Безумный - Онли Джеймс

собираясь на утреннее занятие. Она изучала его с пугающей откровенностью, от которой Лукасу захотелось прикрыть пах, словно она могла видеть его грязные мысли об Августе.

— Доброе утро, — сумел выговорить он.

В ответ она одарила его натянутой улыбкой и отрывисто кивнула, после чего удалилась по коридору, цокая каблуками. Лукас прислушался, пока звук совсем не затих, и вставил ключ в дверь своего кабинета. Когда он повернул его в замке, то понял, что щелчка не последовало. Его дверь была не заперта.

Лукас нахмурился, открывая дверь. Все было так, как он оставил, ни одной лишней вещи. Он повесил сумку на вешалку за дверью, еще раз прошелся по кабинету, а затем опустился в кожаное кресло, глядя на желтую липкую записку с сообщением.

Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ.

Лукас закатил глаза, но не мог перестать улыбаться. Конечно, Август вломился в его кабинет. Вполне в его духе. Лукас оставил все как есть, открыл пакет из кофейни и откусил кусочек огромного кекса, внезапно почувствовав голод. Он съел примерно половину завтрака, когда увидел это: нацарапанное послание Августа на его стакане.

Лукас перевел взгляд на записку, потом снова на чашку. Почерк совсем другой. Даже близко не похож. На стикерной записке слова были написаны прописными буквами, тяжелой рукой. Почерк Августа хаотичный, как и он сам: слова наклонены, буквы нагромождены. Надпись на чашке тоже не принадлежала Крикет. Она писала корявыми печатными буквами, совсем не похожими на те, что были до него.

Лукас не мог оторвать взгляд от записки. Он смотрел на желтую липкую бумажку, как на ядовитую змею, готовую атаковать. Он хотел скомкать ее и выбросить в мусорную корзину, забыть о Коне и его преступлениях. Лукасу все равно никто не верил. Может, ему стоит просто позволить Августу делать то, что он делал? Но напарника Кона это бы не остановило и не спасло бы возможных жертв, которых они могли бы удержать и мучить, даже когда он сидел здесь. Он не мог пожертвовать ими ради какого-то высшего блага.

Глядя на листок, Лукас задумался... удастся ли ему извлечь из него что-нибудь, если он ослабит щиты? Возможно, если чувства или эмоции Кона окажутся достаточно сильными, даже если он держал стикер всего мгновение, этого может хватить, чтобы он что-то увидел. Он посмотрел на закрытую дверь своего кабинета. Никто, скорее всего, его не потревожит.

Откусив еще один кусочек кекса и выпив глоток теплого кофе, Лукас опустил щиты, открылся, сделал несколько глубоких вдохов и расслабился настолько, чтобы увидеть хоть малейшую улику, оставленную на листе бумаги. Ему не нравилось, как сильно тряслись его руки, когда он тянулся к дурацкому клочку бумаги.

Как только он дотронулся до бумажки, то резко выдохнул. Крик. Ужас. Боль. Так много боли. Кровь. Жужжание какого-то электричества. Странное красное свечение. Девушка, привязанная к стулу, с кожаными ремнями на запястьях и на лбу. Буквы, вырезанные на ее коже. Три буквы. Я-В-Т.

Я вижу тебя.

— Лукас? Лукас!

Открыв глаза, Лукас увидел Августа, стоящего перед ним на коленях. Они оба лежали на полу. Как он оказался на полу? Август руками обхватил лицо Лукаса, и ладони были холодными на его разгоряченной коже. Лукас почувствовал боль, головокружение и жар. Ему было так больно. Болело все. Его мышцы, его кожа, его органы. Но больше всего болело сердце. Девушку охватило всепоглощающее чувство ужаса и отчаяния. Она смирилась с тем, что остаток ее короткой жизни будет наполнен агонией.

— Он подставил меня, — процедил Лукас сквозь зубы.

— Что? Кто подставил? Кон? Он был здесь?

Лукас не мог ответить. Когда Август сел рядом с ним, Лукас прижался к нему, поднырнув под руку Августа. Во рту пересохло, губы потрескались и кровоточили. Глаза болели. Почему у него болят глаза? Он не чувствовал своих рук. Дело в ремнях. Те, что были на предплечьях... Они перекрывали кровообращение. Боли было так много, что его мозг пытался отключиться от нее, потеряв сознание, а затем снова оказаться в ней.

Август прижал Лукаса к себе. Боль начала утихать, сердце замедлило ритм, когда на смену пыточной камере пришло замерзшее озеро и тишина. Блаженная тишина. Лукас чувствовал холодный воздух на лице, тишину и спокойствие места. Огромное и изолированное озеро, ничего вокруг на многие мили, лишь изредка посвистывал ветер в ветвях деревьев.

— Что ты сделал? — пробормотал Лукас.

— Сработало?

— Да, — сказал Лукас, все еще глядя на пустынную дикую местность. Август стоял позади Лукаса, обхватив его руками, опустив подбородок на его плечо. — Это невозможно.

— Почему? — спросил Август, обдав горячим дыханием его ухо. — Если ты получаешь впечатления от объектов, к которым прикасаешься, то почему я не могу контролировать то, что ты видишь, когда прикасаешься ко мне. Это просто наука.

Просто наука. Но не для тех, кто знал, что Лукас может делать. Они не считали это наукой. Они считали его сумасшедшим. Лжецом. Только Август, похоже, по-настоящему принял его дар. Даже если этот дар раскрыл самый большой секрет Августа. Секрет, который с каждым днем казался все незначительнее.

Если Кон чему и научил Лукаса, так это тому, что некоторые люди не заслуживают дышать одним воздухом с другими. Мир стал бы более безопасным, если бы их не было. Август и его семья оказывали услугу. Обеспечивали безопасность людям. Возможно, Лукас рассуждал рационально. Может, он просто так сильно хотел Августа, что готов пойти на любую хитрость, лишь бы удержать другого человека, но ему было все равно.

Жизнь коротка. Кон твердо решил превратить жизнь Лукаса в ад, пытать, пока не устанет от их игры, а потом убить его. Может, Август спасет его, а может, и нет. Лукас не сомневался, что Август сможет спастись сам, но он не был уверен, что сможет спасти их обоих. Лукас намеревался провести с Августом как можно больше времени. Время мало что значило, когда его брали взаймы. Они проживали свои жизни по какой-то ускоренной временной шкале, проносясь через все вехи со скоростью света.

Август прижался губами к его макушке.

— Теперь тебе лучше?

Лукас закрыл глаза, прислонившись к нему.

— Да. Думаю, да.

— Хочешь остаться здесь еще на минуту?

Лукас изучал сосульки, свисающие с бесплодных ветвей.

— Да. Пожалуйста.

Время шло, пульс Лукаса замедлялся, температура тела приходила в норму, боль и печаль уходили. Когда он, наконец, открыл глаза и увидел свой тускло освещенный кабинет, это дезориентировало его, как будто Лукас