Черный лед - Бекка Фитцпатрик

– Ты убил их? – Келвин стремительно подошел к Шону, целясь ему прямо в лицо. Его голос дрожал от ярости, но рука с пистолетом оставалась твердой. – Ты?

Шон нервно теребил пальцы.

– Я не убийца, – ответил он слишком уж невинным голосом, чтобы это звучало убедительно.

– Вот как? – переспросил Келвин тихим, беспощадным тоном. – Я знаю, кто ты. Видел тут тебя. В ковбойском баре «Серебряный доллар». Тебе нравится спаивать девушек, а потом их фоткать, извращенец несчастный.

Я наблюдала за борьбой эмоций на лице Шона. Его безыскусное притворство уступило место откровенному страху.

– Не понимаю, о чем ты, это не я, я не фоткаю девушек, у меня и фотика-то нет, я никогда не был здесь в горах…

– Какими извращениями ты занимаешься со снимками? – напирал Келвин. – Я видел тебя с той девушкой, пропавшей тусовщицей. Нужно было сообщить копам.

– Ты поймал… не того человека, – забормотал Шон.

– Где моя сестра? Где Бритт? Говори, или я звоню в полицию! – Теперь Келвин уже просто кричал. – Ты и их тоже снимал? Хотел шантажировать мою семью? Или выложить снимки в Сеть, чтобы помучить мою сестру? Или продать?

Шон сглотнул слюну.

– Нет.

– Я не устану повторять вопрос: где девчонки?

– Ты должен мне поверить: мы не собирались причинять им ни малейшего вреда. Мы впустили их в дом, потому что они застряли, – не могли же мы оставить их на морозе, когда такая пурга, и ветер, и…

– Мы?

– Я и мой приятель, Эйс. Он еще был здесь, когда я лег спать; должно быть, сбежал с ней. Вот его тебе надо…

– С ней? С кем «с ней»?

– С Бритт. Он захватил с собой Бритт. Она была тут с нами. Кажется, он на нее запал, но я даже не прикоснулся к ней, могу поклясться на могиле матери. Проверь лес. Может, он вытащил ее наружу – типа, хотел уединиться. Выйди, посмотри.

– А что с Корби? Где она?

– Когда мы пошли сюда, Эйс вынудил меня оставить ее в той хижине. Говорил, у нас не хватит припасов для них обеих. Я оставил ей еды и воды, даже несмотря на то, что Эйс велел мне этого не делать. Я убедился, что она в безопасности.

– В хижине? – требовательно спросил Келвин. – Что за хижина?

– В нескольких километрах отсюда. Довольно далеко от дороги. Голубые занавески на окнах. Лужайка заросла сорняками. Никто не приезжает уже годами.

– Знаю такую. У крыльца снегоход – где ключ?

Шон ответил не сразу, явно не желая выпускать из рук недавнюю удачу.

– Без понятия. Он уже стоял тут, когда мы пришли. Это не наш. Видно, у водителя кончился бензин, и он бросил его. Сомневаюсь, что есть смысл пытаться закоротить провода.

Келвин тряхнул пистолетом.

– Не ври мне. Отдай ключ. Живо.

– Ты не застрелишь меня. Тебя вычислят. В горах сейчас никого, в такую-то пургу. Только ты, я, Эйс и девушки.

– Не беспокойся, я улик не оставлю.

И Келвин выстрелил.

Стаккато выстрелов пронзило уши, заставив меня вздрогнуть. Прижимавшее меня к стене тело Мэйсона тоже дернулось – он был потрясен не меньше меня. Я видела, как Шон убил егеря, видела куски человеческой плоти, разлетающиеся по стенам, но это не подготовило меня к зрелищу того, как Келвин хладнокровно убивает человека.

Это не могло быть правдой. Ослепленный разум ощупью пробивался сквозь безумие, пытаясь найти оправдание жестокости Кэла. Почему он не связал Шона и не передал его властям? Убить человека, не имея никаких явных доказательств того, что он как-то навредил нам с Корби? Это было немыслимо. Или Келвин так беспокоился за нас, что уже ничего толком не соображал?

Мне нужно было попасть к нему. Показать ему, что я жива, успокоить его. И вместе мы бы могли покинуть это жуткое место.

Я с новым приливом энергии забилась в руках Мэйсона. Его пальцы впивались мне в кожу, но я почти не замечала боли, охваченная единственной мыслью: добраться до Келвина. «Я здесь! – беззвучно кричала я ему. – Тут, за дверью!»

Келвин тем временем пнул безжизненное тело Шона, чтобы убедиться: тот мертв. Обшарил карманы, спокойно забрал деньги из бумажника и вытащил ключ от снегохода. Быстро прошел в спальню и вернулся мгновение спустя, засовывая пистолет Шона себе за пояс. Торопливо обыскав шкафчики на кухне, нашел зажигалку.

Поначалу я не поняла, зачем он поджигает занавески в гостиной. А потом до меня дошло: Шон был прав: полиция могла заподозрить, что его убил Келвин. Более того, и убийство егеря могли «повесить» на Кэла. Ему нужно было уничтожить улики.

