Дело об отравленных шоколадках - Энтони Беркли

Ошеломленная публика не нашла, что возразить.

— Ну, вот и прекрасно. Значит, мы единодушны, — бодро проговорил мистер Брэдли. — Тогда я зачитываю перечень условий.

Он полистал блокнотик и начал читать:

УСЛОВИЯ, КОТОРЫМ ДОЛЖЕН СООТВЕТСТВОВАТЬ ПРЕСТУПНИК:

1. Он (преступник) должен обладать элементарными (по меньшей мере) знаниями химии.

2. Должен обладать элементарными знаниями в области криминологии.

3. Должен был получить достаточно хорошее образование, но не в университете и не в частной школе.

4. Должен был иметь под рукой бланки фирмы «Мейсон» или доступ к ним.

5. Должен иметь пишущую машинку «Гамильтон» или доступ к ней.

6. Должен был находиться поблизости от Саутгемптон-стрит, в Стрэнде, между 8.30 и 9.30 вечера за день до убийства.

7. Должен иметь ониксовскую самопишущую ручку с пером средней величины или доступ к ней.

8. Должен иметь чернила фирмы «Хартфилд» для самопишущих ручек или доступ к ним.

9. Должен иметь творческий склад ума, но не пренебрегать достижениями чужой творческой мысли.

10. Должен иметь искусные руки.

11. Должен быть аккуратным человеком, с тягой к симметрии.

12. Должен быть холодным, безжалостным и бездушным отравителем, способным убить человека.

— Между прочим, — сказал мистер Брэдли, пряча в карман свой блокнотик, — вы должны были заметить, сэр Чарлз, мы с вами сходимся в том, что убийца не стал бы никому доверять отправку пакета по почте. Да, и еще, просто для общего сведения. Если кто-нибудь из вас хочет знать, как выглядит ониксовская самопишущая ручка с пером средней величины, можете посмотреть на мою. И что любопытно, она заправлена хартфилдскими чернилами.

Ручка пошла гулять вокруг стола. Мистер Брэдли, откинувшись на спинку кресла, с отеческой улыбкой следил за тем, как она переходила из рук в руки.

— Вот, собственно, и все дела, — резюмировал мистер Брэдли, когда ручка была ему возвращена.

Роджеру показалось, что он наконец угадал, почему в глазах мистера Брэдли то и дело вспыхивали искры насмешки.

— Вы имеете в виду, что версии, как таковой, у вас нет. Вы не смогли одолеть эти четыре миллиарда шансов против единственно верного и не нашли никого, кто бы соответствовал вашим условиям?

— Да как сказать, — нехотя проговорил мистер Брэдли. — Если уж на то пошло, одного я нашел.

— Нашли? Молодцом! И кого?

— Да провались оно все в тартарары, — скромно потупился мистер Брэдли. — И говорить не хочется. Вздор какой-то.

Хором принялись уговаривать, упрашивать, увещевать. Никогда еще мистер Брэдли не был в центре такого внимания.

— Вы рассмеетесь, если скажу.

Выяснилось, что скорее все пойдут на костер, чем позволят себе смеяться над мистером Брэдли. И как такое могло прийти в голову, когда все, решительно все почитают его глубочайшим образом.

Мистер Брэдли — это показалось всем — собрал все свои силы.

— Мне ужасно неловко. И понятия не имею, как тут быть. Могу поклясться — не знаю. Если я Докажу, что человек, про которого я говорю, не только соответствует всем моим условиям, но что у него даже был мотив (несколько отвлеченный, но вполне убедительный) для того, чтобы послать отравленный шоколад сэру Юстасу, то, господин президент, вы мне обещаете, что наше собрание мне поможет решить, как подобает поступить в подобной ситуации?

— Боже милостивый, конечно! — тут же отозвался Роджер, страшно взволнованный. Он тоже был убежден, что нашел окончательно верное решение, но, с другой стороны, не могли же они с Брэдли напасть на один и тот же след. А что, если этот малый и в самом деле отыскал…

— Господи, ну о чем может быть речь? — с чувством произнес Роджер.

Мистер Брэдли встревоженно оглядел членов Клуба, расположившихся вокруг стола.

— Неужели вы не поняли до сих пор, о ком я говорю? Я-то думал, вы догадаетесь. Столько было намеков…

Никаких догадок. Ни у кого.

— Тот, единственный из всех, кто, мне казалось, действительно мог бы соответствовать всем двенадцати условиям? — стиснув голову руками, едва слышно проговорил мистер Брэдли, и от его тщательно зализанной прически осталось одно воспоминание. — Ну как же, черт возьми! Никакая не моя сестра, а — я! Я, я! Конечно же, я!

Собрание онемело.

