Точка опоры — точка невозврата - Лев Альтмарк

— Прямо-таки ты у нас Синбад-Мореход! — изумляюсь я. — Такие вещи рассказываешь, что трудно поверить…

— Думаешь, я тебя обманываю? — обижается Иехизкиель.

— Да нет, что ты! Продолжай…

— Мы всё больше и больше сближались с ним, и вот однажды я решил рассказать ему о цели своего появления здесь, хоть и о том, что я перенёсся сюда из далёкого будущего, он поверить никак не хотел. Я сообщил Йоаву, что наступит такой момент, когда царь Давид узрит купающуюся Бат-Шеву и, чтобы заполучить её, отправит её мужа Урию на верную гибель. Йоав страшно разгневался на меня и закричал, что великий царь Давид никогда не опустится до простых человеческих страстей, а Урия-Хэттянин его хороший друг и отличный солдат, которым царь дорожит. За такие слова я, мол, заслуживаю самой суровой казни. Но казнить меня он не стал, а передал наш разговор царю. Тот велел без лишних разговоров бросить меня в темницу и забыть обо мне на веки вечные. Так я и оказался здесь…

— Вот видишь, — говорю я Иехизкиелю, — ничего хорошего тебя здесь не ждёт. Надо выбираться отсюда.

— Но как? — Парнишка разводит руками, и мне показалось, что на его глазах даже выступили слёзы.

— Разве тебе Шауль Кимхи не говорил, как это сделать?

— Что-то говорил, но я уже не помню…

— Зажмурь глаза, возьми меня за руку и очень-очень сильно пожелай вернуться домой… Ну, готов? Поехали!

2

Очнулся я в квартире Штруделя, и там ничего не изменилось с момента моего исчезновения. Штрудель по-прежнему лежит на диване с перевязанным плечом, и у него, кажется, поднялась температура, а Шауль Кимхи мрачно сидит у телевизора, отхлёбывал пиво из бутылки, и смотрит какую-то кулинарную передачу.

— А где Иехизкиель? — спрашиваю я. — Мы же с ним вместе отправлялись из этого… из прошлого.

— Ты вернулся сюда, а он туда, где сейчас находится его тело.

— А его тело, извиняюсь, за эти четыре с лишним месяца не подпортилось? Будет ему, куда возвращаться?

Шауль бросает на меня презрительный взгляд и цедит сквозь зубы:

— Если мне удалось отправить его сознание в прошлое, думаешь, мне не по силам такая простая задача, как сохранение бесчувственного тела?

Я немного походил по комнате, похлопал несчастного Лёху по руке и бодро командую:

— Теперь отправляемся за следующим нашим клиентом. Кто у нас в порядке живой очереди?

— Остынь немного и приди в себя…

— Да ты знаешь, Шауль, сколько этот бедный мальчик Иехизкиель натерпелся за четыре месяца в этом благословенном библейском Иерусалиме? Тебе такое и в страшном сне не приснится… Так что нужно торопиться, пока не поздно. Повторяю вопрос: кто у нас там второй по списку?

— Вторым я отправлял доктора Давида Лифшица.

— И что ему в нашем времени не сиделось? Вроде бы человек солидный, при деле, ни в чём не нуждается, а всё туда же — как юный восторженный отрок!

— У этого отрока тоже была веская причина. Да и никто ко мне без серьёзной причины не обращался.

— И куда же наш доктор намылился? Если к динозаврам, то сразу отказываюсь — пускай эти твари им в одиночку закусывают. Я в сторонке постою.

Шауль усмехнулся моей шутке, и тут же его лицо снова становится мрачным и серьёзным:

— Доктор Лифшиц отправился в совсем недавний период времени — в начало двадцатого века. В Россию перед октябрьским переворотом.

— Насколько я знаю, там была такая неразбериха — кровь, грязь, повсеместная смута, какие-то абсурдные идеи переустройства общества, всевозможные партии… А наш доктор, насколько я помню, такой аккуратист и чистюля. Какой же у него был аргумент?

— Ну, это долгая история. Хотя, когда он явился ко мне впервые, уж и неизвестно от кого узнав про мои эксперименты, то был страшно возбуждён. Он без разговоров стал предлагать мне любые деньги, только чтобы я переправил его в Петербург начала февраля 1907 года. Мне это совершенно ни о чём не говорило, поэтому он стал рассказывать мне очень сбивчиво и сумбурно. Хоть я и помню практически всё, о чём он рассказывал тогда, но до сих пор многих вещей не понимаю…

— Ну, так расскажи, что помнишь.

— Ты же торопишься на встречу с ним, — подковыривает меня Шауль, — тебе некогда.

— У меня выхода нет, — признаюсь я, — мне нужно знать, из какой бучи его вытаскивать…

Оказалось, что у нашего доктора Лифшица был в родственниках по материнской линии один матёрый революционер-террорист, входивший в партию социалистов-революционеров, которых потом стали называть эсерами, по имени Лев Зильберберг. Что он был за человек, сегодня судить трудно, но факт попадания на каторгу за участие в противоправных действиях в двадцатидвухлетнем возрасте говорит о многом. На мой непросвещённый взгляд, чтобы по-настоящему проникнуться какой-то идеологией и притом рисковать из-за неё жизнью, нужно дожить до куда более зрелого возраста, когда мозги начнут киснуть от неспособности здраво мыслить и захочется в стаю, где всё за тебя решают. Хотя… это было начало двадцатого века. Обстоятельства иные, люди с иным воспитанием, тотальная прокачка мозгов революционными аферистами…

Так вот, этот Лев Зильберберг после возвращения из сибирской ссылки влился в «Боевую организацию», то есть в террористическое крыло партии эсеров, и приступил к главному делу своей жизни — терактам. Как я уже потом отыскал в энциклопедиях, он руководил убийством петербургского градоначальника Владимира фон дер Лауница, принимал участие в покушении на Николая Клейгельса, киевского генерал-губернатора, организовал побег знаменитого террориста Савинкова из тюрьмы.

В феврале 1907 года Зильберберг вместе со своим сообщником был арестован по обвинению в организации убийства фон дер Лауница. По некоторым данным, они были выданы властям раскрытым впоследствии провокатором Евно Азефом. Обоих террористов судили военно-полевым судом и приговорили к смертной казни через повешение. Приговор привели в исполнение в Петропавловской крепости в июле 1907 года.

Казалось бы, ничего тут не поделаешь, ведь этот двадцатисемилетний парнишка знал, на что идёт, но история на этом не закончилась. У него осталась жена, которую звали Ксенией, и ей после казни мужа и разгрома «Боевой организации» удалось улизнуть за границу, откуда уже никогда на родину она не возвращалась. Более того, со временем дама перебралась в подмандатную Палестину, где пустила корни, выучила иврит и стала активно заниматься журналистикой. Потомство её сегодня проживает в Израиле, Италии и других странах, в каких-то переплетениях генеалогического древа зацепив и родню нашего доктора Лифшица.