Амфитрион - Анна Одина

– What’s going on? – напряженно спросил Митя у водителя.

– Hey! – одновременно сказал Вахтанг с необъяснимым англо-грузинским акцентом. – What the hell you do?[29] «Are you doing», – мысленно отметил про себя Митя. Водитель молчал. Митя отстегнул ремень и нагнулся вперед, чтобы повторить, но никакого таксиста за рулем не обнаружил и похолодел.

– Вахтанг, – пробормотал он неуверенно, – а кто вел машину?

– Вах, мой брат, да! – раздраженно сказал Вахтанг, выпутываясь из ремня. – У него проблема с детства – его только в инфракрасном освещении видно!

Митя хмыкнул. Они вылезли из машины, и там Митя хмыкнул еще раз.

Действительно, вокруг них простирался Лондон: это было ясно на каком-то инстинктивном уровне благодаря тому же легкому чувству невольного вторжения, которое охватывает человека, оказавшегося в комнате, где прямо перед ним находился хозяин дома. Но это был не тот Лондон, который Митя ожидал увидеть, и не тот Лондон, к которому привык Вахтанг, ибо этот город был чист и пуст, как разлинованный, но не заполненный лист, и исполнен тихой бритвенной угрозы, как изувер, молча и со вкусом натягивающий резиновые перчатки.

– О нет, – тихо проговорил Вахтанг. – О нет, нет! – и добавил что-то на языке, которого Митя не сумел разобрать. – Битва? Мегания не готов к битве! – «А уж я-то как не готов!» – подумал Митя. Несмотря на это, Вахтанг извлек откуда-то из-под куртки маленький арбалет, в котором блеснула золотая стрела с раздвоенным наконечником.

Тогда-то в стенах зданий и в воздухе стали проступать высокие прозрачные силуэты. Казалось, им все равно, где находиться: некоторые появлялись прямо на земле, некоторые – между этажами, какие-то – над зданиями. Чистые глаза их смотрели прямо перед собой, за спинами этих существ были луки, а в волосах драгоценными звездами светились удивительные каменья. Этот беззвучный и бесстрастный отряд был полон воинственной возвышенности, как парад победителей, и своей гибельной красотою внушал восхищение и ужас.

– Кто это? – напряженно прошептал Митя, не в силах оторвать взгляда от прекрасных убийц.

– Разочарованный народ, – отвечал ему Вахтанг тревожно под нарастающий где-то вдали бой барабанов. – Изгнанники Эгнана. Хрустальные эфесты. Одна из двух великих сил Ура.

Другой бы на месте героя поинтересовался, кто же вторая великая сила, да и всеми прочими терминами, но наш Митя молчал: все-таки не за такими откровениями он прилетел в Лондон. С каждой новой секундой он чувствовал себя все более неуверенно (если так можно назвать это ощущение), но стоило ему обернуться, как неуверенность сменилась паникой: прямо за спиной его стоял очень высокий человек нежно-голубого цвета c изящным подобием епископской тиары на голове. Человек положил холодную руку на плечо Мите, и из нашего героя вышла всякая способность сопротивляться.

Вахтанг резко развернулся и приставил золотую стрелу к груди странного визитера.

– Отпусти его, царь, – потребовал он: как настоящий грузин, он был готов биться за своего гостя до конца. Но не успел Мегания договорить, как «царь» повел головой, и Вахтанг со сдавленным криком обрушился на землю, выронив арбалет. Стрела выпала из ложа и бесполезно звякнула. «Не надо было ему по-голливудски разговаривать… – подумал Дикий, – а надо было стрелять сразу, стрелять!»

– Митя! – простонал Вахтанг. – Будь осторожен… опасайся иссушающего ока!.. – с этими словами он потерял сознание, а возможно, и вовсе испустил дух – Митя не смог бы определить.

«Царь» тем временем оглядывал Митю как осетрину, в свежести которой сомневался. Затем он отвернулся, дав Мите возможность изучить его профиль, прикрыл глаза и приподнял тиару, вновь обратив на Митю взгляд, на сей раз взгляд третьего ока – очевидно, того, которое Вахтанг и назвал иссушающим, – круглого, с безжалостным зрачком, вставшим стальным лезвием на фоне алого колодца. Этот-то зрачок с легкостью и вспорол Митину прошлую жизнь, прошел по его мыслям, чувствам и воспоминаниям, а особенно подробно задержался на событиях последних недель. Ощущение было таким, как будто тебе разделяют ткани скальпелем, но настолько искусно, точно и легко, что боли ты не чувствуешь, ощущая лишь некое фундаментальное несогласие ситуации с установленным порядком вещей, как будто скребут ножом по фарфоровой тарелке.

Царь – а это был Раки́ – отпустил Митю и вновь прикрыл свой ужасный глаз хрустальной тиарой.

– Странно, – сказал он.

