Воспоминания товарища Обер-Прокурора Святейшего Синода князя Н.Д. Жевахова - Николай Давидович Жевахов

пренебрежение к голосу Божьему… Нужно вернуться и повернуть жизнь к ее религиозному центру, к ее источнику — Богу. Тогда все станет ясным и понятным; тогда не будут называть сумасшедшими тех, кого называют сейчас за то, что они порвали с этим центром; тогда другими станут и наши идеалы, одухотвориться жизнь, люди перестанут говорить на разных языках… Обратите внимание на те слагаемые, из которых теперь составляется человеческая мысль, требующая общего признания. Там не только трафареты, но и трафареты преступные: там теории, черпающие свои корни в талмуде и ведущие к одной цели — уничтожению христианства. И эти теории добросовестно изучаются и проводятся в жизнь близорукими христианами; на этих теориях зиждятся наука и литература; эти теории заложены в основу государственных преобразований, составляют фундамент прессы, руководящей общественным мнением и направляющей ее в заранее намеченное русло. Это называется “прогрессом”; в порабощении христианского мира юдаизмом сказывается движение вперед, к которому так лихорадочно стремятся все, кто боится прослыть отсталым; а попытки охранить вековые начала христианской культуры осуждаются как невежество, как возвращение к “старому”, к предрассудкам, якобы созданным темнотою и суеверием, какое из корыстных целей поддерживается “попами”… Разве Вы не замечаете, что теперь христианину стало даже стыдно признаваться в том, что он христианин, что он еще верен Богу и считает себя обязанным выполнять заповеди Божии!.. Нет, дело не только в недостатках пастырей, а в самом духе времени, отравленном гонителями христианства. Здесь уже не единичные грехи и преступления, а массовая хула на Духа Святого, что не простится”…

“Конечно, — ответил мой сослуживец, — главное в этом; но, все же, на общем фоне безверия нет более уродливого явления, как безверие духовенства и, особенно, его высших представителей… Я почти не встречал верующих архиереев”…

Я невольно рассмеялся и сказал: “Это уже Вы перехватили; все же, слава Богу, пастыри, подобные о. Шавельскому, составляют исключение”… Однако, сказав это, я вспомнил свою беседу с митрополитом Киевским Флавианом и заключительные слова этой беседы: “Чем ближе узнаете наших Владык, тем дальше от них будете”…

Я стал прощаться…

“Куда же Вы так скоро?..”

“Завтра нужно быть у Обер-Прокурора, и я спешу написать “краткую докладную записку”, — ответил я.

“Разве и А.Н.Волжину нужен отчет о Вашей поездке, зачем?” — удивился мой сослуживец.

“Нет, не отчет, а наброски по некоторым ведомственным мероприятиям, он просил меня помочь ему”…

“О, простота и наивность! — воскликнул мой товарищ, — неужели Вы и в самом деле ему верите?!.”

“Почему же не верить? — спросил я удивленно. — Почему я должен везде и всегда видеть лицемерие и коварство? Я всегда всем верю… Ведь Вы не станете бросаться с кулаками на первого встречного, которого Вы не знаете, и который ничем Вас не обидел… Вы не сделаете этого, может быть, и при встрече с Вашим врагом… Не то же ли самое и здесь?.. Ведь, не доверяя другому, относясь к его словам как к звукам, не имеющим значения, питая подозрение, я ведь первым оскорбляю его, наношу ему обиду… Для чего же я буду это делать?!.”

“Для того, чтобы не попадаться впросак и, в лучшем случае, не очутится в смешном положении… Этого требует житейская мудрость и ничего больше. — ответил мне простодушно мой сослуживец. — Разве Вас мало обманывали? Нельзя же всех считать своими преданными друзьями”…

“А я всегда всех считал и буду считать друзьями, доколе они не докажут противного, ибо лучше всем верить, чем никому не верить”, — ответил я.

“Напрасно… Знаете ли Вы, какой помощи ожидает А.Н.Волжин от Вас?..”

“Какой?” — спросил я.

“Ему просто хочется узнать от Вас биографии Синодальных чиновников; а о ведомственных реформах он даже не вспомнит в разговоре с Вами, тем более, что Вы скоро будете его заместителем, и он это чувствует”.

Я остолбенел… Это был первый слух о моем назначении, неизвестно откуда вышедший, кем и с какими целями распространяемый. Я, с удивлением, посмотрел на своего собеседника и сказал ему:

“Вот до чего велик гипноз, рождаемый “слухами”… Вы верно даже не подметили того, какое противоречие заключается в Ваших словах… Если новый Обер-Прокурор действительно собирается покидать свой пост, через месяц после своего назначения, то зачем же ему наводить справки о своих подчиненных, да еще у того, кого он считает своим будущим заместителем… Если же он интересуется такими справками, значит и не думает об отставке… Вы повторяете такие нелепости, какие будут иметь только тот результат, что вызовут недовольство моего начальства и осложнят мое положение среди моих сослуживцев… Разве помощники Статс-Секретаря Государственного Совета, да еще сверхштатные, назначались когда-либо министрами?..”

“А вот увидите… Вывезет редакция церковных законов Российской Империи”, — ответил мой сослуживец.

“Такой редакции даже не существует, — сказал я, — кодификацией церковных законов я занимаюсь лишь между делом… Мое же дело — редакция Полного Собрания Законов той же Империи, тот тупик, из которого нет выхода, куда никто не шел, и где мои предшественники сидели по 40 лет на одном месте… Знаете ли Вы, что когда мне предложили заведование этой заколдованной редакцией, то мои друзья отговаривали меня, говоря, что я испорчу свою служебную репутацию, ибо туда шли наименее способные люди?.. Но я принял назначение, ибо эта редакция, освобождая меня от всякого рода совещаний и заседаний, давала мне больше свободного времени, нужного мне для совершенно других дел… Одно Бари требует поездок за границу два раза в год, а, кроме Бари, у меня и много других внеслужебных занятий… Разве мое начальство не знает об этом и разве будет поддерживать мое продвижение вперед?! Потому то я и занимаю “сверхштатную” должность… Нет, с моего места далеко не уедешь: где сядешь, там и слезешь”…

“Сесть-то Вы сели в яму; но слезете в Синоде”, — ответил он.

“Откуда эти слухи, кто распускает их?” — думал я, прощаясь со своим сослуживцем… В 3 часа я уже был дома и с увлечением принялся за докладную записку Обер-Прокурору. Работа интересовала меня; закончив ее, я остался ею доволен, что не всегда случалось со мною… Словам своего сослуживца о лицемерии и коварстве А.Н.Волжина я не придал никакого значения.

Глава 17. Думы

Было 8 часов вечера. В тяжелом раздумье сидел я одиноко в своем кабинете. Картины прошлого, как звенья невидимой цепи, воскресали в моей памяти. И на общем фоне неясного и туманного, неразгаданного и непонятного, я улавливал точно Невидимую Руку, какая боролась со