Витязь специального назначения - Юрий Каменский

— Наверное, врёт, — в тон ему ответил Клим, — себе, видать решил захапать, а нас кинуть.

— Ладно, застыдили. Считайте, что я раскаялся. Хрен с вами, поставлю вам бутылку. Если уцелеем. Спасителем мира хорошо в детской книжке быть. Там тебе и царевна в жёны, и полцарства в придачу. А в жизни больше шансов в дерьмо какое-нибудь вляпаться.

— Да мы в него, строго говоря, всё равно вляпались уже по самое «не могу», — пожал плечами Акела, — а здесь, сами видите, башку могут оторвать на каждом шагу. И, что характерно, по гораздо менее значительным поводам. Так, спрашивается, какая нам половая разница?

— Да никакой, — засмеялся Андрей, — нехороший ты человек, Борисыч. Уже и на жизнь поплакаться не даёшь, сразу начинаешь на хлеб намазывать. Ну, что, Слава, годится тебе такая боевая задача?

— А куда вы без меня? — самодовольно хмыкнул Клим, — вас же любой обидеть может.

Друзья переглянулись.

— Да, уж, в наше время зайцы были куда скромнее, — только и смог сказать Акела.

…И опять стучали по старой заросшей дороге конские копыта, скрипели нагруженные телеги и всех скопом донимали зудевшие над ухом комары. Посовещавшись, решили, предав земле погибших, первым делом доставить груз в Леоновку. Тем более, что пока было неизвестно — куда, собственно, лежит их путь? На месте можно будет подумать и всё обсудить. Уж слишком это общо — спасение Мира. Особенно, когда неизвестно и то, от кого именно его нужно спасать. При этом, если учесть, что на них самих уже ведётся нешуточная охота.

Последний привал устроили у небольшой речушки с тихой заводью. Заводь эту здесь устроили бобры, возведя небольшую плотину и хатку над ней. Пугать зазря зверушек не хотелось и костра разводить не стали, перекусывая хлебом с копчёным мясом. Они с интересом наблюдали, как бобровая семейка трудолюбиво буксирует по воде зелёные ветки и огрызки стволов к своему домику. Управившись с делами, забавные зверушки устроили водные игрища, они закувыркались, ныряли, поднимали брызги на тихой воде, громко шлёпая плоскими сильными хвостами.

Клим за несколько дней в дороге окончательно оправился от ранения. Голова, правда, побаливала ещё, но в седле сидел уверенно. Когда проезжали те места, где они столкнулись с «синими», он до боли в глазах вглядывался в чащу — не мелькнёт ли между стволов стройный стан? Но ничего, кроме обычных кустов и деревьев, так и не увидел.

Потянулись знакомые места, мелькнула меж камышей гладь озера, а вон и крыши виднеются, дымки над трубами куриться. Прямо на околице села, под прикрытием густых зарослей ивняка, Слава отпустил гоблина восвояси. Уходя, тот ещё раз заверил, что белых гоблинов им на этой дороге можно не опасаться. Яровит наблюдал всё это без особого удовольствия, но не спорил больше. Как выяснилось, чудища съели его родного брата и с тех пор у него был открыт к оркам неоплатный счёт. Да и вообще, лесной страже гоблины хуже разбойников. От тех человек хотя бы живым имеет шанс уйти, а эти могут ещё и просто сожрать.

На пятый день их путешествия они наконец-то въехали в Леоновку. Когда из лесу показался отряд всадников, навстречу им вышли не пятеро оставшихся, а примерно вдвое больше. Крепкие мужики с оружием хмуро глядели исподлобья. Вдруг в одних, потом в других глазах проступило узнавание, опустилось в руках оружие. Тут же, как по невидимому сигналу, из домов высыпали ребятишки и бабы.

Клим едва успевал отвечать на вопросы. Встретив отчаянный взгляд жены Вихорко, помолчал, собираясь с силами, затем кратко, запинаясь, рассказал — как погиб её муж. Со спокойным лицом, но в один миг постаревшим на годы, выслушала его Медвяница. Скорбно кивнула поникшей головой и, с потухшими от навалившегося горя глазами, молча пошла к дому, провожаемая сочувственными взглядами женщин.

Глава 5

Пойди туда, не знаю куда…

«Исхитрись-ка мне добыть,

То-чего-не-может-быть.

Запиши себе названье,

Чтобы в спешке не забыть».

Акела, спешившись, шёл по улице, обняв за плечи Милёну. Морда коня мягко тыкалась им в спины, задевая притороченный за его левым плечом меч, тихо позванивали удила. Голубые глаза женщины сияли, — не просто вернулся, а важным княжеским гриднем, а её всё-таки не позабыл, не сменял на городских красавиц.

Деревенская улица, некогда пустая и тихая, ожила. С задорными криками носилась ребятня, одетая-кто во что горазд. Дети быстро забывают плохое. Пересекая дорогу, с коромыслом на плечах, лебёдушкой прошла молоденькая девка. А вот у ворот два паренька ловко колют дровишки. Каждый встречный уважительно здоровался.