Уже в следующую секунду разочарованный народ пропал. Исчезли меткие стрелки, зависшие в воздухе, испарились полуспящие фигуры в контурах домов, ушел и сам Раки. На улице было пусто, но не предгрозовой пустотой, как раньше, а пустотой ожидания, только и предвкушающей, как бы заполниться людьми. Митя присел на корточки около Вахтанга, исполнившего роль мученика Себастьяна; тот ровно дышал, но на внешние раздражители не реагировал, и, полежав так несколько секунд, тоже растворился в воздухе вслед за мистическим воинством.

Мите захотелось плакать. «Да что же это такое-то, черт побери, – подумал он, – нельзя мне было устроиться на какую-нибудь простую работу?!»

Подчиняясь парадоксальным законам реальности, водитель сидел за рулем и безмятежно курил, ни на что не реагируя. Стоило Мите закрыть дверь, как машина тронулась. «Что ж, – решил Митя с непонятно откуда взявшимся оптимизмом, – ладно, на фирме помогут». Он расслабился, насколько смог, и выглянул в окно. Пока он смотрел на проезжающие мимо дома, одно соображение вдруг выплыло на передний край его сознания, помахав алым парусом. Когда Раки «сканировал» его мозг, а сам Митя лишь стоял в сторонке и беспомощно наблюдал за этим надругательством, эфестский царь увидел и Алену, и Рагнарёка, и Роберта Саркисовича, и Митину маму, и даже Страттари.

Но Заказчика – а ведь он произвел такое впечатление на Митю! – там не было вовсе. Вот ведь какое дело.

Машина вильнула, как будто водитель вдруг забыл, по какой стороне дороги ему ехать. Митя поглядел перед собой, но кэб уже остановился. Водитель оглянулся и жизнерадостно сообщил: «Hermes street, guv!»[30].

Митя расплатился и задумался – название Гермес-стрит ему о чем-то говорило. Он решил проверить догадку: достал из заплечной сумки книгу в привычном переплете и открыл на одной из первых страниц, потом, почитав, закрыл и посмотрел на обложку. Это были все те же «Ваши самые полезные страницы», врученные ему загадочными книготорговцами в московском Последнем переулке, только теперь эти страницы – видимо, после культурной акклиматизации – самоперевелись на английский и назывались Your Most Useful Pages. Все было верно; как и было обещано в начале, лондонский офис находился в том самом месте, которое следовало проецировать на Москву, чтоб получить местоположение офиса московского. Вздохнув, Митя проследовал внутрь здания, мимоходом удивившись, что компания расположилась в таком обычном районе – здесь все было как-то ново и прямоугольно.

В отличие от сноба-Страттари, руководитель лондонского филиала «Гнозиса» сидел вместе со своими сотрудниками, правда, выглядело это довольно странно. Значительную часть внутреннего пространства офиса – а оно было многоэтажным, места работников находились на нескольких уровнях по периметру огромной внутренней пустоты – занимало нечто, напоминающее трехэтажный стол, внутри которого между уровнями на стуле, похожем по конструкции больше на лифт, перемещался рыжий человек в светлом костюме с искрой и франтовато повязанном галстуке. В целом этот ансамбль впечатлял и подавлял своей законченной сюрреалистичностью. Увидев Митю, хозяин кабинета сноровисто опустил свой лифтостул на один уровень с пришедшими.

– What ho! – бодро поприветствовал он Митю. – My name is Brian Fardarrig, I run this little shop here[31].

– Pleasure, – вежливо сказал Митя, протягивая руку. Брайан Фардарриг пожал ее, немного наклонив голову, и зачем-то осмотрел (совсем быстро – так, чтоб это не было неприлично) пожимаемые пальцы.

– И мне, и мне приятно – что за благословенный день! – отреагировал он (удивительный ирландский акцент заставлял слушателя думать, что говоривший жевал ежа). – Москвич из холодной страны прилетает к нам в дождливую Англию… Хм. Кофе?

Все это он сказал без перерыва. Глядя на Фардаррига, Митя в первый раз в жизни понял, что значит столь излюбленный литературой термин «смеющиеся глаза». Хотя сам Брайан вовсе не смеялся и не хлопал себя ладонями по коленям, глубоко в глазах у него перекатывалась золотая искра, заставлявшая собеседника заподозрить, что он нет-нет, а и сорвется сейчас в смех.

– Так что же – кофе, чай, вкусные пирожные, здоровые корешки? – уточнил Фардарриг.

– С удовольствием выпью кофе, спасибо, – сказал Митя. Они с Фардарригом тем временем дошли до странного рабочего места и поднялись на второй уровень. При ближайшем рассмотрении оказалось – Митя даже не стал задумываться, как, – что удивительный стул Брайана действительно был лифтом, а то, что Митя издали принял за гигантский трехэтажный стол, оказалось стеклянным кабинетом со стеклянной же мебелью. Это не объясняло, почему соотношение пропорций владельца и помещения казалось издали совершенно иным, но Митя давно уже решил запастись терпением – вплоть до момента, когда уже не будет никакой мочи. Он послушно сел и приготовился излагать план. Однако против ожидания говорить стал Фардарриг.