Фронтир 3 - Константин Калбанов

Вот и сегодняшний ужин должен был быть вполне себе рядовым. Все было как всегда, пока на дворе не залаяли собаки. Они и раньше лаяли, ничего удивительного, ведь места по сути дикие и всякого зверья вокруг полно, а в лайках охотничья кровь. Но сейчас они лаяли как-то иначе. Бедрич даже осекся на полуслове, услышав нечто необычное в голосах сторожей. Но раздумывал он не долго.

Наученная горьким опытом семья Кафки теперь всегда держалась настороже и ставни на окнах из толстых плах, с бойницами и оружие всегда под рукой, развешанное по всему дому. Едва только глава семьи подал сигнал, как вся семья сорвалась с мест и каждый побежал к своему месту, даже Хана, которая сейчас была в положении. Гостям в этом доме всегда рады, да только для гостей есть день, а как стемнело от хутора лучше держаться подальше. Да и днем, с оружием почитай не расстаются, оно всегда под рукой.

По всему дому погасили свет. Стены родные уже и обстановка в доме привычная, так что темень проблемы не представляла, а вот видеть что творится на улице совсем не помешает. Бедрич распахнул створки, нечего бить стекла, они и денег стоят и зима на улице. Правда от ставен тут же потянуло холодом, но можно подумать если разбить стекла то иначе будет. Однако рассмотреть в бойницу ничего толком так и не удалось.

Четыре собаки ярятся и лают возле ограды, почти напротив крыльца. Ограда не высокая, набрана из штакетника, с просветами. Для зверья вполне достаточно, а вот человека уже не задержит, ну да оно и ни к чему, главное, что и прикрытием ему служить не может. Штакетник тонкий, пулю не сдержит, даже револьверную, а просветы не позволят укрыться. Разве только столбики и из винтовки не пробьешь, но опять же тонкие. И за ними никакого прикрытия.

Какое-то время ничего не происходило, а затем в круг света от уличного фонаря въехали три всадника, а рядом крутятся две лайки. Только странные какие-то лайки. Обычно эти собачки не скупятся на лай, а эти отмалчиваются, только зубы скалят, расстояние небольшое и Бедричу это хорошо видно.

— Мир вашему дому, — прокричал один из всадников, до боли знакомым голосом. — Бедрич, гляди дырку сделаешь, потом не замажешь.

— Эмка, шубу накинь, — расслышав легкие, стремительные шаги и зная, что сейчас последует, выкрикнул Бедрич.

Как же, послушает она его. Выскочила в одном только платье, да еще и в мягкой комнатной обувке. Бедрич стоя на крыльце, даже прослезился, от радости за дочь. Дождалась-таки, упрямица. И Сергей молодец, сдержал слово, приехал как и обещал.

Еще на осенней ярмарке Кафка слышал о том, что Сергей вроде как пропал без вести. Эмка тогда так перепугалась, что проревела почти целый день. Но потом покрутившись среди людей, отец принес ей радостную весть, мол есть слух и о том, что Верная Рука вовсе не сгинул, а нашел приют у куроки. В итоге, он убедил дочь в том, что людям дай только повод, так они будут чесать языком пока не сотрут.

Затем был Белое перо, который пришел договориться насчет щенков. Особо он не распространялся, но сказал, что верная Рука действительно жив и сейчас гостит у куроки. О каких-либо подробностях он говорить не стал. Сослался на то, что не знает их. Однако им было достаточно и его утверждения, так как пинки почем зря болтать не станут.

И вот теперь этот скиталец стоит перед домом Кафки, обнимая Эмку и пеняя ей в полголоса насчет неразумности и зимней стужи. Потом спустился отец и накинув на плечи дочери полушубок велел идти домой, пока они определят коней на постой. Да и о собачках следовало позаботиться. Вон как клыками ощерились, того и гляди в глотку вцепятся все никак не успокаивающимся псам на подворье. Да и сам Бедрич отчего-то не сомневается, что случись, так и ему достанется на орехи. Прямо бойцовые псы, а не охотники.

— Ты уж прости, Ануш, но так случилось, что Сарка предпочла другого, — когда они оказались в доме, перво-наперво произнес Бедрич, винясь перед молодым человеком.

— О чем вы, дядько Бедрич? Она мне не обещалась, вы слово не давали, так что все по чести. А то что случилось… Глупость то да кровь горячая, за то и ответ держу.

— Как так держишь? Ведь говорят, что вам помилование за службу беспримерную вышло?

— Так-то оно так, да только Бойли не приняли то помилование. Говорят, что мол если не отслужил все два года в черных шевронах, то и мира не будет. Хорошо хоть кровную вражду только мне объявили, а семья в стороне осталась. Батя хотел было поперек встать, да Сергей уговорил моих не вмешиваться. Вражда она до добра не доведет. Тяжко бате пришлось, но все же отрекся он от меня, по моей же слезной просьбе.