Галина Савельевна сидела на скамеечке у своих ворот и, поджидая их, грызла семечки подсолнуха.

— Прибыл, гулёна?. Заходите, чаю попьём, расскажешь — чего тут и как.

Акела переглянулся с любимой. Та сделала страшные глаза, — не поспоришь. В избе на него повеяло почти забытым за делами ощущением прежней жизни. Всё тут как в прежние времена, те же самые вещи, обстановка, посуда. Дрогнуло где-то внутри, затуманило-защипало в глазах. За кружкой настоящего цейлонского чая с пирожками повспоминали о том, о сём. Особенно об оставшихся в том, прежнем мире, близких. Отвечая на дотошные вопросы Савельевны, Акела вдруг понял, — кого нужно спросить и что делать дальше.

— И что ты дальше делать с этим думаешь? — словно подслушав его мысли, спросила бабка.

— Сдаётся мне, про всё это Лесная Дева должна что-то знать. Нужно мне с ней посоветоваться.

— С Бабой-Ягой? — Милёна зябко передёрнула плечами, — А в омут головой не пробовал? Говорят, ничем не лучше.

— Да брось ты. Женщина как женщина, Климу, считай, уже второй раз жизнь спасла.

— Всё равно, — не согласилась супружница, — ведьма, она ведьма и есть, ничего от неё доброго быть не может. Да и боязно с ней дела иметь.

— И-и, Милёна, вот тут ты как раз неправа, лучше не препятствуй, — в глазах Савельевны светились ум и лукавство, — сколь на чёрте не ехать, всё пешком не идти. Авось эта ведьмачка чего путного и присоветует, — и незаметно подмигнула Акеле. Умная всё ж таки старуха, а уж житейский опыт с характером — куда с добром.

— А вы тут как, Галина Савельевна? Леоновка, я смотрю, не бедствует. Ещё и мужиков где-то кучу раздобыли. Через посылторг, поди, выписала?

— Да зачем? Пустила кур в капусте пошарить, там вас, зубоскалов никчемушных, под каждым кочаном много валяется. В доброе-то время выкинули б, а сейчас пригодятся, — не осталась в долгу зубастая бабка.

Акела, довольный, захохотал. Любил он людей, которые за словом в карман не лезут. По этой же причине многое прощал Соловью — и необязательность его и пьянство.

— Кормов скоту до весны хватит, неделю на покосах всем гамузом пластались, — начала «отчёт» Савельевна, — с огородов собрали всё, что осталось. Какие продукты по домам собрали, муку там, соль, сахар, всё по едокам разделили. Рыбы засолили к картошке в приварок, капусту заквасили, вот и от цинги заступа есть теперь. С тем, что вы привезли из городища спокойно перезимуем.

— Да! — вспомнила она, — Змей-то тогда ещё и Грачёвку пожёг.

— Это весь, недалеко от нас была, — пояснила Милёна.

— Так там он среди ночи напал, всю подчистую выжег.

— Там и было-то домов пятнадцать, — вытерла слёзы любимая, — сестра у меня там родная взамужем жила, со всеми сгинула.

— А мужики-то, — продолжала Савельевна, — как раз на охоте были. Вернулись, а вместо домов головёшки. Погоревали, а потом к нам прибились. Чай, в одиночку бедовать никому не сладко, теперь уж обвыклись. Кое-кто и к бабёнкам притулился, а там, Бог даст, и ребятёнки новые родятся. Оно и дело, человек от горя и бед всегда к другому ближе лепится, тем и спасается.

Было в избе Галины Савельевны тепло и уютно, от печного бока тянуло теплом, тихонько посвистывал на горячей плите чайник. У порога, в большой кадушке, вздыхала и булькала квасящаяся капуста. Её ядрёный дух мешался с сытным запахом свежего хлеба. Об ноги тёрлась старая трёхцветная кошка. Неспешно текла беседа, в окошко глядел месяц, сидящий верхом на ветке сосны, а улицу ожившей вновь деревни уже прятала сумеречная синь. Душа расслаблялась, отдыхая в этой благодати.

Когда они вернулись в дом Милёны, их уже ждали друзья. За столом сидели Клим с Андреем, а напротив них Малыш с Сержем. Что тут скажешь, коли связал, не скажу кто, верёвочкой одной. Курила, глядевший во все глаза на настоящих витязей, метал на стол, что в печи нашёл. Две здоровых рожи, то бишь Клим с Малышом, уже вовсю что-то наворачивали. Серж с Барсом тихонько цедили брагу с изысканностью истинных аристократов.

— Это что ж тут такое деется, люди добрые? — Милёна, сдерживая смех, упёрла кулаки в боки, — я любимому своему мясной пирог пекла-готовила, а его какие-то морды уже сожрали, хозяйку не спросясь.