Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке - Шапи Казиев

IV. ИЗ КАКОГО ТЫ РОДА?

Родовая община

Большая семья, известная у горских народов Северного Кавказа под разными наименованиями, объединяла до пяти и более поколений ближайших родственников, преимущественно по прямой нисходящей линии (родители, их женатые сыновья, внуки и т. д.) Численность ее достигала 40-60, а иногда 100 и более человек. В ряде случаев в больших семьях, особенно феодальных, проживали и рабы, являвшиеся собственностью владельцев. На протяжении столетия рост числа членов семьи приводил к дроблению семейной общины. Выделившиеся семьи по мере возможности селились рядом, поблизости от отцовской семьи. В высокогорных альпийских районах ландшафт и форма хозяйства делали рациональными расселение малыми деревнями (по 15-30 дворов); в долинах и на равнине вырастали крупные «урбанизированные» аулы (от 100 до 1000 домов), где настоящие и бывшие родственники селились «концами» или кварталами (в Дагестане они назывались «мехле» или «авал»).

Родовые группы или объединения (хотя в XIX веке их кровнородственная суть была во многом утрачена) назывались жинсы, тлибили (у народов Западного Кавказа), авриды или эвледы и мыггаг (у осетин), тайпы или тейпы (у чеченцев и ингушей), тухумы или тохумы (у народов Дагестана).

В книге Э. Исаева «Вайнахская этика» говорится: «… Чеченский тайп объединял семьи, связанные между собой кровным родством по отцовской линии. По мере разрастания тайпы распадались на две или более части - тары (ветви тайна), каждый из которых со временем образовывал самостоятельный тайп. Все члены тара могли назвать имя своего реального предка. Кроме того, каждый чеченец должен был знать и помнить имена не менее 20 лиц из числа своих предков.

В истории Чечни насчитывалось свыше 135 тайпов. Более 20 из них были образованы представителями некоренных народов, которые ассимилировались в разное время и в разных условиях и прочно вошли в состав чеченского общества. Каждый тайп имел юридические нормы и этические правила, обязательные для соблюдения всеми. И чем больше человек был популярен в обществе, тем строже он был обязан блюсти нравственные устои тайпа. В основе организации тайпа лежали нормы, подразумевавшие то, что в современном обществе формулируется как «свобода, равенство и братство». Отношения между людьми регулировали такие этические нормы, как уважение к старшим, почтительное отношение к женщине, оказание помощи тем, кто оказался в беде, и др. Эти нормы постепенно переходили в обычаи, ритуалы. Антиобщественное поведение открыто порицалось, И был даже такой обычай - устраивать на обочине дороги т.н. «кучу всенародного проклятия». Каждый, проходя мимо, бросал в эту кучу камень или ком земли со словами проклятия в адрес того, кто совершил безнравственный поступок. По неписаному житейскому кодексу тайпа, любой человек, невзирая на положение, мог за проступок стать объектом осуждения».

3. Шахбиев в своей книге «Судьба чечено-ингушского народа» пишет: «Тайп возглавлял тайпанан хьалханча - предводитель тайпа, или как принято говорить, тхьамда (тхьамда, вернее, тамада - по-турецки означает «старший, старейший»). Предводитель (хьалханча) руководил советом старейшин и участвовал во всех делах тайпа, указывая, как вести себя во всех обстоятельствах жизни.

Все свои поступки и действия каждый член тайповой общины обязан был согласовывать с предводителем. Решающую роль в управлении родом играл не предводитель, а совет старейшин рода - демократическое собрание».

Слово «тухум» на санскрите и фарси означает «семья», «деревенская община». У аварцев наряду с иранским «тухум» был распространен собственный термин - «кьибил» (буквально «корень»), у даргинцев - «джине», у лакцев - «сака», у лезгин - «сихил», «миресар».

Каждая такая группа возглавлялась одним или несколькими старшинами (чухби, карт, гьилатаб, адилал, аксеккал, мыггыджи, хистар и др.). Старшины вели текущие дела общины, разрешали споры между ее членами. Они же выполняли функции судей по адату. Старшины, как правило, были выборными, о чем свидетельствуют и термины, которыми они обозначались в народе: «иргадулав» (по-аварски - «очередной»), «гьилатав» (по-андийски - «допущенный к верховодству») и др. По словам посетившего Дагестан путешественника-кавказоведа И. Гербера, горцы «имеют в каждом уезде своих старшин, которых сами между собой выбирают, и как оные им не полюбятся, то сами опять отставляют, притом кадиев из духовных, которые их ссоры судят». Ученый-миссионер Хрисанф указывал: «Чиркей управляется стариками своими, тяжбы решаются кадиями». Автор составленного в 1830 году описания Чечни и Дагестана Р. Ф. Розен свидетельствовал, что в Салатавском обществе избранные старшины «более одного года не остаются» и что в каждом селении по нескольку «вроде наших выборных».

