Внутреннее Царство - Епископ Каллист (Уэр)

Супруги, равно как и монашествующие, призваны к несению креста, мученичеству совести. То же относится и к людям бессемейным — не к тем, кто добровольно избрал путь девства, но к живущим в одиночестве потому, что им по разным причинам не удалось создать семью. В современном западном обществе таких людей становится все больше; конечно же, немало их и в наших приходах. В православной традиции блестяще разработано богословие монашеской жизни; столь же глубоко осмыслены богословские измерения семьи, но у нас почти нет богословия безбрачия. Что же мы можем сказать людям, оказавшимся в этой ситуации?

Во–первых, думается, мы могли бы помочь им понять, какой смысл приобретают для них те две черты мученичества, о которых шла речь выше — добровольное принятие и сопричастность. Живущие в безбрачии вовсе не были от рождения «предназначены» к бессемейной жизни; но только если они примут свою ситуацию, то, что поначалу казалось злом, может обернуться благом. В вынужденном одиночестве открываются безграничные возможности «бытия — для — других». Свобода от обременительных «уз», которой, как иногда кажется, наслаждается холостяк, может стать источником деятельного соучастия в жизни ближних, служения им. Чем больше у бессемейного человека друзей (причем это вовсе не обязательно должна быть «светская жизнь»), чем усердней он молится о других, тем вероятней, что он, подобно Цицерону, nunquam minus solus, quam cum solus — не одинок, даже когда остается один. Иногда это невероятно трудно, но все сколько–нибудь стоящее дается только страданиями. «Без скорбей не будет и спасения»[ [248]]35, — учит св. Серафим Саровский. О том же читаем и у св. Феофана Затворника: «Душа, не испытанная скорбями, ни на что не годна». [ [249]]

Конечно, мученичество крови несопоставимо ни с чем. В гонениях жертва приносится единожды и навсегда. Мученик совести — будь то монашествующий, живущий в безбрачии или браке — призван жертвовать собой пожизненно, каждый день, снова и снова; от него требуется не одна большая жертва, а бесчисленное множество малых. По слову Мефодия Олимпийского, девственность — то же мученичество, но не одномоментное, а «растянувшееся на целую жизнь»[ [250]]. «Двигать свой крест» предписано каждый день (ср Лк 9, 23).

Такая перспектива может показаться довольно мрачной. Но не будем забывать, что каждодневная смерть — это и каждодневное воскресение. Что–то во мне умирает, и в ту же минуту что–то рождается. Как пишет апостол Павел, «нас почитают умершими, но вот мы живы… нас огорчают, а мы всегда радуемся» (2 Кор 6, 9–10).

Радость в скорби

И вот мы приблизились к заключению. Мученик — свидетель не только крестной смерти, но воскресения. Мученичество нередко сопряжено с невыносимыми телесными и душевными страданиями, но страдания мученика — это скорбь, творящая радость и в других, и в нем самом. В свидетельствах постоянно подчеркивается, что мученик не боится смерти, но ждет ее и с готовностью принимает. Узнав о том, что его приговорили к сожжению живым, святитель Поликарп сказал проконсулу: «Что же ты медлишь? Делай, что задумал»[ [251]], и был, как явствует из жития, «исполнен мужества и радости, и лицо его было исполнено благодати». Новомученик св. Николай Огородник, идя на смерть, был, «словно идущий на брак»[ [252]], а когда вели на казнь св. Иордана Трапезундского, он «радостно бежал по улицам, как жаждущая лань, что стремится к потокам воды». [ [253]]

Не зря многие песнопения в честь мучеников Церковь начинает словом «Радуйтесь!»

9. ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ В ПРАВОСЛАВИИ

Важнее всех книг

Тот, кто впервые поднимается в гору, должен следовать по известному маршруту; ему нужен спутник и проводник, который уже прошел этим путем и хорошо знает дорогу. Послужить таким проводником — вот в точности назначение «аввы», или духовного отца, — того, кого греки называют «герон», а русские «старец», что на обоих языках означает собственно «старик». [ [254]]

Важность послушания «герону» подчеркивалась с самых первых времен возникновения монашества на христианском Востоке. Св. Антоний Великий говорил: «Я знаю монахов, которые после многих трудов пали и подверглись безумию, потому что понадеялись на свои дела… Монах, если можно, должен откровенно сказывать старцам, сколько пьет капель в своей келье, чтобы как–нибудь не погрешить и в этом». [ [255]]