От дивана, который Келвин поджег следующим, повалил густой черный дым, по стенам побежали яркие язычки пламени. Поразительно, с какой скоростью распространялся пожар. Огонь перескакивал со шкафчика на стол, со стола на стулья; стремительно тяжелеющий дым лавиной заполнял комнату.

Когда Келвин широкими шагами направился к выходу, Мэйсон вдавил меня в самый темный угол крыльца. Я только слышала, как ботинки Келвина стучат по ступенькам.

Он уходил. Без меня.

Я дергалась из стороны в сторону, отчаянно пытаясь вырваться, но Мэйсон держал меня в стальных тисках. Я не могла не только двинуться, но и крикнуть. Мое сдавленное мычание было никак не услышать за воем ветра и треском разгоравшегося пожара. Келвин уезжал. Мне нужно было остановить его: я не могла остаться наедине с Мэйсоном, ни минутой дольше.

Послышалось ворчание заводящегося снегохода, а через несколько секунд гул мотора уже пропал вдали.

Мэйсон выпустил меня, и я обвисла на перилах крыльца. Сердце разрывалось, раскалывалось на куски. Упав лицом на руки, я завыла от отчаяния. По лицу катились слезы; кошмар снова затягивал меня, на такие глубины, о существовании которых я даже не подозревала.

– Стой здесь, – коротко бросил Мэйсон. – Я постараюсь вытащить вещи.

Натянув куртку на голову, он рванул в открытую дверь. Я могла бы убежать. Наверное, успела бы добраться до леса. Но понимала: догонит. И, потом, снаряжение у него. Он был прав, черт возьми: в одиночку я бы долго не продержалась.

Я медленно попятилась назад, спускаясь с крыльца, слишком потрясенная тем, что Келвин уехал без меня, чтобы думать о полыхавшем огне. Будто сквозь пелену я глядела, как яркое пламя жадно лижет пол и пускает снопы искр с потолка. Потрескивание и шипение переросли в рев. В дыму тут и там мелькал Мэйсон, метавший в рюкзаки все подряд. Даже на таком расстоянии от жара, вырывавшегося из двери, у меня выступил пот на лице. Каково же было Мэйсону!

Наконец он, пошатываясь, вывалился из дома, жутко кашляя, с двумя рюкзаками на плечах. На лице, покрытом сажей, ярко выделялись белки глаз. По моему выражению лица он, должно быть, догадался, что выглядит устрашающе, потому что стал стирать рукавом куртки сажу, еще больше ее размазывая.

Тяжелые снежинки кружились между нами, покрывая его грязное лицо светлыми веснушками.

– Буран набирает силу! – прокричал он. – Нужно найти укрытие, пока не поздно.

Глава 17

Мэйсон был прав. Липкий мокрый снег летел на нас по склону горы. Сугробы, и так уже покрывавшие землю, быстро росли. Снег облеплял стволы деревьев и пригибал ветви. Никто сейчас в горы не двинется: ни полиция, ни папа. Мы предоставлены сами себе.

Нужно было прятаться. Никакой другой хижины поблизости я не знала, оставалось только искать упавшее дерево или пещеру, и мы потащились, с трудом передвигая ноги. По пути Мэйсон снял с себя флисовую шапочку и отдал мне. За последние полтора дня я стала с подозрением и даже отвращением относиться к таким маленьким проявлениям его «галантности», но сейчас с готовностью приняла ее. Носки промокли еще раньше, и у меня зубы стучали от холода. Я уже была готова променять гордость на любую порцию тепла.

– Спасибо, – выдавила я.

Он кивнул, не разжимая бескровных посиневших губ; на коротком ежике волос заблестели снежинки. Я знала, что надо бы вернуть шапочку, но так замерзла, что отвернулась и притворилась, что ничего не замечаю.

Надо было бы посмотреть карту, найти ближайшее к нам укрытие. Но я не могла придумать, как достать ее, не показав Мэйсону. Узнай он про карту, я стану ему не нужна: заберет – и спасайся каждый, кто как может. Кроме того, если бумага намокнет, могут потечь чернила. Или, хуже того, карта порвется, а то и вовсе расползется.

Мы шли и шли, медленно и осторожно делая каждый шаг, проверяя, что под снегом нет ничего острого, прежде чем перенести на ногу вес тела. Облака закрыли луну, и стало темно, как никогда, даже фонарики мало помогали. Пальцы на ногах онемели; я крепко сжимала зубы, и все равно клацала ими от холода. Пригнувшись от порывов ледяного ветра, я сосредоточилась на ботинках Мэйсона – каждый раз, когда он делал шаг, заставляла себя повторить его. Широкие плечи парня загораживали меня от самого страшного ветра, но тот пробирался в обход, залезая под куртку и облизывая кожу ледяным языком. Вскоре мозг отключился, и я сосредоточилась просто на переступании ногами.