Антимавзолей - Андрей Воронин

Он почти верил в то, что говорил, вот только выражение лица Федора Филипповича на протяжении этой тирады делалось все более мрачным. Чувствовалось, что генерал просто дает ему высказаться, спустить пар, а сам приберегает какую-то новость, которую вряд ли можно отнести к разряду приятных. Поэтому Глеб говорил непривычно долго и многословно, убеждая Федора Филипповича и в первую очередь себя самого в том, что вокруг полно настоящих дел и не стоит обращать внимание на неясные совпадения, слухи и сплетни и, опираясь на них, начинать расследование.

Генерал слушал терпеливо, а когда Глеб устало замолчал, исчерпав кладезь своего красноречия до самого донышка, коротко, почти неприязненно осведомился: "Ты кончил?" Получив подтверждение, он каким-то порывистым, нервным движением поднялся с дивана, подошел к окну и стал смотреть во двор, засунув руки в глубокие карманы своих просторных цивильных брюк. Так, глядя в окошко, а не на Сиверова, он сообщил, что накануне Лев Валерьянович Григорович был обнаружен убитым в своей квартире. Произошло это, когда агент, осуществлявший за стариком наружное наблюдение, вовремя не вышел на связь. После нескольких безуспешных попыток связаться с агентом и столь же безуспешных звонков самому Льву Валерьяновичу Федор Филиппович выслал по адресу оперативную группу. Во дворе дома, где жил эксперт, оперативники обнаружили машину своего коллеги – неприметный "Москвич" белого цвета. Сам агент, человек бывалый и опытный, сидел внутри, уронив на руль проломленную ударом какого-то тяжелого предмета голову. Он уже успел окоченеть.

Самого Григоровича постигла та же участь: ему проломили затылок, одним молодецким ударом отправив к праотцам. В гостиной, которая служила Льву Валерьяновичу заодно и кабинетом, все было перевернуто вверх дном; не желая расширять круг посвященных в тайну письма, Федор Филиппович лично выехал на место происшествия и тщательнейшим образом осмотрел квартиру покойного графолога. Злополучный документ как в воду канул. Собственно, ничего иного генерал и не ожидал.

"Вот так штука, – сказал Глеб Сиверов, выслушав этот рассказ. – Странно это все..." – "Что именно кажется тебе странным? – ворчливо осведомился Потапчук. – Надеюсь, не то, что из-за этого письма начали убивать людей? Помнится, я предсказывал это еще неделю назад и ты со мной согласился". – "Странно то, КАК их убивают, – сказал Глеб. – Допустим, бригадир строителей мог погибнуть случайно – как-никак, день получки, винный магазин... Ну допустим! Допустим, старика могли ударить по голове сгоряча, когда он не захотел добровольно отдать письмо. Допустим даже, что он тоже погиб случайно – просто удар оказался слишком сильным, намного сильнее, чем рассчитывал убийца. А старику много не надо..." – "Ты ошибаешься, – перебил генерал, – но об этом позже. Продолжай". – "Я думал об этом парне из наружного наблюдения, – проглотив вертевшийся на кончике языка вопрос, послушно продолжил Глеб. – Насколько я понял, из машины он не выходил – сидел тихо, никого не трогал, никак себя не проявлял. Убили его опять же не с целью ограбления или угона, а просто потому, что он был тем, кем был – агентом наружного наблюдения. Убийца знал, кто перед ним, но не воспользовался ни пистолетом, ни хотя бы ножом – просто подошел и ударил по голове. Здорового, тренированного, вооруженного мужчину, находящегося при исполнении служебных обязанностей оперативника ФСБ... Между прочим, когда человек сидит в машине, ударить его по затылку не так-то просто, особенно так, чтобы укокошить одним ударом. Я бы, например, за такое дело не взялся". – "Твои пристрастия мне известны, – заметил Федор Филиппович. – И ты прав: убить человека подобным образом тебе действительно не удалось бы. Заметь, во всех случаях удар по голове был единственный. Никакой драки, никаких беспорядочных побоев, никаких травм – один точный, очень сильный удар, и человек умирает, даже не успев понять, что с ним произошло. Проломленный череп означает уличную драку, состояние аффекта, банальное ограбление, случайность, наконец... Но никак не заказное убийство. Это очень удобно, согласись". – "Легче поверить в цепь случайностей, в совпадение..." – "Тогда вот тебе еще одно совпадение, – сказал Потапчук. – Я взял на себя труд навести справки по поводу этого бригадира... Так вот, он убит ударом по затылку, нанесенным слева направо, снизу вверх тупым твердым предметом. Точно таким же манером убит Григорович. Моего агента ударили по прямой, поскольку он в момент смерти сидел. В остальном все совпадает до мелочей, даже вид раны..." – "Почерк?" – догадался Глеб. "Так точно, – отчеканил генерал, – почерк. Можно предположить, что убийца невысокого роста, левша и обладает огромной физической силой". – "Типичный злодей из рассказов о Шерлоке Холмсе, – сказал Глеб. – Постойте-ка! А ваш информатор – тот, что навел нас на пионерский лагерь, – он ведь, кажется..."

