Колыбельная для вампиров - 2 - Светлана Александровна Борисова

С выпученными глазами ковбои продолжали сидеть в купе. Паралич отпустил их лишь поздно вечером, в участке у шерифа, куда их перенесли на носилках. Но пионеры Запада ещё легко отделались. Палевский всё же пожалел грубоватых, но храбрых парней, зная, какие они трудяги и со сколькими трудностями им приходится сталкиваться на территориях американской глубинки. Потому за своё хамство они заплатили лишь толикой крови и лёгким испугом.

Добравшись до школы, тогда расположенной неподалёку от знаменитого Большого Каньона, Палевский не стал терять времени и сразу же направился в кабинет директора. Но слухи разлетаются быстро, особенно в среде телепатов. На подступах к директорскому кабинету его уже поджидала целая толпа жалобщиков, как взрослых, так и учеников. На большинстве возмущённых физиономий красовались следы, оставленные Томасом, который забросил макиавеллевскую политику и всё чаще склонялся к политике грубой силы.

Завидев Палевского, собравшиеся сразу же примолкли и расступились, давая ему дорогу. Чтобы оценить ущерб, нанесённый чести и достоинству местных обитателей, он прикинул общее количество пострадавших. Цифра вышла внушительной. «Силён паршивец! Кажется, я приехал вовремя, а то скоро вся школа будет отсвечивать фингалами», — насмешливо подумал он.

Дверь в директорский кабинет была гостеприимно распахнута, и он шагнул через порог. Приветствуя его, директор поднялся из кресла и поклонился, а Томас насупился и что-то буркнул. Лишь четвёрка фурий, восседающих за отдельным столом, не обратила внимания на появление идейного вождя. Зловредные вампирки продолжали пить чай и разговаривать между собой. Чтобы привлечь их внимание, Палевский преувеличенно вежливо и многословно поздоровался с каждой из них, а затем плюхнулся в кресло и заявил, что хотел бы побеседовать со своим протеже наедине.

К его удивлению, интеллигентный старичок проявил недюжинную силу духа и, невзирая на громкие протесты, с решительным видом вытолкал вампирок за дверь, что само по себе было уже немалым подвигом. Перед тем как ретироваться самому, директор подмигнул Палевскому, а затем сочувственно улыбнулся ученику. Правда, тот не оценил его участия и состроил презрительную мину.

Когда они остались с Томасом наедине, Палевский тяжело вздохнул. И в самом деле, ему предстояла нелёгкая задача. Чтобы снять вопрос об исключении его протеже из школы, ему нужно было преодолеть сопротивление сплочённой четвёрки интриганок, а те в свою очередь были готовы на всё, чтобы избавиться от ненавистного ученика и насолить его попечителю. Перед тем как директор вытолкал их чуть ли не взашей, они пригрозили, что обратятся к недавно образованному Совету старейшин, и это было очень плохо. Палевский небезосновательно полагал, что оппозиция, получив повод для вмешательства, сразу же вцепится в него и обвинит во всех смертных грехах. Да и мальчишка не собирался облегчать ему подвижническую миссию по его же спасению. Томас находился в том переходном возрасте, когда эгоцентризм заглушает любые доводы рассудка.

Поскольку нужно было с чего-то начинать, Палевский оценивающе глянул на молчащего подростка. Поймав его насмешливый взгляд, он понял, что на этот раз ему придётся запастись просто морем терпения, чтобы добиться нужного результата.

Раздумывая с какой стороны зайти, он рассеяно перебирал вещи, лежащие на директорском столе, но при этом старался не делать резких движений. Он знал, что Томас хоть и не показывает виду, но плохо переносит общество взрослых мужчин, что было не удивительно при его прошлом, переполненном жестокостью и насилием. Правда, лично Палевского его фобия не касалась. Как правило, стоило ему появиться в школе, и мальчишка неотвязной тенью бродил за ним, терпеливо ожидая, когда он соизволит обратить на него внимание. И не только это. После нескольких ночёвок в школе он заметил, что кто-то досконально вызнал его привычки и заботится о его удобствах. Естественно, Палевскому не составило особого труда выяснить, кто эта добрая фея.

Томас хоть и держался вызывающе, но при этом нервничал. Он чувствовал, что на этот раз с ним не будут миндальничать. Не зная, чего ожидать, он встал так, чтобы его и Палевского разделяла массивная тумбочка, и теперь из-за разлапистой тёмно-зелёной бегонии, густо усеянной кроваво-красными цветами, были видны только его голова и плечи.

Оборонительная позиция, занятая Томасом, рассмешила Палевского. «Mon ami, видел бы ты себя со стороны!.. Как там у северного поэта? Я памятник воздвиг себе нерукотворный», — не удержался он от комментария, и это несколько разрядило обстановку.

Самолюбивый подросток глянул на него, затем на куст бегонии и вспыхнул от негодования. Когда он выскользнул из укрытия и шагнул к нему, Палевский принял это за начало конструктивного диалога. Продумывая дальнейшую линию поведения, он замешкался, и мальчишка успел перехватить инициативу.

Томас был неузнаваем. Это не был мальчик с ужимками девочки. С робкой надеждой в светлом взоре к нему приближался настоящий ангел — изящный и хрупкий, в окружении ореола белокурых волос. Паршивец учёл даже это в своём представлении и, сменив траекторию движения, приближался к нему со стороны окна. Ошарашенный его неожиданной метаморфозой, Палевский с трудом удержался от желания протереть глаза, а лучше как следует ущипнуть себя за руку. «Стой, где стоишь!» — спохватившись, приказал он. Расчётливая улыбка, скользнувшая по губам подростка, окончательно вывела его из замешательства. Он понял, что Томас пошёл ва-банк и решил проверить, насколько чисты его помыслы.

С американской раскованностью Палевский закинул ноги на директорский стол — судя по многочисленным царапинам от шпор, ему было не привыкать к подобному обращению — и с укоризненным видом покачал головой. «Молодой человек, вы понимаете, что творите?» — вопросил он тоном доброго дядюшки, застукавшего любимого племянника за некрасивым занятием.

Томас с недоумением захлопал ресницами и заявил, что никак не поймёт, почему сердится, герр Михаэль. Он всего лишь хочет подружиться поближе, если герр Михаэль так уж сильно печётся о его благополучии.

Неожиданно для себя Палевский взбеленился — из его памяти ещё не изгладились подробности злосчастной поездки в компании с ковбоями. «Ну, погоди! Сейчас я отучу тебя от подобных фокусов!» — подумал он с раздражением и, не вставая из-за стола, стремительно подался вперёд. «Мой сладкий, а ты подумал, что будет, если я приму твоё предложение?» — проговорил он вкрадчивым голосом.

У мальчишки оказалась отменная реакция. В то же мгновение он оказался за тумбочкой и, схватив несчастную бегонию, злобно окрысился. «Только посмейте подойти, и я вас убью!» — прошипел он срывающимся голосом.

«Так-то лучше, — усмехнулся Палевский и посерьёзнел. — Да, Томас! Вот уж не ожидал. Я был о тебе лучшего мнения. Интересно, что подумают твои родители, когда узнают, о твоей дурацкой эскападе?»

Донесения шпионов говорили, что подросток прижился в семье Штейнов, да и он