара Уайльда «Веер леди Уиндермиер». Да, знаешь, я скоро уезжаю в Шанхай, буду сниматься в кино. Столько дел!.. Просто закружилась! А на митинг, дорогой, пойди вместо меня ты…

Она крепко пожала ему руку и нежно улыбнулась. «Звезда экрана!» — Ло Да-фан покачал головой, горько усмехнулся и, повернувшись, пошел дальше.

Ло Да-фан обеими руками обхватил шершавый ствол ивы и, подняв голову, оглядел бурлившую толпу. Послышалось пение:

Над нашим Китаем, над нами, над намиЯпонцам не быть никогда господами…

Звуки этой мужественной песни понемногу развеяли его тоску. Сжав кулаки, он пробормотал себе под нос:

— А ты, Лу Цзя-чуань, уже собирался отправить меня за негодностью в инвалидный дом! Нет, погоди!..

Теперь партийной работой в Пекинском университете руководил Лу Цзя-чуань. Он неоднократно предупреждал друга, чтобы тот не допускал опрометчивых поступков и не раскрывал себя: учил его использовать в тяжелых условиях белого террора любую возможность для того, чтобы накапливать силы и сделать организацию неуязвимой для врага. Он приказал Ло Да-фану не выступать на митинге, посвященном трагедии «18 марта», — на нем он собирался произнести речь сам. Свое желание Лу Цзя-чуань объяснял тем, что ушел из университета и не связан постоянной работой. Поэтому в случае необходимости он легко может скрыться. Все это угнетало Ло Да-фана, он чувствовал себя в какой-то странной пустоте, где не мог проявить кипучей энергии, таившейся в его могучем организме. Он видел несколько сотен людей, собравшихся на стадионе, и перед его взором возникла величественная картина студенческой демонстрации в Нанкине, когда многотысячная толпа ворвалась в здание Центрального Комитета гоминдана, разгромила помещение газеты «Чжунян жибао», ворвалась в штаб гарнизона… Он глубоко вздохнул.

— Партийная дисциплина — подчиняюсь, полностью подчиняюсь! — пробормотал он про себя, немного помедлил, затем прибавил шагу и смешался с толпой.

Дао-цзин вошла на стадион. Она искала в толпе Сюй Нина, Лу Цзя-чуаня, Ло Да-фана, но никого из них не могла найти. Люди все прибывали и прибывали, собралось уже человек триста-четыреста. Они переговаривались, шумели, и, казалось, все знали друг друга, и только Дао-цзин чувствовала себя одинокой. Вдруг на весь стадион прозвучали лозунги:

— Долой японских агрессоров!

— Долой продажный гоминдан! Да здравствует народное правительство!

— Студенты! Помните трагедию «18 марта»! Организуйтесь для разгрома японских захватчиков!

Пафос, возмущение, сила, звучавшие в этих голосах, взволновали Дао-цзин. Она хотела было присоединить свой голос к голосу толпы, сотрясавшему воздух над стадионом, но так почему-то растерялась, что не смогла выговорить ни слова. Она вынула белый платочек и энергичным движением отерла со лба пот. Рядом с ней стояла невысокая молоденькая студентка — худенькая, с прямыми короткими волосами, в поношенном синем халате. Неторопливо, звонким, сильным голосом она вместе с остальными выкрикивала лозунги и даже, как показалось Дао-цзин, руководила толпой. Дао-цзин в душе позавидовала ей: «Какая смелая!» В это время студентка, заметив растерянность Дао-цзин, кивнула ей:

— Ты в первый раз? Одна?

Дао-цзин, обрадованная тем, что девушка сама заговорила с ней, подошла к ней и торопливо ответила: