Побег - Анабелль Штель

Я вздохнул с облегчением. Господин Роте, похоже, не был настроен агрессивно. Его серо-голубые глаза, окруженные морщинами, излучали неподдельный интерес.

– Все хорошо. А у вас?

– Не жалуюсь, – он улыбнулся и сделал шаг назад, чтобы впустить меня внутрь. – Что привело тебя сюда? И что ты здесь вообще делаешь? Джонатан сказал, что ты должен быть сейчас в Аргентине.

Я последовал его приглашающему жесту и вошел в коридор, в котором царила приятная прохлада.

– В этом все и дело, – осторожно начал я. – Я узнал, что произошло, и прервал поездку.

Господин Роте нахмурился.

– Мне жаль, что так вышло. Не мне судить, но… ты уверен, что это было правильное решение?

Я откашлялся.

– Ну, как вы понимаете, для меня все это стало… неожиданностью.

Роте издал странный звук, что-то среднее между смехом и фырканьем.

– Неожиданность! А ты забавный, мальчик. Скорее уж шок. Но кому я это говорю, для вашей семьи это, должно быть, гораздо большее потрясение, чем для всех нас. Вы всегда были так близки.

Не были, подумал я. Мы и сейчас близки. Элиас не умер, и он все еще мой брат.

Я прикусил щеку изнутри, чтобы не произнести эти слова вслух, и улыбнулся. Если моя улыбка и вышла натянутой, то мистер Роте, надеюсь, списал это на мои переживания из-за увольнения Элиаса, а не на обиду на его слова.

– Да, – медленно ответил я. – И поэтому я здесь – Я посмотрел ему прямо в глаза и слегка приподнял подбородок. Если я и научился чему-то у родителей, так это тому, что нужно объявлять свои намерения уверенно, иначе проиграешь еще до того, как успеешь их сформулировать. – Я хочу поговорить с Кристофером. Послушать его точку зрения по поводу произошедшего. Конечно, если он согласится. Я знаю, что все это для него тяжело и что он, возможно, даже не захочет вспоминать об этом.

Роте кивнул.

– Но это очень поможет мне понять, что произошло, – сказал я. – Мои родители хотят сейчас спустить все на тормозах и отделываются только общими фразами. Мне нужно выслушать обе стороны, чтобы лучше понять их решение.

Не хватало только, чтобы Кристофер или его отец подумали, что меня прислали мои родители или, может быть, даже сам Элиас. И что они сомневаются в той глупой договоренности, которую все они соблюдали. Теперь же было очевидно, что этот разговор нужен только мне.

Взгляд Роте на какое-то время остановился на мне, затем он кивнул.

– Я поднимусь наверх и позову его.

Он сделал два шага, затем обернулся через плечо и посмотрел на меня.

– Ты вырос, Ной. Стал серьезнее, не таким импульсивным. – Уголки его рта слегка приподнялись, а вокруг глаз проступили морщинки. – Таким сотрудником, как ты, твои родители будут гордиться.

Затем, не дожидаясь моего ответа, он поднялся по винтовой лестнице, оставив меня внизу раздумывать над его словами.

– Ну, чего хотел? – спросил Кристофер, опускаясь на стул напротив меня. Он осторожно положил загипсованную руку на стол. Я предложил поговорить на улице, чтобы старший Роте не слышал нашего разговора, но Кристофер отмахнулся и пошел в столовую. Дверь осталась открытой, так что мне стоило подбирать слова с особой тщательностью.

Он выглядел как всегда – темно-русые волосы, голубые глаза и спортивный костюм, который он носил не только на гандбольном поле, но и на территории кампуса. Я мало что знал о переломах, но почему-то ожидал, что он будет выглядеть хуже. Его рука висела на прочной черно-синей петле.

Кристофер, казалось, угадал мои мысли.

– Гладкий перелом, – сказал он и показал на свой глаз. – Не было бы счастья, да несчастье помогло. Не подставь я плечо – врачам пришлось бы заново собирать мне челюсть. Но обезболивающие я все еще пью. И никакого спорта в течение нескольких недель.

– Как твое плечо?

Он медленно начал вращать им, и оно хрустнуло. Кристофер скривился, как будто это движение причинило ему боль.

– Пойдет. Сначала я подумал, что просто вывих, но в итоге пришлось оперировать. Какая-то связка или что-то, что крепится к ней, – не знаю точно – порвалась. Так что я могу пока забыть о гандболе. И о любых физических нагрузках. Кроме физиотерапии. Она начнется через две или три недели, – он похлопал по твердой петле на своей руке, – с того момента я смогу снова начать медленно двигать плечами. – Лицо его помрачнело, прежде чем он продолжил. – Нужно просто восстановиться, понимаешь. Врач сказал, что я должен прервать сезон на данный момент, и мне повезет, если я смогу когда-нибудь продолжить играть как раньше. Выворачивать руку так, как это нужно в игре, я пока не смогу, – он фыркнул. – Что, конечно, здорово, когда у тебя, наконец, появляется шанс продвинуться в команде.

– Ты сейчас играешь в третьем дивизионе, я слышал? Кристофер кивнул с мрачным выражением лица.

– Да. И тренер сказал, что на этот раз победа в группе вполне реальна.

Он посмотрел мне прямо в глаза, и его взгляд снова потемнел.

– Я должен снова прийти в форму. Я буду ходить на эту хренову физиотерапию каждый день, и если нужно, пройду еще десяток докторов. Все должно быть хорошо, – он дважды резко кивнул головой, словно пытаясь убедить сам себя, что никакой альтернативы не существует.

– Мне очень жаль, чувак, – сказал я. Гандбол и Berlin Bats были для него всем. Вероятно, риск лишиться спорта и всего, что с ним связано, для него был сравним с той катастрофой, какой стало для меня увольнение Элиаса, и с тем, что наше будущее в семейном бизнесе теперь в опасности.

Кристофер надул щеки и с шумом выпустил воздух.

– Это не твоя вина, тебя там вообще не было.

К сожалению, именно поэтому я и чувствовал себя виноватым. Мои руки невольно потянулись к кольцу для салфеток, лежащему передо мной, и я начал крутить его между пальцами. Предстояла сама я трудна я часть разговора. Перейти к ней оказалось сложнее, чем я предполагал. Потому что я увидел Кристофера собственными глазами. Выражение его глаз, когда он говорил о том, что, возможно, никогда больше