Слой - Евгений Прошкин

— Ты не мужик, ты карикатура, — сказал Константин. — Чего третий не прихватил? Мог бы в жопу себе вставить. Тебе пойдет.

— Подонок! Мразь! — выдохнул Петухов, устремляясь навстречу.

Костя отбежал назад и, подняв велосипед, метнул его в разгневанного супруга. Тот врезался головой в раму и выронил ножи. Вдобавок поскользнувшись на размазанной по линолеуму капусте, он схватился за стоявший рядом комод, стянул с него покрывало с какой-то пыльной требухой и все равно упал.

— Скажи мне адрес, тварь слюнявая, — процедил Костя. — Скажи, где Нуркин, и я уйду.

— Где живет, мне неизвестно. Только телефон. Он у бывшего сокурсника.

— Давай. Но без фокусов, у меня с собой сотовый. Позвоню и проверю. Обманешь — у твоей бабы станет партнером больше.

— Не смей! — заверещала Ленок. — Ты же видишь, он псих! У Владика неприятности будут!

— Неприятности?! — взорвался Петухов. — А у нас, по-твоему, что? Из-за твоего брательника! Он что-то натворил, а приходят к нам!

— Диктуй, — напомнил Костя. — И попробуй ошибиться хоть на одну цифру.

Петухов назвал номер. Константин для гарантии Повторил и без лишней канители воткнул ему в ребра нож.

Ленок сползла по дверному косяку и зашлась в беззвучном вое.

— За что? — шептала она. — Он все правильно сказал! За что ты убил, сволочь?

— Не могу же я вас оставить, — виновато проговорил Костя. — Вы его предупредите. И милиция. Лишние хлопоты.

— Ты обещал уйти... Ты обещал, сволочь! Позвони и убедись. Он там. Влад там... Зачем ты убил?..

— Откуда у меня сотовый, дура? — всплеснул руками Костя. — Я ж простой учитель. А уйти — конечно, уйду. Сейчас.

Костя заглянул к Елизавете — та возилась с окровавленным Толиком. Сервант лежал на боку, повсюду валялись искрящиеся осколки. Острые грани чешского хрусталя отсвечивали розовым. «По колено в крови», — невпопад вспомнил Константин. Вроде игра такая есть компьютерная.

Он наступил Петухову на грудь и вытащил лезвие. Какие уж тут игрушки...

Последующее воспринималось скорее сном, чем явью. Ликвидировал свидетелей, потом долго ковырялся с газовой колонкой, отмывал руки, застирывал пятна на ветровке, искал в квартире чистое полотенце, заворачивал нож в газету, спускался по лестнице — все на автопилоте. Поймал такси до «Филевского парка», оттуда — еще куда-то, потом до «Спортивной», потом деньги кончились, и он пошел к метро.

Сегодня ЭТО уходило не рывком, а полегоньку.

Отпускало, как малая доза спиртного, — незаметно.

Незаметно Костя запамятовал, где именно выкинул нож. Это не взволновало, наоборот, перестало интересовать. Незаметно утонули в усталости детали: как резал, как добивал, как хрипела Елизавета. Он уже не мог вспомнить ничего, в голове торчал лишь ненужный адрес, но и дом сотника вскоре оторвался от его личного опыта, стал просто домом — тем, что напротив школы, сразу за магазином «Мелодия».

Константин сунул билет в прорезь и, миновав Турникет, по глупой привычке посмотрел на обратную сторону. Беда с этими билетами. Не успеешь купить, уже кончаются. Он пожал плечами и бросил карточку в урну.

— Костюнь, где ты был? — обеспокоенно спросила Настя. — Я уже звонить собиралась.

— Звонить? Кому?

— Кому-кому... Морги, больницы... Что ж ты у меня такой обидчивый? — Она жалостливо хлюпнула и кинулась ему на шею. — Ну прости, прости, Костюнчик, родной. Ляпнула, не подумала. Не надо никаких денег, люди вон по году зарплату не получают и ничего, живут. А у нас все хорошо. Покушать есть, одеть тоже. Ты больше так не пропадай, не пугай меня, Костик.

