День поминовения - Кристи Агата

– Вы знаете мистера Фарадея и леди Александру?

– Да, сэр. Я часто вижу их в «Люксембурге». Они очень известные люди.

– Скажите, Джузеппе, а заметили бы вы, если бы один из гостей что-нибудь опустил в бокал мистера Бартона?

– Я не уверен, сэр. Я обслуживал еще два других столика в нише и два в главном зале. Я должен был подавать блюда. Я не следил за столиком мистера Бартона. После концерта все всегда идут танцевать, это для меня отдых, я стою без дела и смотрю. Поэтому я могу сказать, что тогда к столу никто не подходил. Но после танцев все клиенты возвращаются, и я сразу снова берусь за дело.

Кемп кивнул.

– Но я думаю, – продолжал Джузеппе, – невозможно было это сделать незаметно. Мне кажется, это мог сделать только сам мистер Бартон. Но вы так не думаете? – Он вопросительно посмотрел на полицейского инспектора.

– Это что, ваше собственное предположение?

– Я, конечно, ничего не знаю, но мне просто пришло в голову. Ровно год назад у нас в «Люксембурге» отравилась эта красивая дама, миссис Бартон. И может быть, мистер Бартон так о ней горевал, что решил тоже умереть? Это благородно. Конечно, нехорошо для нашего ресторана, но джентльмен, который решил покончить с собой, разве он станет думать про ресторан!

Он с надеждой повернулся к Рейсу, потом перевел взгляд на Кемпа.

Кемп замотал головой:

– Не думаю, чтобы все было так просто.

Он задал Джузеппе еще несколько вопросов и отпустил его.

Как только за ним закрылась дверь, Рейс спросил:

– Может быть, убийца как раз и хотел навязать нам эту версию?

– Скорбящий супруг кончает самоубийством в годовщину смерти жены? Не совсем годовщина, правда, но – почти.

– День поминовения, – сказал Рейс.

– Верно. Ну что ж, возможно, что убийце действительно на руку такая версия. Но тогда выходит, что убийца – кто бы он ни был – не знает, что Бартон получил и хранил анонимные письма, показывал их Айрис Марль и консультировался с вами. – Он взглянул на часы: – В половине первого я обещал быть у Киддерминстеров. Время еще есть – пожалуй, можно поговорить с людьми, которые вчера сидели за двумя соседними столиками, хотя бы с некоторыми. Поедемте вместе, полковник, – как вы на это смотрите?

Глава 3

Мистер Моралес остановился в отеле «Ритц»[55]. В то утро он являл собой весьма непривлекательное зрелище: небритый, с налитыми кровью глазами и следами сильного похмелья.

Мистер Моралес был американским подданным и изъяснялся на одном из наречий, которые в той части света сходят за английский язык. Хотя он проявил полную готовность оказать содействие полиции, его воспоминания о прошедшем вечере были более чем туманны.

– Был там с Крисси. Девочка будь здоров! Она мне говорит: «Это кабак что надо!» А я ей говорю: «Кисонька, пойдем куда захочешь». Ну, доложу я вам, классный кабак! Знают, как ободрать. Чуть не тридцать долларов выложил. Правда, оркестр дерьмо – играют как сонные мухи.

Его с большим трудом удалось отвлечь от рассказа о собственных эмоциях и заставить вспомнить о людях, сидевших за столом в центре. Тут он оказался менее многословен.

– Ну, был там стол, верно, и люди сидели, но что за люди – не помню. Я и не глядел в ихнюю сторону, пока тот парень не кикнулся. Сперва-то я подумал, что он просто перебрал. Да, вспомнил еще одну дамочку. Брюнетка и довольно-таки, скажу я вам…

– Вы имеете в виду девушку в зеленом бархатном платье?

– Ну вот еще! Там и посмотреть не на что, кожа да кости. Нет, я про другую – та была в черном, и все, что надо, у нее на месте.

Благосклонное внимание мистера Моралеса привлекла, по-видимому, Рут Лессинг.

Он одобрительно прищелкнул языком.

– Я смотрел, как она танцует, – ну, класс! Подмигнул ей пару раз, но она ноль внимания – смерила меня ледяным взглядом, как у вас тут в Англии принято.

