Полдень XXI век, 2012 № 09 - Николай Романецкий

Президент закашлялся, прикрыл ладонью рот, сплюнул что-то в руку, а потом бросил это на стол.

— Убейите эту ейунду. Хватит над собой издеваться, — буднично пробурчал он, не смущаясь того, что это пойдет в эфир.

Чей-то огромный палец смахнул со стола предмет, похожий на боксерскую капу. Президент растянул губы в улыбке и продолжил:

— Напйимей, сйова «Йоссия» и «демокйатия» будут писаться и звучать именно так.

Именно таким обйазом мы йешим гйавную йогопедическую пйобйему, мешающую пйоцветанию нашего гйажданского общества, и добьемся пйетвойения высоких пйинципов тойейантно-сти и тейпимости.

Мы запйещаем употйебйение уменьшитейно-йаскатейных суффиксов, как обидное, не пойиткойектное, оскойбйающее честь и достоинство, а также чувства наших гйаждан…

Вдруг на столе зазвонил телефон. Звонок резкий, чтобы любой, даже мертвецки пьяный, услышав его, стал человеком. Капитан стал. Снял трубку и приложил к уху.

— Трубку положь! — скомандовал малец. И капитан положил. Потому что разговаривать он сейчас ни с кем не желал. Его сейчас на службе нет.

— Идиот! — заверещал малец. — На стол надо было класть. Это, быть может, меня!

И капитан Елецкий снова оказался трезвее трезвого на краю консервной банки перед огромным лицом маленького мальчика.

— К сожалению, все закончилось на стадии крупнолабораторного синтеза. Грянула война. Эвакуация секретной лаборатории, бомбежка, документы сгорели, колбы разбились. Оставшихся в живых ученых расстреляли повторно, уже серебряными пулями. Причем стреляли попы. Настоящие, в рясах и с кадилами. Пригодилась божья братия.

— Свистишь! Откуда ты знаешь? — искренне не верил капитан. Потому что откуда мог знать малец, что случилось с тайной лабораторией, ведь он сам всего лишь продукт этой лаборатории.

— Склад готовой продукции никто не нашел. Сгинули эти консервы. А кто знал про них, те тоже сгинули. Война ведь.

— Свистишь, как Троцкий, — сказал капитан Елецкий.

— Кстати Троцкого тоже мы…

— Вы? Ледорубом?

— Ледорубом-ледорубом. И Петлюру тоже мы. И Рейсса Игнатия Станиславовича тоже мы. Федьку Раскольникова. И Люшкова не Такэока-сан застрелил. Ну и так еще по мелочи.

Удивительно, но все эти имена не показались капитану Елецкому незнакомыми. Будто он самолично дарил именной маузер Петлюре и пил водку с Федькой Раскольниковым. И с Такэокой-сан на одном татами чаевничал.

Капитан на мгновение снова вернулся в состояние алкогольного опьянения. Но лишь на мгновение, которого хватило, чтобы налить-выпить и осознать, что черти — они не только в сказках. И снова на насест — на край консервной банки.

— А Литвиненко тоже вы? — спросил.

— Литвиненко? Кто это?

— Один красный кхм… Стоп, неувязочка. Если склад сгинул, то как вы…

Снова затрезвонил телефон. Трезвый капитан Елецкий опять перенесся на другую сторону стола, став пьяным капитаном Елецким. Поднял трубку, но тут же положил ее на стол. Малец спрыгнул с края банки и подбежал к трубке.

— У аппарата! — прокричал он в микрофон, потом засеменил к другому концу трубки.

— Ну как у вас дейа? — как показалось, услышал капитан Елецкий. — Пойиция с нами?

— Полиция в процессе погружения в суть, — малец уже орал в микрофон. Потом снова метнулся к динамику.

— Банк и почта уже наши, — где-то на заднем плане послышался звонкий девчоночий смех. — Нужно потойопиться, товайищ!

— Не доверяют. Интересуются, откуда мы знаем про то, что склад сгинул…

— Скажи ему, один дуйик нашёй. Взяй и банку подкинуй каким-то айкашам. Те по пьяни сожйали, ничего не заметив. Йю-доеды, мать их за ногу. Ну тогда тот дуйик накйеий на банки свежие этикетки и в пйодажу пустий. Так и скажи. Поняй?!

— Понял! А Литвиненко тоже мы?

— Товайищ Йитвиненко погиб от йуки Пойония. Он «Гамйе-та» читай?

— Ты «Гамлета» читал? — переспросил мальчик.

— В шкойе читай… Тьфу ты… В школе читал, — поправился капитан Елецкий.

— Читал, — сказал мальчик в трубку.

— Значит, можем добиться йазумного подчинения, товайищ. Действуйте. Быть или не быть! Кийка ийи смейть!

— Свистишь! Консервы столько не хранятся, — сказал капитан Елецкий после того, как положил трубку и, налив-выпив, вернулся на краешек консервной банки.

— С годами мы только выдержанней становимся, сильнее, крепче нервами, мышцами и мыслями.

Едва капитан снова попытался уйти в спасительное для разума пьяное и бездумное состояние души, как что-то выдрало его обратно. И трезвая мысль в его измученной службой голове становилась кристально ясной: нужно сгонять в универсам и взять еще, иначе…

— Чего взять на закусь? — спросил он.

— Кильки, — услышал он в ответ.

Тело капитана Елецкого обнаружили в народном универсаме. До прибытия наряда полиции он успел распугать всех покупателей и сотрудников магазина, сумел вывести из строя двух охранников. Приехавший наряд застал капитана в отделе консервов. Он лежал, уткнувшись лицом в груду вскрытых банок.

Весь отдел в рыбьих ошметках, а сам он — в пятнах томатного соуса.

— Двенадцать стульев, не иначе, — произнес опер Васька Иваськин. — Жемчуга, что ли, он там искал. Говорил же, допьешься до ручки.

Лариса Сапыгина, консультант отдела детских товаров, рассказала полицейским, что наблюдала за сумасшедшим капитаном из отдела мягких игрушек и видела, как он консервным ножом вскрывал банки, одну за другой. Вскрывал и отбрасывал в сторону. Рыскал по стеллажу, вытаскивал новые банки…

В рапорте с места происшествия было указано точное количество вскрытых банок — сорок четыре. Все банки были консервами килька в томате: адрес производителя, телефон, ГОСТ, масса нетто — 230 г.

Потом Лариса Сапыгина видела, как капитан повалился на пол, угодив лицом в самую груду вскрытых консервов. И ей даже показалось, что из его тела бросились врассыпную, словно тараканы, маленькие человечки. Но таких в ее отделе не продавалось. В этом она была уверена, потому что о своем товаре знала все — ведь недаром в прошлом месяце она стала лучшим продавцом. Впрочем, Лариса Сапыгина была так напугана происходящим, что не уверена вовсе, что что-то видела.

Отмеченный в полицейском рапорте факт: дырка величиной с бутылочное горлышко в затылке у капитана Елецкого.

Президент, закончив речь, достал из-под стола белую панамку и напялил ее на голову. Выглядело это весьма элегантно, но еще элегантнее это стало выглядеть после того, как он заломил панамку немного на затылок и набок. Позади президента развевалось полотнище флага, в центре которого изогнутая, словно сабля, плавала килька.