— Это же получается, что тебе домой путь заказан.

— Получается, что так. Потому оно и к лучшему, что Сарка определилась, прямо камень с души. Куда мне семьей обзаводиться и оседать, коли кровники за плечами.

Это да. Сергей видел, какое облегчение испытал Ануш при известии о замужестве девушки. Ну, а как иначе-то, если в его сердце прочно свила гнездо пинкская красавица. Парень уж заявил, что отправится с Сергеем к куроки, а у Сергея по большому и выбор-то был невелик. Высокая Гора прекрасно знает кто они с Алексеем и лучше бы он и Хитрый Змей были бы единственными, владеющими этой информацией.

Кстати, Хват (он напрочь отказывался именоваться иначе, хотя и имел паспорт на имя Лукана Губачека), тоже решил последовать за Варакиным, заявив, что такого удачливого парня в жизни не встречал. А еще его влекла развеселая, полная приключений и будоражащая кровь жизнь. Никакие уверения, что с этим покончено и теперь Сергей собирается жить жизнью простого хуторянина не могли его убедить в том, что это будет действительно так.

Возможно причина еще и в том, что там, у куроки, бывший вор нашел свою семью, живую сестру и племянников. Почувствовал человек, что не один теперь на этом свете, а это много значит. Очень много. Настоящую цену этому знают только те, кто пережил подобную утрату и шел по жизни один. Без семьи и родни человек и не живет вовсе, а лишь существует.

— И куда ты теперь? — Поинтересовался у Ануша Бедрич.

— Куроки приглашали к себе. Поставлю хутор и буду жить поживать. Захотят Бойли, пусть попробуют сунуться.

— К куроки? А не опасно?

— Да что ты, дядько Бедрич. Там около сотни рустинских хуторов стоит, да и сами куроки на земле оседают.

— Выходит, правду про них говорили?

— Правду, дядько Бедрич. Правда не все хотят оседать на земле, но большинство куроки уж осели и остальные подтянутся. Соседи их не понимаю и считают чудаками, но куроки не особо их слушают. За хуторян горой стоят, ну и те тоже не отстают. Живут дружно, участок какой захочешь тот и выделят. Если скотину будешь разводить, то в холмах, там и пастбища и сенокосы, а как пашню поднимать, то на равнине. Так чего еще нужно?

— Если так, то да. Ну, а ты Сергей как? Будешь ставить хутор? Я уж и место присмотрел.

— Прости Бедрич, но я решил то же к куроки податься.

— Это как это? — Тут же заволновался хуторянин.

Даска, его жена, даже рот прикрыла ладошкой и стрельнула взглядом в сторону дочери. Ее примеру последовали все домашние, в смысле устремили взоры на девушку. Одна только Эмка, счастливая и притихшая сидит рядом с суженым, ухватив его за локоть и прижав голову к сильному плечу. Казалось, что она сейчас и не здесь вовсе.

— А вот так, старина, — совершенно спокойно ответил Сергей.

— Так мы же вроде все обговорили, — не унимался Кафка, — ты хутор рядом со мной собирался поставить.

— Э-э не-эт Бедрич, — возразил сергей поглаживая руку Эмки, лежащую на его локте. — Это ты хотел, чтобы я хутор поставил рядом с тобой и жили мы добрыми соседями. Я же тебе ничего не обещал. Понимаю, за дочь переживаешь, не хочется кровиночку отпускать в глубь пинкской территории. Но ведь ты и сам живешь на землях куроки и с ними общаешься, так что ничего нового, разве только подальше получится. С другой стороны, я ни на чем не настаиваю, мое слово прежнее, ты мне ничего не обещал, а я ни на чем не настаиваю. Посчитаешь, что дочери твоей идти за другого, так и говорить не о чем.

— Как это не о чем!? — Вдруг встрепенулась наконец уловившая смысл разговора Эмка. — Тятя! Мама! — Но родители только потупили взор.

— Спокойно Эмка. Родителей понять можно, чай не для того тебя растили, чтобы отпускать туда, куда Марик телят не гонял.

— Да как ты можешь?

— Могу, дуреха. Еще как могу. Жить без благословения та еще глупость, тогда и внуки не внуки, и племянники как чужие.

— А как женой была бы?

— Тогда и разговор иной, а сейчас ты в родительском доме и в их воле.

Вообще-то этот разговор Сергею был как серпом по причинному месту. Он даже не представлял насколько была Эмка ему по сердцу. Только когда она выбежала к нему он понял, насколько ему хочется быть рядом с ней. Но иначе поступить он не мог. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Хотя он и относился ко всем этим благословениям с иронией, но сама девушка будет чувствовать за собой вину до конца своих дней. Что поделать, воспитание и устои.