Любовные доказательства - Олеся Николаева

— Я так вас жду! — раздался милый женский голос, и Андрюша увидел на диване полулежащую темноволосую молодую женщину, закрытую до подбородка платками. — Я так страдаю! Вы — Касьян?

— Ну, можно сказать и так… Что — неужели настолько все плохо?

— А я Катюша! Не то что плохо, а ужасно! Все меня покинули, у всех свои дела, я в доме абсолютно одна, совсем беспомощна… Только вы можете спасти положение… Я жду вас как избавителя. Мне так много рассказывали о вас!

«Ну вот, — подумал про меня Андрюша, — она, видно, всерьез взялась за дело с моей женитьбой. Насплетничали ей небось, что тогда у меня в Троицке все провалилось. Ишь, даже из дома ушла куда-то, чтобы не мешать. И меня не предупредила. Тонкий такой маневр. А подружку здесь оставила, как бы невзначай, лежит она, мерзнет, умоляет — спасите! Это она ее так подговорила. Катюша! Екатерина! Ну, театр! Конечно, эта подружка сейчас будет прикидываться, будто она в полном неведении, зачем это ее здесь оставили меня ждать. А сама — ничего, хорошенькая. Можно им и подыграть — дескать, я ни о чем не догадываюсь — чиню себе отопление, и все!»

— А какая сейчас температура? — довольно сурово спросил он, стараясь делать вид, будто ничем он здесь не удивлен. «Вообще надо вести себя естественно, — мелькнуло у него, — только в этом случае никогда не попадешь впросак. Приехал отопление исправлять — так исправляй!»

— Температура? А что — надо? Я не знаю, я не мерила, но сейчас могу померить, хотя, честно говоря, чувствую и без того, что все очень-очень плохо.

— А вы не знаете — тут нет чего-нибудь грязненького, замурзанного — вроде старого халата? Или хотя бы фартука. А то я боюсь испачкаться. Работа все-таки грязная.

— О, конечно, — сказала она, смутившись, — надо там, в ванной, порыться. Но у меня все должно быть чисто…

— Какое! Это так, одна видимость. А только тронешь, там такая грязища пойдет. И потом есть такие места, потайные уголки, куда никаким мытьем не достанешь. Застоявшаяся такая грязь. Впрочем, ничего, я сейчас рукава повыше закатаю и — вперед. Сначала здесь все сделаем, прямо в этой комнате. Прежде всего, выпустим весь воздух, — стал объяснять он.

— Воздух? — побледнев, переспросила Катюша и даже приподнялась на своем диване.

— Конечно! Если его специально не выпускать, он скапливается, все там забивает и образует пробки. А от этого нарушается вся циркуляция: система застопоривается.

«Пусть знает, что я — человек дела, — подумал Андрюша. — Это никогда не повредит».

— А откуда же там воздух, вроде никакого вздутия… Воздуха там, кажется, у меня никакого и нет, — жалобно пискнула Катюша.

— Это только так кажется на первый взгляд, а вот я как крутану, вы сразу услышите: сначала будет такой звук — «пу-уф, пу-уф», потом все зашипит, засвистит, потом раздастся громкое урчание, а следом — как частые выстрелы: тра-та-та-та-та, пулемет такой.

— Ой! — воскликнула Катюша и вытерла невольную слезу…

— А что у нас с тазом?

— С тазом? У меня на нем шарф… Боюсь, что таз у меня совсем плохой. Самое слабое место.

— Это плохо… А что он — подтекает? Прохудился совсем?

— Не-ет, просто искривленный, перекошенный.

— Старый, что ли, совсем? — буркнул Андрюша.

Катюша ему положительно нравилась.

— Нет, не то чтобы такой уж старый. Но — знаете, тяжести приходится таскать.

— Ладно, посмотрим, что там у вас за таз такой. Может, сгодится еще.

— Так что — снимать шарф?

— Да уж шарф мне совсем ни к чему. Но если таз пришел в полную негодность, тогда можно — ведро.

— Как ведро! Ведро-то — зачем?

— Лишь только весь воздух выйдет — тут же и вода забулькает, закапает, а потом как ливанет.

— А откуда же вода?

— Как откуда? Их тех же отверстий. После воздуха сразу же и вода. Она может быть и желтая, и мутная, и грязная… Целая лужа может натечь. Но эту воду обязательно нужно прокачать и спустить. Но она весь пол может залить. Так мы ведро подставим, — деловито объяснял Витте.

Катюша нравилась ему все больше и больше.

— Я и не предполагала, что это такой трудоемкий и кропотливый процесс! А где вам удобней этим заниматься? — уже обреченно спросила Катюша. — На диване или на столе? Или прямо на ковре?

— Да зачем на ковре-то? Ковер отогнем, чтобы не залило. Так и будем двигаться по всем комнатам. В подвал, в котельную спустимся…

Катюша, ни жива ни мертва, проговорила сдавленным от ужаса голосом:

— В подвал?! Может, не надо? Туда ступеньки крутые, свет тусклый. Там вообще приткнуться негде, пол вообще бетонный, ледяной.