— Да чего ты?.. — застеснялся он. — Я ведь это...

Константин пошарил по карманам, но давешних четырехсот рублей там не оказалось. «Бог дал — бог взял», — решил он.

— Я с самого утра места себе не находила. Ты был такой... такой...

— Ну? Какой? — спросил Костя, счастливо улыбаясь и прижимая ее к себе.

— Чужой был. Страшный, — судорожно сглотнув, проговорила Настя. — Я тебя таким никогда еще не видела. Тебе отдохнуть надо. Пошлем всех на фиг, съездим к родителям на дачу, а?

— Только на выходные, Насть. Пока отпуск не начался, могут в школу вызвать.

— Ну да. Ну и ладно. Тогда на выходные. Я завтра матери позвоню. Она рада будет. Ты поешь, целый день голодный.

Костя разделся и, вымыв руки, сел за стол. Настя все порхала вокруг: поставила на плиту чайник, налила супа, густо помазала хлеб маслом.

— Приходил какой-то странный человек, — сказала она, гремя в ящике ложками. — Я дверь открыла — он стоит, молчит.

— Может, грабитель? — хмыкнул Константин.

— Не. Тихий такой, печальный. Будто он один на всем белом свете.

— Ты поосторожней. Сейчас полно ненормальных бродит, — сказал Костя, надкусывая бутерброд и склоняясь над тарелкой.

Настя, молодчина, сварила кислые щи. Кислые щи он любил.

* * *

— Вот здесь, перед «Мелодией». Не проскочите, там поворотик маленький.

— Обижаете, — ответил таксист. — Мы ничего не проскакиваем. Тем более вы сегодня второй.

— Да? — рассеянно вякнул Петр.

— Второго сегодня сюда везу. Улочка с гулькин хвост, а спросом пользуется. Старый центр, он все-таки...

— Путаете, наверное. Есть такое явление, называется дежа-вю.

— "Путаете"... — насупился водитель. — Да я вас и через месяц узнаю, это профессиональное. Странный был пассажир. Про взрывы какие-то... Зато расплатился — грех жаловаться, — нескромно добавил он.

«Волга» круто повернула у двадцатичетырехэтажной башни, и Петр, обведя взглядом здание, отметил, что витрины целы, а на светло-серой стене нет и намека на копоть. Даже вывеска, спаянная из неоновых трубок, нисколько не пострадала. Голубая граммофонная пластинка мигала и вертелась в штатном режиме.

— Вот те раз! — воскликнул таксист. На маленьком перекрестке за Арбатом стоял инспектор. Подвесные фонари над мостовой не горели, а свет рекламных огней сюда почти не доходил, и в темноте выделялся лишь яркий пунктир жезла. «Волга» закончила поворот, и фары напоролись на белые нарукавные полосы регулировщика. Напротив школьной ограды блеснули катафоты. Две пары, три, четыре... Петр не досчитал — инспектор заставил таксиста свернуть, и красные глазки погасли.

Петр уплатил, принципиально не дав ни копейки сверху, и вышел на свежий воздух. Настоящей московской жары еще не было. Днем дома и асфальт грелись, но не раскалялись, и с заходом солнца наступала оживляющая прохлада. Люди чувствовали себя лучше и становились активнее. Вот и сейчас, несмотря на то что перевалило далеко за полночь, вдоль милицейских ограждений расхаживало, шепчась и покуривая, десятка три зевак.

Оба тротуара были забиты служебными машинами. Кроме трех «Скорых», Петр увидел два «Москвича» с мигалками, «газик» и утлый корейский минивэн с надписью «лаборатория». Еще дальше, у музея Цветаевой, примостился дряхлый омоновский автобус типа «Фердинанд». Автобус был пуст.