Эта тема постоянно возникает в «Достопамятных сказаниях о подвижничестве святых и блаженных отцов» и «Изречениях пустынных отцов»: «Старцы говорили: 'Если увидишь монаха, взбирающегося на небо по своей воле схвати его за ногу и стащи вниз, ибо этим ты принесешь ему великую пользу… Кто доверяет другому и предает себя ему в полное послушание, тот не имеет нужды заботиться об исполнении заповедей Божиих, но только — вверять собственную волю своему отцу. Так он будет непорочен перед Богом, ибо Бог ничего такие требует от новоначального, как совлечения себя через послушание'". [ [256]]

Фигура старца, игравшая столь значительную роль при возникновении египетского монашества, до наших дней сохранила все свое значение в Православии. «Есть нечто более значительное, чем все существующие книги и идеи, — писал русский мирянин XIX в. славянофил Иван Киреевский: — это православный старец, перед которым вы можете открывать свои помыслы и от которого можете услышать не более–менее полезное частное мнение, но суждение святых отцов. Слава Богу, такие старцы еще есть в России». А русский священник–эмигрант нашего столетия Александр Ельчанинов (+ 1934) пишет: «Область их деятельности неограниченна… Несомненно, они святые, и народ признает их таковыми. Думаю, что в наше трагическое время именно благодаря им сохранится и окрепнет вера в нашей стране». [ [257]]

Духовный отец как «харизматическая» личность

Что дает право действовать кому–либо в качестве старца? Как и кем он поставляется?

Ответ на это прост. Духовный отец, или старец, по существу — «харизматическая» и профетическая личность, уполномоченная в качестве таковой прямым действием Святого Духа. Он «рукополагается», но не человеческими руками, а рукою Божией. Он есть выражение Церкви скорее как «события», нежели «учреждения».

Однако между профетическим и институциональным аспектами Церкви нет резкой границы: оба вырастают друг из друга и пронизывают друг друга. Поэтому служение старца, будучи само по себе харизматическим, тесно связано с ясно очерченными функциями внутри институциональной структуры Церкви, а именно — со служением священника в качестве духовника. По преданию восточного Православия, право принимать исповедь не предоставляется автоматически вместе с рукоположением. Чтобы стать духовником, священник должен быть уполномочен на это своим епископом; в греческой Церкви лишь малая часть духовенства обладает этим правом.

Тем не менее, хотя таинство исповеди представляет собой прекрасную возможность для духовного руководства, служение старца не равнозначно духовничеству. Старец дает совет не только по поводу исповеди, но и во многих других случаях. В то время как духовником Должен быть только священник, старец может быть простым монахом (или монахиней, так как в Православии бывают не только духовные отцы, но и духовные матери), т. е. мирянином. Старческое служение глубже простого духовничества, ибо лишь очень немногие из священников–духовников призваны авторитетно говорить по непосредственному вдохновению свыше.

Но если старец не рукополагается и не назначается церковной иерархией, то как он вступает на путь этого служения? Иногда уже существующие старцы назначают себе преемников. Такие монашеские центры, как Оптина пустынь в России, возникли именно этим путем «апостольского преемства» духовных отцов. А иногда старцы просто появляются без каких бы то ни было актов внешнего уполномочивания. По словам о. Александра Ельчанинова, «народ признает их таковыми». В ходе жизни христианской общины верующему народу Божьему, который есть истинный хранитель Священного Предания, становится ясно, что такой–то человек имеет дар духовного отца или духовной матери. Тогда люди вне какой–либо установленной формы приходят к нему за советом и руководством.

Надо заметить, что инициатива, как правило, исходит не от старца, а от народа. Если бы кто–то подумал или сказал: «Слушайтесь меня, я старец, я имею благодать Духа» — это было бы опасной самонадеянностью. Обычно без всякого призыва со стороны старца люди сами приходят к нему за советом и духовным руководством. И часто сначала он отсылает их прочь, предлагая обращаться к кому–нибудь другому. Но затем наступает время, когда он больше не прогоняет их, а воспринимает их приход к нему как откровение воли Божией. Так они становятся духовными детьми старца и вверяют себя ему.