Защита Гурова - Николай Леонов

Если бы Вердин был эмоциональнее, хлопнул бы себя по лбу. Актриса, на которой сыщик никак не женится! Театр! Кино! Но главное, конечно, актриса. Ох, напрасно ты, мент, ввязался в драку, имея в руках такую хрупкую штучку. Можно ведь и разбить ненароком.

МУР уперся, своих секретов не выдавал, так было установлено издавна. Министерство может требовать папки с разработками, проводить свои бесконечные проверки, но агентура – дело святое. Если оперативник уперся, у него и министр ничего не узнает. Конечно, Станислав Крячко вроде бы свой, но розыскники, которые его хорошо знали, из МУРа почти исчезли. Одни устали, ушли на пенсию, иных соблазнили деньгами коммерсанты, а несколько человек просто померли.

Как опер-важняк, полковник главка, Станислав в данном деле шансов на успех не имел. Нужен был человек, не просто слышавший о Крячко, не раскланивающийся с ним в коридоре, а приятель, перед которым можно открыться. Сложность заключалась еще в том, что агент, разрабатывавший в свое время Тимура Яндиева и шепнувший чеченскому парню имена его родственников, безусловно, состоит на связи не у рядового розыскника, а у одного из начальников. И человек этот коррумпирован, а если забыть иностранные слова, так просто куплен с потрохами или запуган гэбэшниками до смерти.

Начальника МУРа Станислав лично не знал, он был для генерала лишь паркетным шаркуном из министерства, который болтается по кабинетам, мешает людям работать. Гуров друга торопил, очень рассчитывал, что через выявленного предателя выйдет на интересную оперативную информацию, хотя почти не сомневался, что упрется в человека уровня Вердина, а выше их не пустят.

– Лев Иванович, сдаюсь, я мелко плаваю, идем на поклон к генералу.

– Ты в отпуске, не отрывай друга от дела, – ответил Гуров.

– Сегодня воскресенье, Петр, возможно, дома, звони, приглашай на обед, скажи, я заеду.

– Полагаешь, это честно? – Гуров сопротивлялся из упрямства, отлично понимая: если Станислав запросил помощи, значит, она необходима.

Совершенно неожиданно Петр Николаевич приехал на квартиру Гурова в отличном настроении. Оказалось, что супруга генерала уехала на целый день к приболевшей подруге и он изнывал от безделья.

– Ну, господа разбойнички, – потирая широкопалые ладони, ухмыляясь, говорил Орлов, прохаживаясь по квартире, – рад вас видеть, доволен, что вы заперлись в сортире и не знаете, как из него выбраться.

– Возлюби ближнего! – брякнул Станислав и покраснел.

Генерал хохотнул, оглядел накрытый стол, взял запотевшую бутылку с иностранной этикеткой, поставил на место.

– Обожаю получать взятки, жаль только, что, кроме вас двоих, никто мне ни шиша не дает. Лева, надеюсь, ты еще не выжил из ума, не станешь городить чушь, сразу расколешься, какой жареный петух клюнул тебя в ягодицу?

– Петр Николаевич, клюнули не Гурова, а меня, – сказал Станислав.

– У тебя звездная болезнь, дорогой. – Орлов взял со стола другую бутылку, тоже не сумел прочитать этикетку. – Жареный петух ваши ягодицы не различает. Ладно уж, давайте выпьем по стопке, и я согласен вас выслушать.

Генерал слушал, как всегда, закрыв глаза, когда Гуров замолчал, сказал:

– Думаю, все это пустые хлопоты. Этого парня, начальника МУРа, я знаю, но он человек для меня чужой, и с вашей просьбой я обратиться к нему не могу. Если перевести ее на русский язык, она звучит следующим образом: «Мы располагаем данными, что некто из вашего окружения завербован ФСК, назовите фамилию». «Щас, разбежались! – подумает он. – За информацию спасибо, но в своем доме мы сами разберемся».

– Так что делать? – спросил Станислав. – Я бы своего парня никому и никогда не назвал.

– А мне? – Орлов хитро прищурился.

– Ну, скажете тоже, – смешался Станислав.

– Вот именно, – Орлов сел в гостиной на диван, подвинул телефонный аппарат. – Необходимо среди моих коллег найти начальника или преподавателя нынешнего начальника МУРа. Если он будет уверен, что информация не уйдет, он поможет. Честь флага высока, но никто не хочет работать рядом с иудой. Вы, мальчики, отправляйтесь на кухню, закройте дверь плотно. Вам не следует слышать, с кем и как я буду разговаривать.

Друзья закрылись на кухне, слушали, как позвякивает параллельный аппарат, замолкает, затем снова позвякивает. Переговоры генерала Орлова продолжались около двух часов.

– Выпьем, Лев Иванович, сегодня я все равно не работник, – сказал Станислав.