— Вы… Вы говорите — вы? — прервал наконец молчание мистер Читтервик.

Мрачный взор мистера Брэдли остановился на нем.

— Увы, это совершенно очевидно. Я обладаю более чем элементарным знанием химии и могу получить нитробензол, что и проделывал неоднократно. Я криминалист. Я получил приличное образование, но не в университете и не в частной школе. Я имел доступ к бланкам фирмы «Мейсон». У меня есть пишущая машинка «Гамильтон» № 4. Я был на Саутгемптон-стрит в те критические часы. Я имею ониксовскую самопишущую ручку с пером средней величины, заправленную хартфилдскими чернилами. Я в какой-то степени обладаю творческим складом ума, но не пренебрегаю чужой мыслью. У меня золотые руки. Я аккуратен, обожаю симметрию. И наверное, я и холоден, и безжалостен, и способен отравить человека.

— Да, — вздохнул мистер Брэдли. — Никуда не деться. Я тот, кто послал шоколад сэру Юстасу. Так получается, и я даже сумел это доказать. Но поразительно, что ничего из этого я не помню. Скорее всего пока я все это проделывал, мои мысли были где-то совсем далеко. Временами я бываю немножко рассеян — я это знаю.

Роджер с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, что было бы совсем некстати. Вместо этого он с суровой миной спросил:

— А как бы вы объяснили мотив своих действий, Брэдли?

Мистер Брэдли оживился:

— Вот в этом-то и была вся трудность. Я долго не мог подобрать для себя подходящий мотив. Как придумать — что бы могло меня связывать с сэром Юстасом? Конечно, мы все, кто бывает в «Радуге», наслышались о нем всякого. Я знал, что он пошловат. Но личной неприязни я к нему не испытывал. Пусть будет какой угодно, не мое это дело. Я и не видел его ни разу. Да, в мотиве-то и была вся загвоздка, и его надо было найти. Иначе ради чего я бы стал покушаться на его жизнь?

— Ну, и нашли?

— Полагаю, мне удалось найти, что могло быть реальным поводом для преступления, — проговорил мистер Брэдли не без гордости. — После долгих раздумий я вспомнил, что как-то, беседуя с приятелем о работе профессиональных сыщиков, я поведал ему о своем тщеславном желании совершить убийство, поскольку я совершенно уверен, что могу проделать это так, что меня никто никогда не заподозрит. «И какое, должно быть, это острое ощущение», — помнится, сказал я тогда ему; ни одна азартная игра не сравнится с этим. Я втолковывал ему, что убийца заключает пари не с кем-нибудь, а с полицией, и причем сразу на две жизни: на свою собственную и на жизнь своей жертвы; если убийцу не обнаруживают, он получает — как выигрыш — и другую; если его поймают, обе жизни им проиграны. Для человека, которому давно приелись обычные развлечения, то есть для меня, убийство должно быть чем-то вроде хобби.

— А! — произнес Роджер, сообразив, в чем тут дело.

— Так вот, когда я вспомнил тот разговор, — мистер Брэдли был совершенно серьезен, — он показался мне весьма знаменательным. Я сразу отправился к этому приятелю и спросил его, помнит ли он, о чем мы с ним тогда говорили, и готов ли он поклясться, что такой разговор между нами был. Он ответил, что готов, и даже припомнил кое-какие подробности, еще более убийственные для меня. Я был настолько потрясен, что взял у него показания. В своих показаниях он сообщил, что, развивая далее свою мысль об убийстве, я стал строить планы, как лучше всего осуществить задуманное. Надо выбрать человека, рассуждал я, от которого мир хотел бы избавиться, но не обязательно политика (слишком заметных лиц я решил избегать), и, выбрав, разделаться с ним с дальней дистанции. А чтобы поддерживать напряжение, как в игре, надо было, рассуждал я, оставить одну-две полувнятные улики. Получалось из этого разговора, что я оставил больше улик против себя, чем собирался. И в заключение мой приятель сообщил, что, когда я уходил от него, я твердо пообещал при первой возможности осуществить задуманное убийство. Еще я сказал ему, что со временем, когда я напрактикуюсь, у меня может развиться упоительное хобби, а что касается опыта, то он будет просто бесценен для меня как для автора детективных романов. Так что, как мне кажется, — с большим достоинством констатировал мистер Брэдли, — мой мотив полностью обоснован.

— Убийство ради эксперимента, — задумчиво заметил Роджер.

— Убийство для пресыщенных искателей удовольствий, — поправил его мистер Брэдли. — Такой прецедент уже был, как вам известно. Лоуб и Леопольд. Вот вам, пожалуйста, пример. Итак, считаете ли вы, господин президент, что моя версия доказана?

— С моей точки зрения, абсолютно. В вашей аргументации нет ни единой ошибки.