Поиск источника: настойчивость на пути художника - Джулия Кэмерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек рассудительный больше думает о том, что ему удалось вырвать у судьбы, нежели о том, чего она ему не дала.
Бальтасар ГрасианВсе мы созданы Творцом и, в свою очередь, сами должны творить. Мы словно плодовые деревья, нам предназначено цвести. Дерево одевается кипенным цветом, не задумываясь, увидит ли кто-либо его прелесть. Так и мы должны цвести искусством, пусть даже оно не встретит благосклонного приема. Мы должны творить искусство исключительно ради того, чтобы творить искусство. Такова наша природа. Таков наш путь.
Волшебная лозаЧаще всего мы думаем не о том, что сделали и чего достигли, а о том, что еще только предстоит совершить. Практически любой способен быстро набросать список целей, которых ему еще только предстоит достигнуть. Но ведь в прошлом мы уже делали что-то хорошо, и чтобы по-настоящему себя ценить, должны ценить и те стоящие поступки, что совершили ранее.
Возьмите ручку. Пронумеруйте строки с первой по десятую. Перечислите десять дел, которые вы совершили и которыми гордитесь. Я написала, что научила дочь ездить верхом, сама научилась играть на пианино, выучила французский, итальянский, закончила детский альбом и разработала прекрасный дизайн для квартиры. Ну, а ваш список будет о том, что важно для вас. Возможно, вы запишете больше десяти достижений. Когда я веду занятия, иногда прошу студентов довести список до полусотни.
Наиотвратительнейшая черта жадности – неблагодарность.
СенекаНе усложняйте
Солнечный день сияет новенькой монеткой. На небе ни облачка, и от горизонта до горизонта простирается лишь бескрайняя голубизна. Дерево за деревом в Центральном парке просыпаются от прикосновения весны. Радостно проносятся мимо бесчисленные бегуны. Молодые мамы и папы, кто поодиночке, кто парами, толкают детские коляски по усыпанным мелкими камушками дорожкам. Погода дурманит, кружит голову, объявляет непререкаемо: «Вот теперь зиме конец». Два дня назад, вечером, возвращаясь на такси из Сохо, я проезжала церковь, над воротами которой склонилась великолепная цветущая магнолия. И вот я пишу эти строки, а дерево под окном моего кабинета спешно одевается листвой.
Этим утром мне позвонила писательница в творческом кризисе. Ей опять пришлось заняться синопсисом, с самого начала пройтись по тексту и внести правки. Она сказала, что знает, что нужно написать, но не хочет начинать без вдохновения. Она подумала, что, пожалуй, почитает немного, чтобы ощутить великолепие писателей прошлых лет, пусть даже их труды не зажгут в ней собственной искры.
«Я вот подумала, почитаю великих, может, вдохновлюсь», – сказала она. При этих словах у меня упало сердце. «Нужно найти что-нибудь реально интересное, – продолжала она. – Синопсису нужно броское начало, такое захватывающее». Неудивительно, что у нее случился творческий ступор – с такими-то планами!
Я тактично сообщила ей, что в погоне за совершенством можно лишь усугубить свой ступор и что лучше бы ей просто начать писать – пусть плохо, если без этого никак, – а потом посмотреть, что получится. В «плохом» тексте очень часто скрываются семена «хорошего». Мы не стараемся добиться совершенства, оно приходит незваным и тайком. Главное – отключить самооценку. Для этого существует несколько способов, и основной – в стремлении быть полезным.
Будь хорошим животным, слушай свой инстинкт.
Дэвид Лоуренс«Ты никогда не пыталась писать, проникнувшись духом служения?» – спросила я ее.
«У меня с духовностью как-то не складывается, – ответила она с явной ноткой раздражительности в голосе. И через мгновение добавила: – Но я в таком отчаянии, что уже готова на все».
Я предложила ей повесить над столом тот же девиз, которому когда-то научили меня: «О’кей, Бог, ты позаботься о качестве, а я – о количестве». В трубке замолчали. Я практически вживую слышала ее мысли – «как слащаво!». На этом месте она вежливо свернула разговор и повесила трубку.
Что ж, для того, чтобы преодолеть творческий ступор, я готова быть слащавой. На своем жестоком опыте я узнала, что с моим внутренним художником нужно обращаться как с ребенком. Ему требуется чувство безопасности. (К счастью, детские стихи слащавы по определению.) Быть может, мне хотелось бы, чтобы все было иначе, но та часть меня, которая занята творчеством, юна и уязвима. Чтобы работать плодотворно, я должна оберегать внутреннее невинное существо. А значит, не усложнять.
