Виктория - Лилия Фандеева

иметь детей?» Я и ляпнула: «Убила бы». « А я живу, ращу сына и радуюсь жизни» – изрек он. Жалеет он тебя, от чувства вины не может избавиться, вот и придумывает для тебя подарки.

– Спасибо за откровенность. Значит наша дружба не что иное, как жалость и чувство вины? Ты бы коней попридержала. Твое положение обязывает тебя быть, по крайней мере, осмотрительнее. Ты у нас женщина замужняя.

– Ни куда он не денется до тех пор, пока я сама этого не захочу. Ты меня извини за откровенность, он меня устраивает во всех отношениях, кроме одного. Вот это одно я пытаюсь получить в другом месте. Не нравится ему, я без сожаления с ним разведусь, наплевав на свой статус жены с высокой колокольни. Это ему есть что терять, а я только приобрету ранее утраченное.

Обвинять Лизу в неверности, переспав с ее мужем, было бы глупо, а вот Виктору она сказала все.

– Вить, подойди, пожалуйста, к окну и посмотри в эту штуку на машину у подъезда, – попросила она в один из выходных дней. – Что ты видишь?

– Машину свою вижу. А что? – спросил он удивленно.

– Ты уже блондинку высадил или она еще в салоне?

– Ты за мной следишь? – смеясь, задал он вопрос.

– Нет. В этом нет необходимости. Я просто хотела понять, с каких пирогов вы стали привозить ко мне Егора в выходной день няни? Чем или в чем может помешать ребенок своим родителям?

– Поняла?

– Кое-что. Вам не хватает на личные дела шести дней из семи?

– Ты дуреха, Вика. Я никогда бы не стал привозить тебе Егора из-за своих сексуальных похождений. Блондинка, наш экономист в декретном отпуске. Ее муж, соглашается на работу жены не более четырех часов в выходной в офисе. Я ее привожу туда и отвожу. Мне удобнее привезти его к тебе и повидаться с тобой, чем ехать к родителям. Это так сложно понять? А вот Лиза преследует свои цели и умышлено исчезает из дома. Чего она тебе наговорила на этот раз?

– Ничего нового. Скажи: я действительно вызываю чувство жалости даже спустя шесть лет? А все эти подарки не что иное, как искупление вины? – спросила она и, не давая ему возможности ответить, продолжила. – Пусть я буду глупой и впечатлительной особой, но, во-первых, прекрати меня жалеть, мне не нужна твоя жалость, во-вторых, не привозите мне больше парня поодиночке, без особой надобности, в-третьих, сделайте одолжение, и реже вспоминайте о том, что я есть, а лучше, вообще, забудьте о существовании Виктории Карповой. Я понятно выразила свою мысль?

Они не только перестали привозить Егора, но и перестали звонить. Именно в это время Виктория случайно и встретила Данилова. « Почему я себя чувствую виноватой перед Виктором? Пусть у них в семье не так все безоблачно, как хотят представить, мне нет до этого дела. Раз живут, значит, это их устраивает. Почему я вообще приняла эту дружбу? Я не думала, что все эти годы, поздравления и подарки были направлены на искупление вины, а не дружеские. Виктор очень мне помог, когда не стало дедушки. Потом эта ночь. Неужели моя ревность к нему и сыграли со мной эту злую шутку, а если еще учесть проснувшуюся навязчивою идею, получили «секс в ночном городе», – думала Вика. – Сказать, что я не разборчива в связях, будет большим комплиментом для меня. Мои связи за десять лет – это два мужчины. Но в последний год, я переплюнула девять предыдущих лет. Я не хочу сейчас не видеть, не думать ни об одном, ни о другом. С одним совершила большую глупость, перед вторым чувствую себя виноватой, а им обоим нет до меня дела. Почему я любила Лешу Данилова? Не знаю. Он ничего не сделал для меня хорошего, о чем бы можно вспомнить. А Грачев? Его нельзя было не полюбить. Я относилась первое время к нему сдержано. Я с Виктором начинала новую, неизвестную мне жизнь, не знала чего от нее можно ожидать. Я и влюбилась в него потому, что он был будто добрым волшебником в моей такой «затраханой» жизни. Он был против моей работы, предоставил возможность окончить учебу, не особо напрягаясь. При этом баловал меня сверх меры. Потом у меня проснулся к нему интерес. Он относился ко мне с нежностью, но никогда не говорил о любви. Может все дело во мне? Ведь у меня есть свои недостатки, и нет никаких особых способностей или достоинств. Так, умею и знаю всего понемногу. Возможно я обаятельная и привлекательная, но этого мало, таких людей, как я большинство. Может, нужно терпимее относиться к людским порокам? Неужели все дело в моем ослином упрямстве? Приняв решение, я его не меняю, хотя вовсе не уверена в его правильности. Почему Виктор заговорил о своей любви шесть лет спустя? Любовь ли это, или все же жалось, как утверждает Лиза? Мне стоит забыть их, причем обоих сразу и, как можно, быстрее. Это самобичевание не приведет ни к чему хорошему. Займусь работой, чтобы не оставалось лишнего часа, для размышлений о превратностях своей судьбы и мыслей о посыпании головы пеплом».

Новый две тысячи двенадцатый год Виктория встретила на дежурстве. Виктор поздравил ей накануне. Они не созванивались месяца четыре, после ее «ультиматума». Проспавшая полдня, она сидела в кресле перед экраном телевизора, созерцая праздничный концерт и поедая мандарины. Искусственная елка, украшенная конфетами в ярких фантиках, мигала лампочками гирлянд, а в квартире стоял запах мандарин. Вечером, часов в шесть, раздался звонок. На пороге квартиры стояли Виктор и Егор.

– Привет! С Новым годом, – сказал отец.

– С Новым годом, – повторил за ним сын. – Вика, я за тобой скучал, – добавил он, переступая порог квартиры. – Мы к тебе с подарками.

– Мы же, вроде, поздравили друг друга с наступающим, – говорила Вика, обнимая Егора. – Слушай, а ты, парень, подрос.

– Было поздравление с наступающим, теперь с наступившим. Мы пройдем?

– Проходите, – сказала она, помогая Егору раздеться. – Только кормить мне вас не чем. Нет ничего праздничного, а вот подарок от Деда Мороза у меня для тебя, Егорка, есть.

– Ты не готовилась к празднику? Это что-то новое.

– Я утром сменилась с дежурства. Извини.

– Это ты нас извини. Мы не голодны, а весь десерт, сладости и шампанское у нас с собой. Ты не против маленького банкета?

– Егор точно не голоден?

– Он точно не голоден, но от конфет не откажется, как и от фруктов.

– Егор, подарок под елкой. Доставай осторожно, не опрокинь ее саму, – говорила Вика