Моя жизнь под землей (воспоминания спелеолога) - Норбер Кастере

— Какая глубина? — спрашиваю я.

— У меня слишком мало опыта в таком зондировании на слух, но, мне кажется, не менее ста метров.

Ошибки и преувеличение — явление обычное, можно сказать, классическое. Я беру камень величиной с кулак и бросаю его в пустоту в самом центре колодца, чтобы по возможности избежать ударов о стены. Камень летит со свистом, все же ударяется о стены и наконец падает, по-видимому, на осыпь, катится по ней и останавливается.

— Пятьдесят метров, — говорю я решительным тоном, — если учесть сопротивление воздуха, рикошеты и скорость возвращения звука, то есть весь комплекс факторов, который очень трудно поддается оценке.

Слишком много источников возможных ошибок, поэтому такого рода акустические зондажи почти всегда обманчивы. В данном случае, поскольку камень падал строго по вертикали, результаты оказались приемлемыми. Позднее, при спуске, взяв с собой лестницу и веревку, мы убедились, что дно колодца Жель находится на глубине пятидесяти двух метров.

Для обратного спуска на дорогу, где в канаве спрятаны наши велосипеды, мы выбираем другой склон горы, чтобы пройти через деревню Жиросп, где, как мне сказали, есть провал в земле прямо посреди улицы. Наше внимание привлекает вьющаяся тропа, и мы ускоряем шаг. Метрах в двадцати слева я замечаю выход скалы. Заметить еще не значит увидеть, но теперь я рассматриваю его внимательно и вижу нечто похожее на вход или ложный вход в грот. Я показываю его Элизабет, и по обычаю, решив не пренебрегать никакими приметами подобного рода, мы направляемся к нему. Ничего интересного не обнаруживаем: совсем мелкая впадина метра два в глубину. Пока я пытаюсь объяснить моей спутнице, что существует много всяческих неровностей почвы, которые выглядят, как пещеры, но при ближайшем рассмотрении оказываются пустой видимостью, я замечаю, что впадина, о которой идет речь, кем-то нарочно завалена камнями. Часто так поступают охотники с норами и трещинами, в которых могут укрываться барсуки и лисы. Но в данном случае камни слишком велики и хорошо пригнаны. Кроме того, мох и лишайник покрывают их и соединяют в одно целое со скалой, свидетельствуя, что работа проделана очень давно. Меня охватывают сомнения, и я пытаюсь разобрать камни.

— Не знаю, есть ли под ними пещера, — говорю я жене, которая с удивлением смотрит, с каким жаром я принимаюсь за работу, — но мне кажется, мы скоро это выясним.

Растянувшись на животе, я вытаскиваю мелкие камни и передаю их жене, которая складывает их в кучу позади себя. Засунутые в щели камни крепко пригнаны друг к другу. Вытащив их, я открываю отверстие величиной с кулак и ввожу в него зажженную свечу, но она освещает плохо, так как я сам еще нахожусь на дневном свете. Удаленная земля и щебень уже образовали за нами небольшую горку. С трудом мне удается вытащить из щели между двумя блоками известковую плитку. Образовавшаяся лазейка еще слишком узка для меня, но тоненькая Элизабет решила попытаться пролезть в нее ногами вперед и разведать, что находится дальше. Извиваясь, как червяк, она уже почти исчезла в дыре. Я сжимаю ее плечи, расправляю складки свитера, чтобы не образовывалось валика, и наконец ей удается победить эту узкую щель, она успешно пролезает в нее и оказывается по ту сторону.

Я подаю ей свечу, она делает несколько шагов и возвращается, потрясенная.

Оказывается, это пещера! Почва идет под уклон, высота свода почти в рост человека, но так темно, что почти ничего не видно. Там, внутри, ей легче и удобнее, чем мне: ведь я работаю лежа, головой вниз. Она пытается увеличить проход, чтобы я тоже смог проникнуть внутрь.

Как я уже говорил, с недавнего времени мы начали применять ацетиленовые лампы, но сегодня мы отправились просто на рекогносцировку, и у нас с собой всего одна свеча. И с таким жалким освещением нам приходится исследовать пещеру!

С первых же шагов я слышу какой-то особенный хруст под ногами Элизабет. Землистый и очень покатый пол усеян человеческими костями и глиняными черепками. Нам приходится передвигаться с величайшей осторожностью, сильно нагнувшись, чтобы лучше "прочесать" пол.

На следующий день мы вновь оказались у входа в эту откупоренную нами пещеру, о которой никто не подозревал и которую мы назвали пещерой Жиросп по названию деревни, расположенной у подножия горы.