Я не могу контролировать мир вокруг, но мне подвластен мой внутренний мир, в котором я творю. В моих силах сделать этот мир утопично простым. Пусть правила в нем будут ненавязчивы и справедливы, словно в детском саду. Незамысловатость эта сослужит добрую службу. Благодаря ей я могла и могу плодотворно творить. Пусть будут слащавые девизы. Пусть будут очень скромные рабочие нормы. Я не хочу обескураживать своего внутреннего художника хотя бы в том, что мне подвластно.
Как художник я лучше всего работаю, смиряясь. Я должна стремиться быть не более чем одной трудягой из множества, одним художником из многих. Конкуренции в этом раскладе места нет. Конкуренция порождает стресс. Стресс порождает зажимы, а зажимы порождают ступор. Считайте своего внутреннего художника эмоциональным подростком. Ему страшно очутиться в центре внимания. Свет софитов может вызвать у него паралич, ступор.
Чтобы свободно творить, я должна отказаться от стремления к победе, желания быть самой-самой, отказаться от ярлычков «потрясающе» и «великолепно», которые услужливо подсовывает мне эго. (Пусть эти эпитеты останутся критикам, когда настанет их час. Мне надо держать оборону.) Для работы требуется безопасное место, где нет никакой критики. Определив для себя правила игры, я не спеша двинусь дальше. Да, это прозвучит слишком просто, но я буду писать – по слову, по предложению, по абзацу, по странице. Установлю себе ежедневную и вполне реальную норму. Мало-помалу, изо дня в день: в итоге получится довольно солидно. Все, что мы делаем, всегда можно сделать лучше, но это не повод к бездействию. Призыв есть слона по кусочкам и слащавый девиз о количестве в противовес качеству помогают творить.
Разговор с пребывающей в творческом ступоре писательницей пошел мне на пользу, потому что в ее словах прозвучала подоплека моих собственных творческих кризисов. У писательницы все время находится оправдание, чтобы не писать прямо сейчас. Слушая ее, я узнаю собственный соблазн удариться в трагедию и осознаю, что трагизм будет уместен в рукописи, но не в жизни. Делясь с писательницей приемами, я и сама начинаю использовать найденные мною хитрости. Один из способов удержаться от погружения в трагедию – это Утренние страницы, которые я пишу ежедневно. Заполняя утренние страницы, я рассказываю о своих страхах, а потом кратко перечисляю, что могла бы сделать, чтобы от них избавиться. Вот, например, можно беспокоиться о деньгах или писать – и зарабатывать. Я в своем списке всегда выбираю вариант «писать». Когда пишу, денежные вопросы каким-то загадочным образом утрясаются без меня.
То, что мы называем судьбой, рождается из глубин самого человека, а не настигает людей извне.
Райнер РилькеНам неподвластно очень многое, но над собственным творческим процессом мы имеем полную власть. Всегда найдется какое-нибудь мелкое творческое дело, которое можно совершить, если мы готовы двигаться вперед, не зная наверняка, ждет ли нас удача. Пусть мы не сможем работать на том уровне, на каком хотелось бы, но сделать хоть что-то способны всегда.
Призрака, за которым гонишься, никогда не поймать.
Джон МалковичЯ не знаю, понравится ли моя книга издателю, но пишу каждый день. Актер не знает, примет ли его аудитория, но всегда учит новый монолог, и этот монолог пригодится ему на следующем прослушивании. Певец может распеться. Сочинителю песен никак не предлагают контракт на запись диска, но можно ведь написать еще одну песню. Иными словами, мы всегда можем работать из любви к делу. А когда мы распространяем любовь на творчество, в нас рождается гордость. Отдаваясь процессу созидания, а не потребности произвести товар на продажу, начинаем ощущать радость творчества.
Этот дивный день клонится к закату. Заходящее солнце золотит молодые листья. Кажется, будто мир окутан дымкой оптимизма. Снова поговорив по телефону с писательницей, которая переживает ступор, я слышу прекрасные новости – она решила не садиться за чтение, а все-таки попробовать писать. Она повесила над столом мой слащавый девиз и, к собственному величайшему удовлетворению, проработала целых две страницы, вновь обретя понимание, куда ей двигаться завтра. Когда она рассказывает о победе над ступором, голос ее ровен, в нем слышится собранность. Сегодня весь трагизм ушел в работу. Должно быть, есть все же Бог на небесах.