Больше никаких ценных сведений из мистера Моралеса извлечь не удалось. Он честно признался, что к тому времени, как началась эстрадная программа, пары алкоголя успели возыметь действие.

Кемп поблагодарил его и приготовился идти.

– Я завтра отплываю в Нью-Йорк, – сообщил Моралес. – Я вам случайно не понадоблюсь? А то я, знаете, мог бы задержаться, – добавил он заискивающе.

– Спасибо, но я думаю, что повторять показания вам не придется.

– Видите ли, я здесь отлично провожу время, и, если я получу от полиции предписание задержаться, моей фирме придется это проглотить. Предписание есть предписание, против него не попрешь. Может, если поднатужиться, я бы еще что-нибудь припомнил…

Но Кемп решительно отказался клюнуть на эту соблазнительную приманку и вместе с Рейсом отправился на Брук-стрит[56]. Их принял холерического вида джентльмен[57], отец Патриции Брайс-Вудворт. Прием оказался не очень любезным: генерал Вудворт обрушил на них целый град упреков.

Как могла полиции прийти в голову мысль, что его дочь – его дочь! – может иметь касательство к такой скандальной истории? И куда катится Англия, если порядочная девушка не может пообедать в ресторане со своим женихом без того, чтобы назавтра не подвергнуться допросу сыщиков из Скотленд-Ярда? Да она и понятия не имеет, кто эти люди – как бишь его… Хаббард?.. Бартон?.. Какой-нибудь делец из Сити![58] Выходит, в Лондоне нет больше мест, куда можно спокойно пойти. «Люксембург» всегда считался приличным рестораном, и вот, пожалуйста, уже второй раз подряд там происходит подобное безобразие. Джеральд должен был соображать, куда он ведет невесту. Нынче молодые люди убеждены, что они все знают лучше всех. В любом случае он не допустит, чтобы его дочь допрашивали, запугивали и таскали по судам, – он потребует вмешательства адвоката. Он немедленно позвонит старику Андерсону из Линкольнз-Инн[59] и попросит его…

Тут генерал неожиданно умолк и уставился на Рейса:

– Где-то я вас видел. Только где?

Рейс улыбнулся:

– Баддерапур, двадцать третий год.

– Боже! Неужто это Джонни Рейс? Вы-то как попали в эту историю?

Рейс еще раз улыбнулся:

– Я как раз был у инспектора Кемпа, и при мне зашла речь о том, что нужно побеседовать с вашей дочерью. Я подумал, что ей будет приятнее, если инспектор заедет к вам домой и избавит ее от необходимости являться в Скотленд-Ярд, а инспектор пригласил меня составить ему компанию.

– Ах вот как! Ну что же, весьма вам обязан, Рейс.

– Мы, само собой разумеется, не хотим причинять вашей дочери ни малейшего беспокойства, – вставил инспектор Кемп.

В этот момент открылась дверь и в кабинет вошла сама мисс Патриция Брайс-Вудворт, которая тут же с присущим ее возрасту хладнокровием и самоуверенностью взяла инициативу в свои руки:

– Хелло! Вы из Скотленд-Ярда? Насчет вчерашнего? Я с утра вас жду. Что, отец уже успел наговорить вам неприятностей? Папочка, тебе вредно волноваться. Помнишь, что доктор сказал про твое давление? Не понимаю, почему любой пустяк выводит тебя из равновесия. Я сейчас проведу инспекторов – или как они там называются, я не очень разбираюсь в чинах – в свою комнату, а Уолтеру велю принести тебе виски с содовой.

Генерал задохнулся от желания грубо и прямо высказать свое мнение о монологе дочери, однако сдержал себя и процедил сквозь зубы:

– Познакомься – мой старый друг, майор Рейс, – после чего Патриция полностью утратила интерес к Рейсу и одарила чарующей улыбкой инспектора Кемпа.

Объявленную операцию она осуществила незамедлительно, как истая дочь полководца, и провела их к себе, не забыв плотно прикрыть дверь в кабинет отца.

– Бедный папочка! – сказала она. – Вечно он шумит и трепыхается, но справиться с ним, в общем, нетрудно.