Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба» - Василий Звягинцев

И слишком уж этот «Президент» сейчас пытается… Да, именно пытается выглядеть «соответствующим должности». А этого не надо. Пытаться. Сам он, ещё тридцатилетний капитан, заезжал, небритый, в пропотевшем кителе, на глухую таёжную станицу, от которой за трое суток переменным аллюром никуда не доскачешь, и полдюжины заслуженных дедов, на вечерние посиделки у правления выходившие в выцветших гимнастёрках, при крестах и медалях, инстинктивно, пусть и с достоинством, вставали и отдавали честь. И не ехали при этом впереди него машины с мигалками, кортеж мотоциклистов (эти тонкости здешней жизни Секонд ему показал на видеороликах).

Три казака позади, верный Миллер, или Чекменёв рядом — и достаточно. Пять патронов в карабине, десять в «маузере». Вот в этих пределах ты и человек. Само собой — глаза при тебе, руки-ноги, сила и реакция. «Благословение Господне» — как получится. «Ему там» виднее. Захочет — снаряд, точно в тебя направленный, рядом упадёт и не взорвётся. Захочет — шею сломаешь, не на тот край лавочки сев.

Олег Константинович улыбнулся. Секонд и Миллер знали эту добродушную, одновременно хитрую улыбку.

— Может быть, для укрепления взаимного доверия согласитесь принять моё предложение? — спросил он у Президента, заведомо не рассчитывая на позитивный ответ. — Тут до моей летней резиденции не так уж далеко. Посидим, поговорим. Приму по-царски… — опять якобы с усмешкой. — Посмотрите, как при «военно-феодальном строе» живём.

Это уже откровенная подколка, на основе почерпнутых Императором из нескольких доставленных флигель-адъютантом отсюда книг, написанных в стиле марксистско-ленинского понимания истории. Ничего, кроме отвращения, они у него не вызвали.

— Спасибо… — Президент замялся. «Вашим Величеством» называть собеседника явно не хотелось.

— Да Олег, и всё, — понял его затруднение Император.

— Олег… Спасибо за приглашение, «царский обед» нам и здесь скоро накроют. Но вы должны понять…

— Да не затрудняйся ты так, — вдруг перешёл на «ты» Олег Константинович. — Свои же люди. Давай я тебе лучше подарочек сделаю…

Президент насторожился.

Он, в отличие от президента американского[43], догадывался, что подарочки оч-чень разные бывают. От иного долго-долго не сообразишь, как избавиться. Да и «отдариться» не всегда получается.

Император сделал жест в сторону войскового старшины Миллера. Тот немедленно извлёк из внутреннего кармана куртки (адъютантской полевой сумки с собой не взял) не слишком большую, обтянутую вишнёвым бархатом коробочку.

— Возьми, товарищ (другого слова Император не нашёл, кроме этого, очень почётного обращения, к большевикам отношения не имеющего[44]), просто в память нашей встречи. — О том, как это слово воспримут аборигены, он не задумался.

Президент взял, оснований отказаться не было, хотя Контрразведчик непроизвольно дёрнулся.

Внутри лежал орденский крест, размером с Георгиевский третьей степени, но иной формы, выполненный из золота, с чёрно-белой эмалевой окантовкой лучей, с кольцом для шейной, сейчас отсутствовавшей ленты.

— Это не орден, макет, — пояснил Олег Константинович. — Пока не утверждённый, но исполненный в натуральную величину и из натуральных материалов…

— Действующая модель паровоза в натуральную величину, — вроде бы буркнул себе под нос Писатель, но все услышали.

— Вот именно, друг мой, вот именно, — немедленно отреагировал Император. — Вы и раньше, как я заметил, проявляли должную быстроту мышления, так я попрошу вас к себе в гости независимо от точки зрения политической.

Нет времени сейчас описать выражения глаз, лиц, а главное — мысли людей с президентской стороны стола. Достаточно одной, Журналиста: «Трепач, ничего для собственного успеха не сделал, а в „мэтрах“ обозначился. И сейчас совсем не в тему ляпнул, и на тебе, личное приглашения! Я первый туда сходил, и что?»

Причём мнение это было совершенно дружеское. Без тени зависти или желания навредить, точно как непроизвольный вскрик — собрался то ли на мизер, то ли на тотус упасть, просчитал, заслабило, партнёру прикуп отдал. А там либо два туза в жилу, либо две «хозяйки». И тебе и ему одинаково, на двенадцати картах игралось. Но ведь обидно же! Сам Боб Власов, любимый партнёр, чуть не Капабланка в «префе», и тот в таких случаях едва не до слёз расстраивался.

