Аттила. Бич Божий - Морис Бувье-Ажан

Онегез был рад совершить то, о чем думал многие годы. Он молниеносно продвигался по Македонии, легко преодолевая слабое сопротивление византийцев. Двойной натиск дикой конницы и легионов обратил в бегство гарнизонные войска и отряды по поддержанию порядка. Только в нескольких мелких крепостях и укрепленных лагерях отмечались попытки организовать оборону. Онегез не пожелал оставлять их у себя в тылу и методично брал одну крепость за другой, испытывая на деле новые катапульты. Он сжигал крепости и истреблял гарнизоны, убивая греко-римских солдат и принимая в свое войско наемников, которые предпочитали смену хозяев ударам кинжала.

Затем он вторгся в Фессалию, где одну за другой разбил две римские армии. Натолкнувшись с фронта на «современные» легионы гуннов и попав с флангов в клещи дикой конницы, они были разгромлены и почти полностью истреблены. Остатки войск бежали: одни в направлении… Афин(!), другие прошли по западному, а затем по северному побережью Эгейского моря… до Константинополя, где встретились с легионами Аспара! Последние беглецы прошли чуть ли не перед носом Эдекона, что немало позабавило его. Аспару же и Феодосию было не до смеха.

Осенью 447 года Онегез был уже в Фермопилах! К этому времени, по приблизительным данным, его войсками было уничтожено 19 крепостей, лагерей и местечек в Македонии, 9 на юго-западе Фракии и 57 городов и крупных поселений в Фессалии.

Сильный, как Геракл, Аттила торжественно вошел в Аркадиополис, а Онегез проводил парады и показательные учения войск возле крепости Афирас, выставляя напоказ свои великолепные новые катапульты. Призванный в Аркадиополис, Орест занялся установлением контактов с Аспаром, с которым когда-то поддерживал личные связи. Византийскому главнокомандующему передали, что ему следует готовиться к смерти: сколько бы ни потребовалось войск, гунны снимут их с других направлений, сколь бы высока ни оказалась плата, Аттила соберет столько наемников — готов, аланов, вандалов и даже франков, — сколько понадобится, чтобы взять Константинополь. Вся армия гуннов будет драться до конца и не подумает отступить. Министр Аттилы, конечно, знает, сколь велики преданность и отвага знаменитого Аспара, но сознает ли Аспар всю глубину грядущей катастрофы? Даже если великий Аспар одержит победу и выйдет из Константинополя по трупам поверженных гуннов, с ним останется только горстка израненных воинов. Оправдает ли эта слава принесенные жертвы? И стоит ли быть героем при императоре, пусть и уважаемом, но ни во что не ставящем героизм?

А ведь этой драмы можно избежать, и он, Орест, знает, как именно, и может рассказать Аспару. Аттила стремится не столько к расширению своих владений, сколько к утолению жажды мести. Если император Восточной Римской империи сам попросит мира, эта жажда будет утолена. Конечно, придется удовлетворить большинство территориальных притязаний гуцнов и заплатить им немало золота, но как иначе: если византийский император небогат, то и Аттила разорен войнами. Итак?..

Итак, Аспара убедили эти доводы. Он, главнокомандующий, склонялся к отступлению. Он знал, что две мощные греко-римские армии были практически уничтожены в Фессалии. Он знал, что его император ни на что не способен, здорово перетрусил и готовится к самому худшему, не надеясь на спасение.

Аспар направился в императорский дворец и посоветовал Феодосию предложить Аттиле мир. Ответ Феодосия выдал состояние его духа: «Вы полагаете, он согласится?»

И переговоры начались. Начались переговоры? Это громко сказано. Аттила послал Скотту — такого грубияна! — сообщить свои условия мира. Римский император не желал принимать этого коротышку монгола, каким бы высоким ни было его положение при гуннском дворе. Переговоры — разве это переговоры? — велись его спатарием (меченосцем), который одновременно являлся и первым министром — великим евнухом Хрисафием.

Условие первое: первый министр, открывая «переговоры», подтверждает, что «переговоры» проходят по просьбе императора Восточной Римской империи, который молит императора гуннов о мире. Принято.

Второе условие: военная кампания, предпринятая Аттилой, обошлась ему дорого, и он требует компенсации расходов. Контрибуция?! Тут Хрисафий не смог сдержать возмущенного удивления: ведь разорению подверглись земли Восточной империи, а не империи гуннов! Если и был ущерб, то уж никак не у гуннов.