На этот раз у нас с собой ацетиленовые лампы, и мы можем внимательно осмотреть всю пещеру, которая круто идет вниз и насчитывает в длину метров семьдесят при высоте свода почти в человеческий рост, а местами гораздо ниже. Однако все наше внимание поглощено полом, и мы убеждаемся, что многочисленные человеческие скелеты, в том числе несколько детских, не были захоронены. Они разбросаны в полнейшем беспорядке.

В дальнейшем вход в грот был полностью расчищен, и мальчишки вместе с самозваными археологами перевернули, переломали все внутри и растащили кости и черепа. Грот был разорен без всякой пользы для науки, и его исследование стало невозможным.

Что касается меня, то с самого начала я был очень заинтригован и сообщил о нашей находке академику Камиллу Жюльену, который всецело согласился с моими предположениями и даже подкрепил их историческим свидетельством, содержащимся в "Комментариях" Цезаря.

В "Комментариях" говорится, что при завоевании Галлии Цезарь, или, точнее, Помпеи, поскольку речь идет о Пиренеях, много раз приказывал замуровывать в пещерах и душить дымом аквитанцев. Маленький грот Жиросп, по-видимому, был как раз одной из тех пещер, где замуровали и умертвили целые семьи несчастных галлов. Каменные блоки, закрывающие вход в пещеру, неописуемый беспорядок, в котором валялись скелеты, скудость бытовых предметов, — все это наводит на мысль, что пещера Жиросп была свидетелем убийства невинных жертв (присутствие детских скелетов отвергает предположение, что это могли быть пленные галльские воины).

Мы покинули эту мрачную пещеру с тяжелым чувством и больше в нее не возвращались: до такой степени потрясло нас зрелище, открывшееся нам, и мы живо представили себе ужасную трагедию, которая здесь когда-то разыгралась.

На следующий год, во время пребывания в Сен-Жан-де-Люз, куда я привез жену и детей (Рауля четырех лет и Мод двух лет), я прочесывал на велосипеде Страну Басков в поисках пещер. Проезжая мимо деревни Сар, увидел объявление о пещере, специально приспособленной для посещения туристов, и сделал крюк, чтобы побывать в ней.

Вход в грот Сар находится под очень живописным портиком, но сама пещера не оправдывает надежд, вызванных таким театральным входом. Коридоры пещеры очень заурядны, их не спасает даже хорошее электрическое освещение. Я шел по пещере вместе с группой туристов, приехавших на автобусе с гидом, который навязчиво указывал на формы и силуэты некоторых выступов скалы и сталактитов, пытаясь заставить нас согласиться, что они напоминают пагоды, статуи и даже окорока, подвешенные к потолку.

Но все же в этой пещере мне при шлось увидеть захватывающее зрелище. Проходя через один из залов, наш гид сказал что-то о доисторических людях, живших в пещерах, и, повернув электрический выключатель, осветил один из закоулков, до этого погруженный во тьму. О, неожиданность! Мы увидели семью, собравшуюся у примитивного очага. У сложенного из дров костра (крестообразно положенные поленья были снизу подсвечены красной электрической лампочкой) сидели на корточках старик, женщина и двое детей с всклокоченными волосами, одетые в звериные шкуры, пожирая заднюю ногу каменного барана или северного оленя, а двое охотников, тоже одетые в шкуры, вооруженные дубинами, бросали к очагу тушу убитого ими медведя.

Вся эта группа, быть может, несколько наивная и грубая, представляла собой любовную и трогательную реконструкцию семьи мустьерской эпохи. Окружающая обстановка помогала воображению, и, можно сказать, все это выглядело весьма внушительно.

Эта группа (с тех пор она пропала, а жаль) обязана своим происхождением резцу, или, вернее, мастерку, художника Габа из По. Персонажи, одетые в настоящие меха, были, вероятно, сделаны из цемента, если учесть сырость в пещере. Ничего интересного, кроме этого мустьерского семейства, в пещере Сар нет, и все же она производила на туристов сильное впечатление. Под влиянием только что увиденного, полный мыслями о первобытном человеке, я направился на велосипеде к испанской границе, которую пересек между двумя деревушками — Данчария и Данчаринея, разделенными рекой Нивель. На испанской территории я покинул дорогу в Пампелун и въехал в расположенный вблизи границы маленький известняковый массив, богатый пещерами. Здесь очень много подземных ручьев, и здесь же бытуют бесконечные рассказы и легенды о пещерах, проходящих под самой границей. В местности, где контрабанда пользуется большим почетом и где ею занимаются очень активно, подобных историй рассказывают много, и все принимают их за чистую монету. Я приехал не для того, чтобы искать подземные пути, соединяющие Францию и Испанию, а лишь желая внести в свой перечень еще несколько пещер. Я этим сжимался с большим упорством, помногу раз возвращаясь в эти места, а моя жена, которая не могла покинуть побережье, целыми днями плавала и ныряла и учила плавать Рауля и Мод.