Федор Филиппович горестно покивал головой. "Дорого бы я дал, чтобы тебе этого не казалось, – сказал он. – Если объединить эти три случая с тем, получается черт знает что – заговор какой-то! Можно подумать, с нами кто-то играет, дергает за ниточки, как картонных паяцев, и даже не особенно прячется. Очень мне не хочется так думать, Глеб Петрович, но факты – упрямая вещь. Почерк действительно тот же, и с этим ничего не поделаешь. Знакомый какой-то почерк, – добавил он задумчиво. – Где-то я такое уже видел... Впрочем, не имеет значения, потому что было это, дай бог памяти, лет тридцать назад. Такие люди столько не живут... да он, если мне не изменяет память, тогда же и погиб..."

Ситуация и впрямь складывалась нешуточная, особенно если информатора генерала Потапчука действительно ликвидировал тот же человек, который сейчас планомерно, одного за другим убирал всех, кто имел отношение к этому странному, ни на что не похожему делу. Получалось, что где-то совсем рядом с ними бродит отлично информированный монстр, которому доставляет удовольствие убивать людей таким варварским способом. Постепенно Глебу начало казаться, что они с генералом стали жертвами грандиозной, тщательно продуманной мистификации. Он сказал об этом Федору Филипповичу, но тот в ответ лишь пожал плечами. "А какая разница? – проворчал Потапчук, раздраженным жестом бросая в рот леденец, служивший, увы, неравноценной заменой сигарете. – С того момента, как в этом деле появился первый труп, мне лично уже все равно, мистификация это или нет. Надо искать этого коперфильда, Глеб, и укорачивать ему руки. Заодно и поглядим, что он там нашел".

"Вы считаете, что убийца и тот, кто нашел захоронение, заодно?" – спросил Сиверов, и Потапчук ответил, что это представляется ему наиболее вероятным. В конце концов, Григоровича убили только после того, как он завершил экспертизу; возможно, если бы старик ограничился только сличением почерков, не установил возраст письма и не помчался со своим открытием к Федору Филипповичу, он здравствовал бы и по сей день. Поэтому генерал считал человека заказавшего экспертизу подозреваемым номер один, и Глеб не нашелся, что возразить. В любом случае отыскать его было необходимо, хотя бы для того, чтобы, как выразился генерал, "посмотреть, что он там нашел".

Потапчук объявил, что отработкой линии генетической экспертизы займется сам. Это означало, что он считает задачу непосильной для Глеба, и, подумав, Слепой был вынужден снова с ним согласиться. Помимо обычной врачебной тайны, в этом деле существовала скверная политическая подоплека, и Сиверов мог до конца жизни ходить из одной лаборатории в другую без всякой надежды на успех. Федор Филиппович, похоже, вознамерился действовать с открытым забралом – только так, в полном блеске орденов и генеральских звезд, он мог надеяться прорвать глухую оборону генетиков, которым наверняка очень хорошо заплатили за молчание. Это был не самый лучший вариант, но, пожалуй, самый эффективный.

Ниточка, тянувшаяся к таинственному заказчику от Григоровича, оборвалась со смертью старого графолога; таким образом, оставались только строители. "Остаются только строители", – сказал Глеб и осекся, встретившись с насмешливым взглядом Федора Филипповича. "Так точно, – подтвердил генерал, посмеиваясь, – только они и остаются. Ты уж не обессудь, придется тебе... гм... внедриться в их среду. Иначе они, черти, ничего не расскажут. Думаю судьба бригадира – это такой урок, который не скоро забудется. Так что..."

"Спасибо, Федор Филиппович! Спасибо, родной! – подумал Глеб, яростно намыливая голову вонючим хозяйственным мылом. – Удружил, ничего не скажешь..." Пальцы были какими-то чужими, деревянными, как будто он мыл голову граблями или протезами. Смыв мыло, Глеб посмотрел на руки. Они слегка дрожали, на ладонях красовались сорванные мозоли. Между тем за весь сегодняшний день он не добыл никакой информации – ну, разве что выучил, как кого зовут, да узнал с десяток жаргонных словечек, бытующих в среде гастарбайтеров, прибывших в Москву с братской Украины. Но доведись ему прямо сейчас, сию минуту, в кого-нибудь стрелять, Слепой был почти уверен, что ни за что не попадет – разве что перед ним, шагах в десяти, поставят африканского слона...