Сердце беглеца - Мэдлин Бейкер

Пока Клинт и Рэйчел обменивались любезностями, глаза Тайри обшаривали главную улицу. Удовлетворенный тем, что не увидел полицейского отряда, следующего за шерифом, он изменил позу и встал спиной к солнцу. Это не осталось незамеченным Уэсли, и тот отодвинулся от Рэйчел, опасаясь, что она окажется на линии огня, если Тайри придет в голову стрелять.

– Привет, Тайри, – сказал Клинт спокойно.

– Привет, шериф.

– Вчера вечером я просматривал кое-какие старые бумаги.

– Полезное занятие.

– Нашел парочку таких, что могли бы вас заинтересовать, – заметил Уэсли и потянулся к карману своего жилета.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – посоветовал Тайри, и хотя говорил он негромко и в словах его не прозвучала угроза, рука Клинта тотчас же упала вдоль тела. Он не посмел вытащить оружия.

– Полагаю, что вы видели эти объявления, – сказал Уэсли. – Одно из Дакоты, другое из Эль-Пасо.

– Продолжайте розыски. Найдете там еще одно из Эллсуорта. Так что же?

Уэсли глубоко втянул воздух.

– А то, что я должен заключить вас под стражу.

– Правда? – произнес Тайри, и лицо у него при этом было насмешливое.

– Черт побери, Тайри, это моя работа.

– Делайте, что считаете нужным, шериф, но в Юму я не вернусь.

– Но я обязан вас арестовать!

– Ну раз вы так считаете… Рэйчел, садитесь в экипаж.

Она тотчас же подчинилась, испугавшись, что Клинт попытается и в самом деле арестовать Тайри, и Тайри преспокойно убьет его.

Мужчины уставились друг на друга и стояли так добрую минуту. Тайри казался холодным и отчужденным, Клинт нервничал и безуспешно пытался скрыть это. Долг повелевал ему действовать, но он не решался: уж слишком хорошо была ему известна репутация Тайри.

Казалось, что сейчас начнется перестрелка, но вдруг Тайри сделал резкое движение и вскочил в экипаж рядом с Рэйчел, а Клинт круто развернулся и зашагал к зданию тюрьмы. Лицо его пылало румянцем негодования.

Рэйчел, не отрываясь, смотрела вслед Клинту, и мысли беспокойно метались в ее мозгу. С одной стороны, она была рада, что у Клинта хватило здравого смысла не связываться с таким отъявленным головорезом, как Логан Тайри. Клинт был прекрасным человеком, отличным шерифом, но вряд ли мог потягаться в меткости и быстроте реакции с профессиональным убийцей. И одновременно она стыдилась того, что Клинт не решился вступить в единоборство с Тайри.

– У шерифа оказалось больше здравого смысла, чем я предполагал, – бормотал Тайри сквозь зубы, огрев лошадь вожжами. – Большинство стражей порядка на его месте остались бы верны долгу и попытались засадить меня в тюрягу.

– Я полагаю, вы считаете его трусом! – огрызнулась Рэйчел, ненавидя себя за то, что сама она так и думала.

Тайри пытливо посмотрел на нее. Его бровь вопросительно поднялась.

– Разве я это сказал?

– Нет, – хмуро признала Рэйчел. – Но ведь вы думаете именно так? Разве нет?

– Нет, – ответил Тайри, качая головой. – Это вы так думаете.

Некоторое время они ехали в молчании. Между ними, как стена, висела враждебность, будто в экипаже оказался кто-то третий, неприятный им обоим.

Если бы только Тайри уехал, сердито думала Рэйчел. Она никогда не испытывала такого бурного гнева, такого подавляющего смущения до того, как Тайри вошел в ее жизнь. Она всегда была всем довольна, уверена в себе, знала, чего хочет в жизни, гордилась Клин-том и полагала, что он единственно предназначенный для нее мужчина во всем мире. Даже когда начались осложнения с Уэлшем, она оставалась в ладу с самой собой. Теперь все было иначе.

– Дождь собирается, – заметил Тайри, прерывая ее размышления.

Удивленная, Рэйчел подняла глаза и заметила, что небо действительно заволокло черными тучами. Минутой позже зигзаг молнии разорвал черную завесу небес. Послышался удар грома, и отзвук его вернулся к ним с равнин, похожий на эхо звучащих вдалеке барабанов.

До ранчо оставалось еще пять миль, когда пошел дождь, сопровождавшийся яростными порывами ветра, пригибавшими к земле высокую желтую траву и заставлявшими перекати-поле бешено нестись по дороге.

Через несколько секунд Рэйчел и Тайри промокли до нитки.

– Есть здесь какое-нибудь место, где можно было бы укрыться, пока буря не стихнет? – спросил Тайри, возвышая голос, чтобы перекричать яростный рев бури.

– Вон там, на гребне холма, есть хижина, – крикнула Рэйчел, указывая на невысокую вершину. – Пока Уэлш не выжил их отсюда, она принадлежала семье Джоргенсенов.

Кивнув в знак согласия, Тайри направил лошадей в сторону от дороги и заставил подняться по скользкому склону холма.