Суд осуществляли старейшины, старшины и кадий. В распоряжении старшин были сельские и войсковые исполнители (у аварцев - «гъелал», в русских документах «есаулы») и глашатаи («мангуши»). Община избирала также военного предводителя («цевехъан»), которому подчинялись караульные и рассыльные для срочных военных приготовлений.

Народное собрание

Высшим органом власти сельской общины являлось народное собрание. Здесь решались важнейшие вопросы жизни общества: войны и мира, заключения союза с соседними обществами или феодальными владениями, утверждения адатных норм или внесения в них изменений и дополнений, выбора должностных лиц. На собрание, которое созывали мангуши, должны были являться все взрослые мужчины общины. Сначала высказывались старики, потом мужчины среднего возраста и лишь затем молодые, которые без особого разрешения говорить не могли. Голосование по обсуждаемым вопросам было открытым, о чем свидетельствует сохранившееся у аварцев выражение «Разияс килиш борхи!» («Пусть согласный поднимет палец!»). На собраниях царили порядок и дисциплина, отмеченные кавказоведом Н. И. Вороновым в записках «Из путешествия по Дагестану» (1870): «Но вот состоялся джамаат. Все члены его держат себя весьма дисциплинированно: у места молчат, у места говорят, и некоторые весьма бойко, плавно и дипломатично, у места слушают. Интерес каждого - предмет сходки, совещания, и если джамаат собрался в ауле, подле строений, то крыши их переполнены любопытными наблюдателями и слушателями, которым нет места в среде самого джамаата - несовершеннолетними, а иногда и женщинами. Это не стадо, это строго дисциплинированная толпа; импровизированным поведением ее на сходке может остаться доволен любой поклонник порядка…

Кто успел и сумел таким образом вышколить дагестанцев? Будто Шамиль? Едва ли. Дисциплина в Дагестане заявляет себя не чем-то привитым, заказным: она, так сказать, вытекает из существа дагестанца, она замечается даже в тех обществах, на которые власть Шамиля распространялась весьма слабо, как, например, в обществах

Верхнего Дагестана. Вернее, эта дисциплина есть плод стародавности дагестанского склада жизни, который для поддержания себя, для самозащиты обусловливал присутствие в каждой общине строгости, четкости, порядка в действиях…»

Представительности народных собраний придавалось большое значение. В адатах была даже специальная норма, гласившая: «Если сельские исполнители не соберут старейшин или целое селение, с них взыскивается одна овца». Однако постепенно ведущая роль народных собраний была утрачена. Их функции перешли представительным органам власти: совету старейшин, совету старшин или сходам представителей тухумов.

Старейшины

Обычно представителем народного собрания являлся совет старейшин. Его члены носили звание «джамаатчи» (человек джамаата); они не должны были быть моложе 40 лет. Это были люди авторитетные в своем роду, склонные к общественной деятельности, как правило - зажиточные. В число старейшин не допускались умственно отсталые, лица, скомпрометировавшие себя каким-либо неблаговидным проступком, представители чужаков-подселенцев, лагов (бывших военнопленных) - до уравнения их в правах с другими общинниками.

Совет на один год назначал группу старшин-правителей («чухби» у аварцев), судей («диванчи»), военачальника и казначея. Важнейшие решения джамаата документировались. Например, в преамбуле Гидатлинских адатов говорилось: «Старейшины Гидатлинского общества согласились ради торжества справедливости принять следующее…»

В Кубачинском обществе в Дагестане самое лучшее из общественных зданий - «Халахъулбо», стены которого были украшены барельефами с сюжетами из мифов и общественного быта, принадлежало старейшинам и правителям, а также особым мужским организациям («Чинне», «Батирте», «Союз неженатых»),

Совещания старейшин вел наиболее авторитетный член совета, следивший за порядком обсуждения. При принятии решений, не подлежавших огласке, собирались в чьем-либо доме. Мешать работе джамаата запрещалось. Адаты Келебского общества содержали, например, такую норму: «Если кто, не считаясь с авторитетом старейшин, ради забавы бросит камушки в помещение, где они собрались, с него взыскивается штраф в размере одной овцы».