Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты - Илья Михайлович Зданевич

оплоту, сгрудившему<ся> вокруг нашей добычи. Вы – частицы этого оплота, и мне не забыть, что вы [наши] враги.

В течение ряда лет вы изощряли всё ваше скудное остроумие, чтобы осмеять новаторов, в том числе и Гончарову, и сбить их с пути. Что удалось? Съели? Разве эта выставка не говорит о том, что Гончарова, пройдя сквозь строй, жива и ещё сильней. Разве эта выставка не говорит, что уставшая от долгого пережёвывания жизнь рванулась и раскрыла неожиданные плоды. Что вы теперь скажете? [Или вы повторите слова того хама, который [обойдя комнаты], осмотрев картины, подошёл к устроительнице выставки и спросил: скажите, у вас имеется доктор на случай истерик и преждевременных родов? Вы уже боитесь преждевременных родов вашего поражения, хотя на наш взгляд давно пора.]

И на помощь вам пришла критика, гиены, питающиеся падалью, ни одного отзыва которой я не привёл и не приведу. Весь тот сумбур, который выжали из себя эти пятачковострочные недоумники, слишком отталкивающ, чтобы его можно было касаться. Там тоже изощрение остроумия вплоть до провокации и призыва властей бороться с молодёжью. [Один находит, что рисунки детские, другой – Гончарова слишком плакатна, третий, четвёртый, сотый ругаются и смердят.] Ибо Гончарова – мастер на гибель им и старому царству распутства. Гончарова – мастер и боец за искусство. Могли ли понять они, непонимающие, чем чреват наш день и наше дело. Вихрем кинулись мастера на нови строить. И вот вслед за крайними усилиями приходит самодовлеющее всёчество, чья вневременность и прыжок вперёд и возврат и бесконечность. Стыдитесь же [претендующие] притязающие на имя мастеров и судей убожники, если вы ещё не потеряли стыда. На ваши торжища пришли люди с богатствами и сильные, и в городах, обесчещенных вашим хамским хихиканьем, строят дворцы. Кричите [все вместе, вам всё равно], не перекричать нас. Или вы предпочитаете делать вид скучающих. Отлично, [пускай]. [Нам] Всё равно приходится плевать на вас, ибо вы тротуар, по которому мы снуём. Разрушителями зовёте пришельцев, но разметают они лишь ваше убожество. Борясь же за искусство, они хотят не сузить его, но «сделать всеобъемлющим и мировым»257.

Маринетти и Россия

Нас совершенно не занимает успех Маринетти в аудиториях, то, что в каждой газете в то время стояло – ца-цум. Этот успех нуль, ничего не значит и заранее был понятен. Нас не занимает, как отразился приём, приветствия и оппозиция – на взглядах самого Маринетти. Наше внимание к самой оппозиции и ряду дешёвых анекдотов, разыгравшихся вокруг Маринетти. Их смысл глубок и важен.

М<едам и> М<есье>

Мы, художники и поэты, в ответ на речи Маринетти считаем долгом прочесть следующий манифест.

Мы полагаем – прибытие Маринетти в Россию важно для дела, за которое мы боремся, наш голос должен покрыть хор голосов, кричащих о футуризме. Искусство обязывает нас. Мы утверждаем, что мастер прежде всего мастер, а потом человек. Надо постоянно нести за открытиями открытия. Искусство – хамелеон.

Футуризм как Маринеттизм, как замкнутая форма – один из обликов и облик превзойдённый. Проповедовать его значит сеять пошлость. Толпы приветствовали Маринетти, обрадовались отдыху его от бега, ибо у них порок сердца, мигрень и прогрессивный паралич. Вот почему Маринетти заслуживает от нас чернил и тухлых яиц.

Ход искусства вынуждает нас изменить футуризму, перейти к всёчеству. Идеология всёчества – искусство рассматривается вне времени и места, нет ни нового, ни старого, [а лишь хорошее и дурное]. Искусство – камень, не нуждающийся в оправе из прилагательных. Нужно использовать все средства и изобретения, что<бы> создать совершенное. Проявление всёчества – оркестровая поэзия и действие над звуками, приёмы письма передачи массовой динамики, открывающие возможности суммирования и изобретения звуков. Проявление всёчества – живописный лучизм, приём письма, освобождающий живопись от предметности и выдвигающий вслед за формой, материалом, цветом и линейной конструкцией – фактуру и структуру. Приёмы общеклассического футуризма превзойдены. Старый академизм – верность чужому – душил искусство. Но есть новый <академизм> – верность самому себе, и он заслуживает судьбы старого. Поскольку Маринетти проповедует добытое им прежде – постольку он академист, постольку он враг наш и искусства. Но Маринетти говорил: Футуризм – не замкнутая система, не – маринеттизм, но проповедь прогресса и борьба. Открывайте, бунтуйте, бунт стихия искусства, вне бунта нет духа. Мастерам не рыть тоннели, куда хлынут потоки поездов, но идти через хребты, не останавливаясь и не оглядываясь назад. М<есье> Маринетти, зачем же вы вспоминаете о земле, когда под вами океан, распустивший солёные грязные слюни. Не правда ли – мотор работает без перебоев, так отрекитесь же от футуризма во имя футуризма. <С>двинутая конструкция и слова на свободе уже не достаточны для нас. Будьте предателем, вероотступником, проституткой духа, повседневно меняющей любовников. Старые музеи разрушены, нужно рушить новые, созданные вами. Мы обращаемся к Маринетти как к глашатаю открытий, поскольку Маринетти кидается в битвы, как дредноут, которому невтерпёж покой гавани – постольку [мы его друзья] он наш друг и друг искусства. <Маринетти открыл многое, но мы умеем быть неблагодарными.>

Маринетти поджигатель. Но что <за> картина. Встречая, ему подносили слабительного. Да, слабительного, ибо как назвать встречавших его поэтов «Мезонин<а> поэзии», как – слабительное. Действует легко и приятно. Романтические пудры и лентяи суетятся вокруг. Наглые шершни, свившие гнёзда под брусьями разрушенного здания русского декаданса. И с ними дырки съеденных баранок, унавоженная Гилея. Они именуют себя футуристами, на деле же художественная наглость, более растлевающая и прилипчивая, чем пошлость открытых писем, штампованных картин и лирических стихов. Её брюхо давно набухало, подобно брюху морского потока, готовое прорваться и выпустить мелюзгу. Маринетти пнул ногой, и выглянули недоноски, слюнявые и пришибленные, пора добить этих ублюдков вроде Мезонина и Гилеи, и Союза молодёжи.

Проповедуя футуризм как замкнутую систему, Маринетти наш враг. Он нам друг, проповедуя вечный бунт и открытия. Он нам сотрудник в борьбе со стадом [пошлости] буржуа, тех обитателей Гил ей и мезонинов, с которых давно пора содрать шкуры, чтобы обить ими стульчаки из храмов – отхожих мест.

Почему мы раскрашиваемся258

Манифест футуристов

Исступлённому городу дуговых ламп, обрызганным телами улицам, жмущимся домам – мы принесли раскрашенное лицо: старт дан и дорожка ждёт бегунов.

Созидатели, мы пришли не разрушить строительство, но прославить и утвердить. Наша раскраска ни вздорная выдумка, ни возврат – неразрывно связана она со складом нашей жизни и нашего ремесла.

Заревая песнь о человеке, как горнист перед боем, призывает она к победам над землёй, лицемерно