Вернуться в осень - Павел Стретович

— Господь, Бог мой, помоги нам…

Юрм осторожно присел на лавку у окна и краешком нахмуренных глаз глянул на улицу.

— Юрм, миленький, отойди от окна…

— Тише…

Ярко светила луна, наполняя белым безжизненным светом пустую улицу и дома напротив, черневшие глухо задвинутыми дверями и плотно зашторенными окнами.

Под кроватью начала шмыгать носами малышня, опять готовясь зареветь. Лаума опустилась на колени и нащупала в темноте маленькие вздрагивающие головки:

— Ну, маленькие мои… Все хорошо.

Девочка-найденыш испуганно таращила глазки, переводя взгляд с Юрма на Лауму и обратно. Не по-детски серьезные глаза тоже начали наполняться слезами. Лаума успокаивающе взяла ее за руку:

— Успокойся, все будет хорошо. Давай под кровать — к ребятам.

Штруп-штруп, штруп-штруп. Лаума вздрогнула и побледнела, Юрм быстро прижался к стене.

В конце улицы показались быстрые темные фигуры — огромные, высотой в рост человека, они неясными силуэтами отражались на стенах проносящихся мимо домов и на мощенной булыжником мостовой. Исполинские гончие псы мягкими прыжками неслись по городу, легко перескакивая изгороди и запертые калитки, свободно взлетая на покатые крыши пристроек и пустовавшие будки городской стражи…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Под мягкими лапами не поднималась пыль, не шелестели опавшие листья, даже случайно не колыхнулись тонкие ветки декоративного кустарника и цветов…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Юрм прижался к стене, сердце как сумасшедшее колотилось в груди, но он все равно краем осторожно смотрел, не в силах отвести зачарованного взгляда. Мимо мелькнула первая тень, вторая, третья… Четвертая, легко взвившись в воздух, перескочила через изгородь соседа напротив. Бог мой, бедный старый Хаус… Он и так прошлый раз разодрал зубами всех крыс в окрестных домах…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Где-то недалеко пронзительно закричала женщина, зазвенело разбитое стекло, опять отчаянный крик и невнятная ругань, оборвавшиеся на половине…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Мягкая, чуть слышная поступь легких лап начала постепенно отдаляться. Юрм вытер рукой вспотевший лоб и перевел дух:

— Пронесло…

Неподвижная бледная Лаума подняла непослушные руки и протерла глаза:

— Бог мой, как хочется пить…

Юрм отодрался от стены:

— Сейчас…

И вдруг наткнулся на расширенные, полные ужаса глаза девочки-найденыша…

— О-о-о-окно…

Он резко обернулся. Через стекло прямо ему в лицо смотрела огромная черная голова пса, поблескивая внимательными зрачками и ровным рядом острых зубов в разинутой пасти… Глаза начали увеличиваться, постепенно заполняя собой все пространство окна, потом комнаты, потом головы, души — ледяное спокойствие неживого, нечеловеческого, уверенного в своем господствующем всесилии и не понимающего человеческое, пронизывающим сквозняком прошло через тело…

— Юрм!!!

Истошный крик Лаумы заставил его вздрогнуть, он медленно повернулся…

— Юрм…

Но это уже был не Юрм — на нее смотрели дикие, пылавшие огнем глаза зверя.

— Юрм, остановись…

По ее щекам потекли горячие слезы.

— Юрмочек, родненький, это же я — твоя жена, ты же любил меня…

Зверь в образе человека пригнулся и одним прыжком преодолел расстояние до Лаумы, воздух потряс дикий нечеловеческий вой. С глухим стуком отлетела в сторону и ударилась о печь отброшенная девочка-найденыш…

Лаума закрыла голову руками. С животным ревом зверь начал клочьями срывать одежду, обнажая нагое тело с красными, быстро набухающими бороздами царапин и синяков…

Над головой нависли выступившие стены разрушенного замка. Сергей мягко двинулся вдоль — из тумана вырисовались две остроконечные сторожевые башенки и полуразвалившаяся арка въездных ворот. Ров, когда-то полный воды, был почти засыпан битым мусором и зарос все тем же колючим, вездесущим кустарником. И ни одной твари…

Что здесь было не так? Подобные места — излюбленные прибежища членистых многоногих — всегда просто кишели клацающими челюстями и жвалами. Или же были заселены бездумными моргами…

Сергей закрыл глаза и сосредоточился. Несколько тусклых, почти невидимых пятнышек сзади, слева, справа — далеко, за пределами ста шагов. И абсолютно ничего впереди. Гм…

Он обошел лежавшую огромную обгоревшую створку центральных ворот, под ногами хрустнуло крошево битого кирпича. Над головой проплыла арка главного входа, соединяющая сторожевые башенки, и он осторожно ступил на внутренний двор. Здесь когда-то была большая битва…

Каменный двор-колодец был почти полностью засыпан осколками камня, обгоревшими деревянными балками, кирпичом и мусором — остатками основного арсенал-каземата, от которого остался только первый этаж. Видимо, взорвался пороховой погреб… За ним высоким пятном проглядывал величественный донжон.