– Пей, – Гуров пожал плечами. – У тебя короткое дыхание, Станислав.

Крячко отвернулся, неожиданно сказал:

– Тогда дай закурить.

– В твоем возрасте начинать курить вредно.

– Ты сам раз десять бросал и начинал.

– Я человек слабый, мне можно, – ответил Гуров, и в это время дверь открылась и в кухню вошел Орлов.

Он взглянул не на сыщиков, а на стол, оценил уровень содержимого в бутылках, довольно хмыкнул:

– А вы, парни, ничего, с вами работать можно.

– А если бы я выпил бутылку, так со мной и работать было бы нельзя? – вспылил Станислав.

– Ну должен был я как-то начать? Я же тоже живой. Лева, ты меня угощать собираешься?

Сели за стол, выпили по рюмке не чокаясь, начали без аппетита закусывать. Орлов отложил вилку, раздраженно сказал:

– Черт побери! Если бы подобную операцию провел Лева, то глянул бы безразлично, пожал плечами, обмолвился, что все это пустяки, пользуйтесь, мне не жалко. Но человек, получивший подобный «подарок» от Гурова, всю жизнь чувствовал бы себя его должником и мечтал бы отдать за него жизнь. Станислав бы скромно потупился, заявил, что совершать подвиги Геракла его, затурканного оперативника, любимое занятие. Один я не способен подать себя надлежащим образом.

– За что мы тебя и любим, генерал. – Гуров подмигнул Станиславу и склонил голову.

– Завтра в десять утра, Лев Иванович, тебя ждет начальник МУРа. Генерал в курсе твоей проблемы, согласен оказать посильную помощь.

Друзья больше о работе не говорили, спорт и политику они не обсуждали никогда, а Станислав враз забыл все анекдоты и любимые прибауточки. Пить и есть друзья не хотели, сидели молча, каждый думал о своем, а возможно, все трое думали об одном и том же.

Глава 7

Кабинет начальника МУРа сохранился полностью, словно за четверть века, которые прошли с того дня, как Гуров перешагнул этот порог впервые, в жизни ничего не изменилось, а в кабинете лишь протирали пыль. Только на стене вместо портрета Дзержинского висела картина в тяжелой раме, копия Айвазовского.

Молодой генерал вышел из-за стола, пожал Гурову руку, указал на гостевое кресло, сам занял такое же кресло напротив, чем выразил гостю максимальное уважение.

– Меня зовут Юрий Иванович, и я от вашего визита, Лев Иванович, как понимаете, не в восторге.

– Спасибо, что в кабинет пустили, – ответил Гуров.

– До чего хреновая жизнь, каждый день думаешь, мол, хуже некуда. А она тебя молоточком по темечку, по темечку. Давай на «ты», что ли? – В голосе генерала звучала тоска.

– Давай, только легче нам с тобой от этого не будет.

– Ты при ком тут начинал?

– В основном я служил при генерале Турилине.

– Я Константина Константиновича знал плохо, хотя он у нас в академии преподавал. Лев Иванович, скажи по-честному, ты бы мне своего зама отдал?

– Никогда! – вырвалось у Гурова, он тяжело сглотнул и добавил: – Лишь по просьбе одного человека.

– Ну, довольно, мы оперативники. Я прокачал твой вопрос, и нужен тебе один из моих замов, полковник Соболь, оперативник опытный, претензий к нему не имею.

– Виктора Сергеевича я знаю. – Гуров интуитивно почувствовал, что генерал от своего заместителя не в восторге. – Одно время мы с ним работали на параллельных должностях.

– Будешь его разрабатывать? – Хозяин приподнялся в кресле, подвинул пепельницу.

– Сказать все можно. – Гуров закурил. – Как к нему подступиться? К тому же он не любит меня. Хотя это и неважно, в личный контакт я с ним вступать не собираюсь. Ну извини. – Гуров смял недокуренную сигарету и встал. – Если у меня появится что-либо конкретное либо я решу предпринимать против Соболя какие-нибудь шаги, обещаю, ты узнаешь об этом первым.

– Раньше Орлова и Крячко? – Генерал проводил гостя до дверей.

– Они могут получить информацию раньше меня. – Гуров пожал генералу руку и вышел из кабинета.

Когда он вернулся домой, Мария спала. У нее было неважно со сном, если после утренней репетиции вечером предстоял спектакль. Она пыталась днем хоть часочек вздремнуть.

Гуров знал, как бы тихо он ни вел себя, Мария обязательно просыпалась. Он разулся, прошел на кухню в носках, схватил телефонную трубку в момент, когда звонок еще не раздался, аппарат лишь предупреждающе вздрогнул, закрыл ногой дверь и сказал:

– Слушаю.

– Это я тебя должен слушать, – сказал Станислав. – Но мои новости хуже, потому слушай ты. Третьего дня при выходе из банка убили Терехова.