— Это ничего, — подбодрил ее Андрюша, — место-то всегда можно найти, можно устроиться и на бетонном полу. А что я не увижу, там на ощупь. Простучу все как следует, подкручу все сочленения.

— А как вы думаете, за один раз — получится?

— Конечно! Как вода пойдет, так сразу все протоки и рукава наполнятся, а система и разогреется. Совсем другая жизнь начнется! Котел, кстати, как? Котел — всему голова. Исправен?

Бедная Катюша, которая все это переводила на язык лютого костоправа, почему-то решила, что котлом он иронически называет ее голову, и потому ответила, даже и не без самоиронии:

— Варит пока. Хотя, может, с вашей точки зрения, и не вполне исправно.

— Плохо, — вздохнул Андрюша, — тогда надо и его подкрутить, чтобы зафурычил. А не капает? Не подтекает?

— Бывает, — Катюша шмыгнула носом. — Особенно если сильный мороз.

— А шумит?

— Иногда шумит, — грустно призналась Катюша.

— Это хорошо, значит, огонь там все-таки горит, — обрадовался Витте.

— Да какое горит! Так — еле теплится, тлеет: то потухнет, то погаснет.

— Вот этого я и боялся, — вдруг вскинулся он. — Как бы не пришлось его вообще откручивать и менять.

— Это как? — ахнула она. — Совсем менять?

— Ну да, эту рухлядь долой на свалку, а новый вместо него.

— Так где я вам новый-то возьму? — бедная женщина залилась слезами.

— А это уж пусть другие позаботятся. Вам-то что? Тут профессионалы должны потрудиться.

— Вы намекаете, что все настолько уж плохо?

— Конечно, если газы там скопились, так запросто может в любую минуту рвануть, — беспощадно констатировал Андрюша, который был уже почти совсем влюблен. — Ну ладно, приступим.

И Андрюша открыл свой портфельчик и вытащил из него большой разводной ключ.

Катюша, которая начала было разматывать на себе накидку и шарф, вдруг замерла:

— А это еще зачем?

— Ну, не все же одними пальцами можно сделать! Там есть такие местечки, куда без инструмента и не дотянешься. К тому же и заскорузло небось все.

И он, отвернувшись, опять принялся рыться в своем портфельчике.

А Катюша тем временем, постанывая от боли, дрожа и ежась от холода, сняла с себя свитера и брюки и осталась в трусиках и бюстгальтере.

— А лифчик — что, тоже снимать? — стыдливо пискнула она.

И тут Андрюша повернулся к ней. С разводным ключом в руках. Человек чистый и целомудренный. И, увидев ее вдруг в таком срамном виде, от неожиданности закричал, почему-то тряся в воздухе этим огромным ключом.

Но и она, когда он так внезапно и пронзительно закричал, размахивая страшным ключом, тоже принялась голосить. И так они стояли друг против друга и вопили безумными голосами…

И в этот самый момент вернулся Катюшин муж.

…Нет, ну все, конечно же, выяснилось, все даже пробовали обратить это в шутку. Катюшин муж показал Витте горящие окна моей дачи, до которой мой друг не доехал всего-то каких-нибудь ста метров, и Андрюша, уступая дорогу «тойоте камри», потрясенный и угнетенный, пришел ко мне. Сил у него на повторное открывание чемоданчика с инструментами уже не было, воздух спускать он был не в состоянии, равно как и осматривать котел. Поэтому мы просто сели ужинать в холодном сумрачном доме, выпили с моим мужем коньяка, добились от Андрюши, чтобы он все-таки как следует посмеялся, оставили его ночевать, и на следующее утро он уехал с миром, чтобы опять пропасть на полгода.

И все-таки, мне кажется, где-то в глубине души у него осталось ощущение, что все знакомства, не только устроенные ему мной, но и как-то, хотя бы даже косвенно со мной связанные, не сулят ему удачи в личной жизни. Поэтому он решил действовать самостоятельно.

И вот примерно через полгода звонит мне Андрюша, радостный, умиротворенный:

— Представь себе — я женюсь.

— На дворяночке? — не выдержав, съехидничала я. — На Екатерине или Елизавете?

— Перестань издеваться. Я ее сам выбрал. Ее зовут Валентина. Скромная девушка. Из Тулы. Я с ней в поезде познакомился. Хочет учиться на менеджера или на модельера. Сирота. У нее на свете есть только дядя. Дядя Боря. Мы с ним уже встречались — хороший мужик, надежный. Народный такой, простой. Обещал взять на себя организацию свадьбы в «поплавке». Я ему только деньги дал, а так он все сам устроит. А пока я хочу тебя с твоим мужем позвать… на смотрины. Ну, родители же у меня умерли, а ты моя крестная мать, муж у тебя — священник. Как хорошо — невеста, жених, дядя Боря, крестная мать и батюшка. А потом твой муж нас и повенчает. Валентина даже готова покреститься. А я уже ей кольцо подарил — фамильное, с бриллиантом.