Мои воспоминания - Илья Толстой

   Все статьи были без подписей, и был уговор не подсматривать почерков, -- но, несмотря на это, мы всегда почти без промаха угадывали авторов или по слогу,

   111

   или по его смущению, или, наоборот, по натянуто-равнодушному выражению его лица.

   Когда я был мальчиком и в первый раз написал в Почтовый ящик французские стихи, я так смутился, когда их читали, что спрятался под стол и просидел там целый вечер, пока меня оттуда не вытащили насильно.

   После этого я долго не писал ничего и всегда больше любил слушать чужое, чем свое.

   Все "события" нашей яснополянской жизни так или иначе откликались в Почтовом ящике, и никому, даже большим, не было пощады.

   В Почтовом ящике выдавались все секреты, все влюбления, все эпизоды нашей сложной жизни и добродушно осмеивались и живущие и гости.

   К сожалению, многое из ящика пораспропало, часть сохранилась у некоторых из нас в списках и в памяти, и я не могу восстановить всего, что было в нем интересного. Вот некоторые вещи, наиболее интересные (из эпохи восьмидесятых годов).

   "Старый хрен" продолжает спрашивать. Почему, когда в комнату входит женщина или старик, всякий благовоспитанный человек не только просит его садиться, но уступает ему место?

   Почему приезжающего в деревню Ушакова или сербского офицера не отпускают без чая или обеда?

   Почему считается неприличным позволить более старому человеку или женщине подать шубу и т. п.

   И почему все эти столь прекрасные правила считаются обязательными к другим, тогда как всякий день приходят люди и мы не только не велим садиться и не оставляем обедать или ночевать и не оказываем им услуг, но считаем это верхом неприличия.

   Где кончаются те люди, которым мы обязаны?

   По каким признакам отличаются одни от других?

   И не скверны ли все эти правила учтивости, если они не относятся ко всем людям? Не есть ли то, что мы называем учтивостью, обман, -- и скверный обман?

   Лев Толстой". "Спрашивают:

   "Что ужаснее: скотский падеж для скотопромышленников или творительный для гимназистов?"

   Л. Толстой.

   112

   "Каких лет следует жениться и выходить замуж?"2 "Таких лет, чтобы не успеть влюбиться ни в кого прежде,

   чем в свою жену или мужа"

   Л. Толстой".

   "Просят ответить в будущий раз на следующий вопрос.

   Почему Устюша, Маша, Алена, Петр и пр.4 должны печь, варить, мести, выносить, подавать, принимать... а господа есть, жрать, сорить, делать нечистоты и опять кушать?

   Л. Толстой".

   "Из апрельского номера "Русской старины" 2085 года. Жизнь обитателей России 1885 года можно по дошедшим до нас богатым материалам этого времени восстановить приблизительно в следующем виде. Возьмем хоть ту местность Ясной Поляны, в которой теперь находится дом собрания. Местность эта была обитаема в 1885 году семьюдесятью семействами благородных тружеников, поддерживавших в то время, несмотря на тяжесть условий, свет истинного просвещения -- науки общежития и труда для другого и искусств возделывания полей, постройки жилищ, воспитывания домашних животных -- и двумя семействами совершенно одичавших людей, потерявших всякое сознание не только любви к ближнему, но и чувства справедливости, требующего обмена труда между людьми. Семьдесят семейств, просвещенных по тому времени людей, жили на тесной улице, работая, и старый и малый, с утра до вечера и питаясь одним хлебом с луком, не имея воможности заснуть в день более трех-четырех часов и вместе с тем отдавая все, что у них требовали, тем, которые брали это у них, кормя и помещая у себя странников и прохожих людей и развозя больных и отдавая своих лучших людей в солдаты, то есть в рабство тем, которые этого у них требовали. Два же дикие семейства жили отдельно от них среди просторных тенистых садов в двух огромных, равняющихся величине пятнадцати домов образованных жителей и держали себе до сорока человек людей, занятых только тем, чтобы кормить, возить, одевать, обмывать эти два дикие семейства. Занятие диких семейств состояло преимущественно в еде, разговорах, одеванье и раздеванье"

   113

   игрании на инструментах, странных сочетаний звуков и в чтении или любовных историй или в заучивании самых бессмысленных, ни на что не нужных правил и часто самых кощунственных сочинений, называемых священными историями и катехизисами. Удивительно было то, что люди этих диких семейств эту самую свою развращенную праздность называли трудом, часто даже тяготились им и всегда гордились своим невежеством и праздностью. Жизнь диких семейств состояла в том, что...5.

   Л. Толстой".

   "Одна дама садилась в пролетку и была в затруднении, куда положить пальто, так как было жарко. Заметив это, кучер сказал: "Пожалуйте, сударыня, мне".

   -- Куда?

   -- Под ж..у.

   Все присутствующие застыдились.

   Дамы в 1885 году носят турнюры и не стыдятся.

   Один помещик взял из деревни лакея для выезда и гулянья в ливрее за барышнями. Выйдя из магазина с бывшим с ними кавалером, барышни не нашли бывшего лакея. Они стали оглядываться и дожидаться. Лакей вышел из ворот.

   -- Где ты был? -- спросила одна девица.

   -- Для сабе ходил, -- отвечал лакей, Барышни чуть не умерли от стыда.

   Дамы, девицы, господа, женатые и холостые, заставляют чужих людей убирать свои комнаты со всем, что включено в это понятие. И не стыдятся/

   Л. Толстой".

   "Какое сходство между ассенизационной бочкой и светской барышней? И ту и другую вывозят по ночам.

   Л. Толстой".

   "Какая бы была разница, если бы Илья не бегал за лисицами и волками, а лисицы и волки бегали бы сами по себе, а Илья бегал бы по дорожке от флигеля [до] дома?

   Никакой, кроме удобства и спокойствия лошадей.

   Л. Толстой".

   114

   У тети Тани, когда она бывала не в духе из-за пролитого кофейника или проигранной партии в крокет, была привычка посылать всех к черту. На это Лев Николаевич написал рассказ "Сусоqчик".

   "Дьявол -- не главный дьявол, а один из ординарных дьяволов, тот, которому поручено заведование общественными делами, называемый "Сусоqчик", был очень встревожен 6 августа 1884 года. С утра стали являться к нему посланные от Татьяны Андреевны Кузминской.

   Первый пришел Александр Михайлович, второй -- Миша Иславин, третий -- Вячеслав, четвертый -- Сережа Толстой и под конец Лев Толстой-старший, в сообществе князя Урусова. Первый посетитель, Александр Михайлович, не удивил Сусойчика, так как он часто, исполняя поручение супруги, являлся к Сусойчику.