Сергей, стараясь как можно меньше хрустеть по битому, наваленному кучами камню, стал пробираться ближе — ему нужно было туда. Там, скрытые в недрах подвалов, обычно хранились припасы, и там могла быть вода. Он находился в тумане шестой день, и вторые сутки ничего не пил — вода вообще крайне редко встречалась в сухом Рохе.

Вход в башню был засыпан мусором, и Сергей внутрь залез через окно, сощурившись и стараясь что-то разглядеть в полумраке. Вниз, в темноту, уходил крутой спуск спиральной лестницы, по кругу — очень кстати — темнели непрогоревшие черенки факелов. Он выдернул из гнезда твердую сухую палку и высек кресалом искру. Просмоленная, почти не портящаяся от времени пакля сразу занялась, пуская едкие клубы коптящего вонючего дыма. Сергей поднял факел повыше, в правой руке поудобнее перехватил меч и начал осторожно спускаться вниз.

Через оборот ступеней вокруг оси черным зевом открылась боковая горизонтальная галерея, ниже арочным входом темнела еще одна. Он задумчиво почесал голову — вряд ли там, скорее всего ниже… Еще через оборот лестница кончилась, обнаружив ровную площадку с одним-единственным боковым выходом. Сергей заглянул внутрь — опять спиральная лестница, только с более широким кольцом спуска. Ладно…

Еще один оборот спирали, и он оказался в просторном круглом зале — эхо шагов гулко отражалось от низкого каменного свода. По периметру через равные промежутки черными пунктирами темнели факелы — опять очень кстати. Центральную часть занимал широкий метровый уступ, похожий на сценическую площадку для выступлений.

Сергей обошел зал по кругу, поджигая коптящие старые светильники, и, когда стало совсем светло, неспешно приблизился к возвышению в центре. Площадка оказалась круглым ограждением — вниз уходил черный провал колодца. Вода? Он посветил факелом — свет высветил бугристую каменную кладку и как будто плотную и осязаемую черноту внизу. Что-то это здорово напоминает… Что-то — уже виданное и забытое, как быстро забывается сон. И еще… И еще очень хочется пить.

Сергей разжал пальцы — факел кувыркнулся и скрылся в темноте, как в волнах густого черного моря. Странная какая-то темнота… И это обязательно нужно проверить. Кроме жажды, было еще что-то очень важное, что необходимо узнать…

Снизу донесся еле слышный стук, не всплеск — факел куда-то благополучно приземлился. Ладно… Он перекинул ногу через каменное ограждение и, нащупывая руками части выступающей кладки, осторожно полез вниз. Метр, еще метр, еще ниже — спускаться было нетрудно, благо выпуклость и зазоры между камнями позволяли втиснуть пальцы рук и носок сапога. Темнота вокруг сомкнулась волнами густого киселя. Стало не видно стены и собственных рук, скрылся довольно хорошо освещенный потолок — к горлу подступил холодящий комочек страха. Что за напасть такая…

Еще через пару минут ожидания, самых наихудших скверностей, внизу далеким огоньком заблестел почему-то не потухший факел, и он понял — неощущаемый и непонятный кисель кончился и странным облаком стлался над головой. И что воды здесь нет…

Некоторое время он неподвижно висел, прижавшись к шероховатому холодному камню и грустно разглядывая безнадежный огонек, потом тяжело вздохнул и полез обратно наверх. Что-то во всем этом было… знакомое.

Вскоре над головой опять появился ярко освещенный потолок, и он перевалился через каменное ограждение, стараясь перевести дух и унять беспокойно стучащее сердце. Потом облокотился о борт, задумчиво скользя взглядом по черноте уходящего вниз колодца…

Сон. Я видел сон. Синие, такие синие и близкие глаза, опускающаяся стена отрезает выход… Крысоловка. Долгая дорога вверх и… опять глаза. Только черные — с «иконы». Ты хочешь вернуть все назад? Объяви, что ты ничего не знал, что это — случайность. Тогда брак недействителен… Гм… Легко сказать — объяви. Что значит объяви — выйти и кричать на улице? Кому объяви? Уж не маркизу ли?