Президент «макет» орденского знака принял. Внимательно его осмотрел, с особым вниманием прочёл «девиз»: «Рука всевышнего отечество спасла!»

— Это по какому случаю? — на всякий случай спросил, ибо в истории «параллельной», естественно, был не силён. Но что-то такое ему эти слова напоминали.

Что так называлась весьма популярная в тридцатые годы уже позапрошлого века драма Кукольника, Нестора Васильевича, изданная раньше «Ревизора» Гоголя и «Героя нашего времени» Лермонтова, он не помнил, но, как известно: «Высшее образование — это то, что остаётся, когда всё выученное забывается».

Император умел «руководить процессом». Не считал нужным отвечать сам, если подчинённые могли это сделать лучше или видел для себя «некоторый урон».

Не войсковой старшина Миллер, державший в руках коробку с наградой, а флигель-адъютант Ляхов, по незаметному знаку, ответил со всем возможным пиететом к любым проявлениям «щепетильности»[45] со стороны здешнего правителя. Так, «чтобы очень», как в грузинском анекдоте, этот Президент ему не нравился. Но — должностное лицо, официального почтения заслуживающее.

— Ваше Превосходительство! — Ляхов очень здорово умел «играть голосом», щёлкать каблуками любой надетой на нём обуви и вообще выглядеть так, что «проникались» и начальствующие мужчины, и самые красивые женщины, вроде Майи Скуратовой. — Данный орденский знак Его Императорское Величество решил учредить в ознаменование разгрома вторгшихся на территорию Империи банд, проникших туда с подконтрольной Вам территории. Имевших в своём составе чеченских и иных кавказских, вкупе с иными исламистами сепаратистов, украинских и прибалтийских фашистов, а также и прочий наёмный сброд. Гвардия Государя совместно с доблестными Корниловской и Марковской дивизиями, пришедшими нам на помощь, навели в Москве и окрестностях «конституционный порядок». — Это сочетание Ляхов употребил специально. Чтобы понятнее было.

— Простите, — не выдержал Контрразведчик. — Какими «корниловскими и марковскими»?

— Именно теми, о которых вы подумали, — почти издевательски сказал Ляхов. — Вам известны какие-нибудь другие?

— Но…

— Вас опять что-нибудь удивляет? — уж с этим «жандармским» генералом Вадим мог держать себя абсолютно раскованно и независимо. И не таких видали.

— Да, естественно, с первого раза это с трудом укладывается в привычные представления. А мы все и здесь присутствующий Государь откуда? У вас такой-то год, у нас приблизительно соответствующий, ну а в «третьей реальности» двадцатые прошлого века в самом начале. Точно так же люди живут, независимо от того, что на Главной исторической последовательности все они давно покойники. И связь с тем и нашим временем отлажена довольно чётко.

— Если существование вашего параллельного времени ещё может быть как-то объяснено, — сказал Философ, до сих пор не догадывавшийся, что Президент и Журналист там уже побывали. Того, как друг спрятал в походную сумку пачку газет, он просто не заметил, — то прошлое, с какой бы точки зрения к нему ни подходить, уже не существует. Иначе бы оно таковым не было…

— Да как же так? — в стиле Коровьева удивился Секонд. — Если вы хоть раз держали в руках любой предмет, изготовленный раньше текущего момента, то не можете не признать, что если реален сам предмет, то не менее реально место и время, где он был произведён. Конечно, в ньютоновой физике и марксистской философии эта точка и все ей предшествующие точки континуума недоступны. Про парадокс с убийством дедушки я тоже знаю. Суть вопроса в том и заключается, что вы рассматриваете слишком частный случай. Допустим, вы проехали железнодорожную станцию, и она для вас безусловно позади географически и в прошлом хронологически. Но только — в пределах системы «поезд-рельсы-расписание». Сама же она никуда не делась, с помощью автомобиля или вертолёта вы вполне можете туда вернуться, сделать какие-то упущенные дела, после чего на следующей станции догнать свой вагон, внутри которого за время отсутствия никаких значимых изменений не произойдёт, и в пункт назначения прибудете в положенное время…

Аналогия не показалась Философу корректной, и он немедленно захотел её оспорить, почти забыв об исходной точке дискуссии.

Увидев, что спор одинаково эрудированных людей обещает быть долгим и вполне может перейти в банальную склоку, Император сделал короткий, но сразу ставящий спорщиков на место жест.