Скотта объяснил, что война повлекла за собой большие расходы и расстроила экономику гуннов. Поскольку же эта «досадная» кампания была вызвана недостойным поведением Феодосия II, который нарушал заключенные договоры и данные обещания, справедливо будет взыскать с него возмещение расходов, понесенных гуннами. Хрисафий вынужден уступить.

Итак, сколько? Шесть тысяч фунтов золота. Многовато! Конечно, а что делать? Ладно, не станем спорить.

Условие третье: не все сбежавшие заложники были выкуплены по цене, оговоренной в Маргусе, — восемь золотых за человека. Теперь придется заплатить уже двенадцать, если только император не предпочтет их выдать. Это хуже всего.

Четвертое условие: ежегодная дань увеличивается до 2100 золотых монет. Много! Да, много, но нужно проявить добрую волю, и если дань будет выплачиваться аккуратно, а обещания выполняться, позднее можно будет этот вопрос полюбовно пересмотреть.

Это всё?

— Да, это всё.

А территориальный вопрос? Об этом после. Императоры, конечно же, захотят встретиться и обсудить эту тему. Пока что ограничимся тем, о чем договорились, ибо не дано знать, что будет завтра. Воистину так.

Феодосий безропотно поставил свою подпись под договором, составленным Хрисафием. И неотесанный коротышка Скотта доставил его Аттиле.

Хрисафий в глубине души отнюдь не был недоволен «переговорами». Он немедленно занялся введением и сбором новых налогов, которые должны были пойти на «возмещение ущерба». Спатарий рассчитывал, что значительная часть собранных средств перекочует в его сундуки. Увы! Спустя два месяца Скотта вернулся уже в ранге официального посла. В этом качестве он был принят императором. Скотта объявил, что Аттила поручил ему следить за сбором налогов, чтобы обеспечить выплату оговоренной суммы. Слабовольный Феодосий согласился, и Скотта с командой своих счетоводов обеспечил строгий учет. Этого вопиющего решения, столь очевидным образом ущемившего его личные интересы, Хрисафий никогда не простит Аттиле — и конечно же Скотте.

Месть Аттилы свершилась. Феодосий был в его власти, а выплата дани обеспечена. Территориальные притязания Аттилы будут удовлетворены в самом скором времени. Надо пользоваться достигнутым и подумать, чего еще можно достичь.

VII

ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС

Образ действий Аттилы у стен Константинополя всегда вызывал немало вопросов.

И действительно, даже если перспектива жестокой войны с Аспаром была более чем вероятна, даже если штурм города обещал быть крайне тяжелым, несмотря на успехи Эдекона в деле применения баллист, выплата дани была практически гарантирована.

Наиболее вероятным объяснением поведения Аттилы послужило гипотетическое предостережение, исходившее от Аэция, например: «Осторожно! Остановитесь! Я вынужден буду прийти на помощь Византии, ибо солидарность обеих частей Римской империи требует того, Запад не допустит, чтобы его император и дальше воздерживался от помощи родственному Востоку. Вступите в переговоры с позиций силы — от этого вам ничего не будет, кроме выгоды, и решите территориальный вопрос в свою пользу с тем, чтобы ваша империя в скором времени расширилась и упрочилась».

Эта гипотеза вовсе не кажется невероятной, но тем не менее не дает исчерпывающего объяснения.

По другой версии, Аттилой двигала исключительно жажда мести, и чтобы утолить ее совершенно, незачем было захватывать Восточную империю, которую не смогла бы переварить его собственная империя, равно как и не было нужды в штурме столицы. Достаточно было поставить на колени надменного, тщеславного императора, труса и предателя, и заставить его подписать мир на самых унизительных для него условиях.

И это предположение не лишено оснований, но даже в сочетании с первым оно не объясняет всего. Надо обратиться к самому характеру нашего героя. Это захватчик, да еще какой, но завоевания не были для него единственным смыслом существования. Прежде всего Аттила был дипломатом, искусным обольстителем. Шантажируя византийцев возможностью штурма Константинополя, дипломат Аттила сумел добиться выполнения самых дерзких требований. Зачем проливать кровь, когда и без борьбы можно достигнуть своих целей?

Аттила и не думал осаждать Константинополь, он только создавал видимость приготовлений к штурму, раскрыв свои истинные планы ближайшим советникам. Он уже наметил границы своего государства, и Восточная империя пока оставалась за его пределами. Если и были у него экспансионистские устремления, то мысли свои он держал при себе. Обратил ли он уже тогда свой взор на Запад? Вполне возможно, хотя и нет уверенности в этом.