Это был очень медленный подъем. Лошади то и дело подскальзывались в жирной грязи, но Тайри твердой рукой заставлял их двигаться вперед.

Хижина располагалась в небольшой осиновой рощице. Домик был маленьким, темным, но там было благословенно сухо. В нем сохранилась мебель, и у Тайри создалось впечатление, что семья, должно быть, бежала поспешно, унося только самое необходимое. Если не считать толстого слоя пыли, покрывавшей все вокруг, и паутины, кружевами свисавшей с потолка, хижина, казалось, была готова к возвращению своих прежних обитателей.

Вскоре Рэйчел и Тайри бок о бок сидели перед весело потрескивающим в камине огнем. Они завернулись в сухие одеяла, которые стащили с постелей. С крыши ледяными потоками обрушивался дождь, а ветер, завывавший и сотрясавший дверь хижины и заставлявший дребезжать стекла в окнах, аккомпанировал ему своей адской музыкой.

Рэйчел бросила боязливый взгляд на сидевшего рядом Тайри. Он, не отрываясь, глядел на пламя. Его смуглое лицо хранило мрачное и задумчивое выражение. Время от времени он делал большие глотки из оплетенной бутыли, которую извлек из кармана.

Рэйчел поплотнее закуталась в одеяло, остро ощущая близость сидевшего рядом с ней мужчины. И вдруг, непрошеными, нахлынули воспоминания о Тайри, лежащем в беспамятстве, о его длинном поджаром теле, прикрытом лишь простыней. Она вспомнила, как смущена и потрясена была, когда поймала себя на том, что бесстыдно разглядывает его наготу и любуется мускулами, рельефно выступающими на его руках. Она никогда и не предполагала, что мужское тело может быть таким прекрасным! Живот, плоский, как столешница, грудь, широкая и слегка опушенная кудрявыми черными волосами, плечи, мощные, как амбарная дверь… И даже когда он лежал в постели беспомощный, от него исходили мощь и сила, которые одновременно притягивали и пугали ее.

Зато в тот день в каньоне Сансет он вовсе не был таким беспомощным. Он, ни на минуту не задумываясь, овладел ею. И наслаждался этой близостью, по-видимому, не испытывая ни малейших угрызений совести по поводу того, что лишил ее невинности.

Рэйчел с трудом сглотнула, почувствовав на себе взгляд Тайри, будто читавшего ее мысли.

Рэйчел почувствовала, как к щекам ее прилила кровь.

«Если он заговорит о каньоне Сансет, я умру от смущения», – думала Рэйчел, лихорадочно пытаясь побороть замешательство и найти безобидную тему для разговора, чтобы как-то отвлечь внимание Тайри от ее персоны и от того факта, что они остались наедине. Что на мили вокруг нет ни одного человека.

– Я слышала, – начала Рэйчел, – что вы купили серого жеребца.

Понимающая усмешка Тайри показала Рэйчел, что он прекрасно понимает ее тактику.

– Да, – ответил он, подыгрывая. – Я дал вашему отцу за него пятьдесят баксов.

– Пятьдесят долларов за обычного мустанга! – воскликнула Рэйчел. – Почему так много?

– Он того стоит, – лаконично отозвался Тайри. С лукавой улыбкой он протянул ей бутылку и громко хмыкнул, когда она отказалась сделать глоток.

Снова повисло молчание. Рэйчел нервно поерзала, потом, сделав глубокий вдох, решилась и спросила:

– Почему вы ничего не рассказываете о своем прошлом?

Ей хотелось заставить Тайри разговориться с ней, если не о прошлом, то хоть о чем-нибудь. Иначе он обязательно напьется. А она боялась пьяных мужчин. Еще больше ее пугало выражение жажды и ожидания, таившееся в глубине блестящих желтых глаз Логана Тайри.

– Мне нечего скрывать, – сказал Тайри. Он сделал еще один большой глоток и вытер рот тыльной стороной руки. – Просто в прошлом моем нет ничего особенно приятного.

– Но я хотела бы знать, – продолжала настаивать Рэйчел самым нежным голосом, на какой только была способна. – Пожалуйста!

Тайри бросил на нее долгий внимательный взгляд, потом, пожав плечами, снова уставился на огонь. Теперь его смуглое лицо было начисто лишено какого бы то ни было выражения.

– Мой старик был индеец-полукровка, – начал он голосом, холодным и жестким. – Его повесили за конокрадство еще до моего рождения. Мать была шлюхой. Она удрала с каким-то карточным шулером, когда мне было три года, оставив меня на попечение монахинь. Меня держали в монастыре, пока мне не исполнилось лет восемь или около того, а потом отослали к какой-то вдовой леди, которой нужен был помощник на ферме. Мы не очень-то ладили, я и старая леди, и наконец она вышвырнула меня вон. Тогда монахини отправили меня в богатую семью янки. То, что они приняли к себе бедного маленького сироту, видимо, льстило им – они чувствовали себя настоящими христианами. Но как-то старик уличил меня в краже доллара и тоже выгнал из дома.