Канонир - Юрий Корчевский

Ловок, метко стреляет! Я же буквально выпал из-за дерева в другую сторону и метнул в шведа маленький обеденный нож. Целил я ему в горло, но не попал — рука ли дрогнула, или швед успел уклониться, но в левое плечо я ему попал. Швед от неожиданности и боли вскрикнул, рукав его окрасился кровью. Я бросился на него с саблей в руке.

Швед оказался здоровым — ростом не уступал мне и был помассивнее. Надо его измотать. Нож торчит в плече, причиняя боль и отвлекая, к тому же нож явно зацепил сосудик, и кровь пропитала рукав уже до кисти.

Швед не двигался, выставив вперёд тяжёлую рейтарскую саблю, он наблюдал за мной, уступив инициативу. Известное дело — нападать рискованнее. Обороняющийся отбивает удары, тратит меньше сил, изучает тактику противника, изыскивая слабые места, чтобы нанести решающий удар.

Я крутился вокруг шведа, осыпая его градом ударов. Пока он держался достойно и уверенно, отражая все мои натиски. Долго так продолжаться не могло — швед хоть и ранен, но силён, а сабля его хоть и на немного, да длиннее моей, что даёт в ближнем бою небольшое преимущество.

Я решил схитрить. После очередной атаки, успешно отбитой шведом, я сделал вид, что оступился и покачнулся, опустив руку с оружием. Швед решил, что настал его счастливый момент, и ринулся в атаку. Я присел, пропуская его рубящий удар поверху, и ударил его саблей по бедру.

Швед по инерции проскочил мимо и развернулся. Здоровый лось! Штанина разрезана, по бедру и голени течёт кровь — отлично! Из двух ран кровь хоть и не бьёт фонтаном, но быстро выведет врага из строя.

Мне бы продержаться ещё немного. Тем более, раны, ограничивая резкость движений, не позволяли шведу делать мгновенные выпады.

Мы стояли уже метрах в двух друг от друга, и сабли наши периодически со звоном скрещивались кончиками лезвий. Ни швед, ни я не делали попыток атаковать. Каждый понимал, что последующая атака станет последней. Как фехтовальщики, мы были равны по опыту, умению, навыкам.

Швед всё-таки решился напасть. Он крутанул своей саблей, пытаясь выбить у меня оружие из руки, и сделал выпад. Я уклонился, но полностью уйти от удара не удалось. Правый бок обожгло болью, но и я нанёс скользящий удар по его груди, разрезав мундир и вспоров кожу и мышцы.

Оба сделали по шагу назад, оба взглянули на раны. У шведа кровило сильнее, и он стоял уже не очень уверенно на ногах — чувствовалась в его стойке некоторая шаткость, неуверенность.

Я выхватил из-за пояса пистолет и левой рукой запустил его в голову шведу. Он попытался саблей отбить летящий в него пистолет и приоткрылся. Я прыгнул вперёд, вонзил саблю ему в живот и, с оттягом резанув вниз, отскочил назад. Швед немного постоял, помутневшим взором уставился на вывалившиеся кишки и рухнул навзничь. Фу, вымотал он меня.

Я прошёл к груде тел на дороге. С одного из убитых снял кожаный ранец, перевернул его, высыпав на дорогу всё содержимое. Ага, вот и нарезанная на полосы холстина. Идя в боевой поход, воины — русские, шведы, немцы, литвины — брали с собой чистое бельё, холстины для перевязок, ну и личные вещи.

Я перевязал рану и почувствовал себя несколько увереннее. Подобрал ранец, обошёл всех убитых. Пистолеты, в том числе и свой, я побросал в ранец и надел его на плечи. Сабли вложил в ножны и перетянул их снятым со шведа поясом. Получилось почти вроде вязанки дров. Нашёл и вытащил из тел убитых свои ножи, обтёр их о мундиры шведов и вернул в ножны. Затем вывел на дорогу лошадь убитого шведа и поднялся в седло. Тронул каблуками сапог бока коня и поехал к Пскову. Каждое движение отдавалось болью в раненом боку.

Вдали показался Псков. К нему тянулись люди из ближних деревень и посадов. Ворота были открыты, но на стенах я увидел суетящихся ратников. Оповещены, стало быть, готовятся отразить нападение.

Сзади, где-то вдалеке послышался тяжёлый топот конницы. Судя по гулу — войско большое. Я хлестанул коня. Не хватало только, чтобы шведы настигли меня, когда до города рукой подать.

Обернувшись, я увидел, как с грунтовой дороги вырывается и растекается по лугу конная лава — сотни, а может быть, и тысячи всадников. Их стремительно приближающееся войско увидели беженцы и бросились в панике бежать к воротам.

Мне оставалось проскакать ещё метров двести- двести пятьдесят, когда со стены крепости раздался пушечный выстрел. От неожиданности я пригнулся и припал к шее коня. Мимо меня на небольшой высоте пролетело ядро. Его полёт был слышен по шипящему звуку и виден по оставляемой им дымной полосе — скорее всего, это горел фитиль.

Сзади меня раздался взрыв. Со стены понеслись крики ликования. Я обернулся — и впрямь удачно: бомба угодила в самую гущу конной лавы, и теперь там лежали на земле кони и люди, но лава продолжала катиться к городу.

Только тут до меня дошло, что я нахожусь на линии выстрела. Если дадут залп картечью, меня разорвёт в клочья. На мою удачу, канонир выстрелил бомбой, и она прошла выше меня по навесной траектории. Уйти бы в сторону? Но это удлинит путь, а времени просто нет.

Я продолжал скакать во весь опор, нещадно нахлёстывая коня. Шведский конь был упитан и тяжеловат. Такой может без особых усилий таскать на себе тяжеловооружённого всадника с поклажей, но резвости у него не было. Я обругал невинное животное: «Битюгиноземный!»

С ужасом я увидел, что ратники начали закрывать ворота. Вот закрылась одна створка, дрогнула и медленно поплыла другая.

— Эй, меня подождите!

Я замахал руками, забыв про боль в ране. Ратники на секунду придержали ворота, и я с разгона влетел в оставшуюся узкую щель. Ворота со стуком закрылись, ратники вставили в пазы дубовое обтёсанное бревно, хорошо смазанное дёгтем.

Снаружи раздались выстрелы и по толстым дубовым, окованным железом воротам застучали пули, не причинив воротам вреда.

Я перевёл дух — удалось унести ноги.

— Эй, мужик, ты ранен, у тебя кровь! — указал на мой бок ратник.

— Знаю, спасибо, что подождали с воротами.

Со стен загромыхали пушки. Взять с налёта

крепость, ворвавшись в ворота, у шведов не получилось.

Я пустил коня шагом — пусть тоже передохнёт, всё-таки я обязан этому тяжеловозу жизнью.

На улицах царила суета. К стенам спешили вооружённые псковичи, и я ехал, прижавшись к заборам, чтобы не мешать движению. С колоколен церквей звонили колокола, возвещая о нападении врага. Но весь город уже знал о приближающейся беде, да и как проспишь пушечную стрельбу?

Я подъехал к дому купца, ногой постучал в ворота. Маша открыла калитку, увидела меня, охнула, всплеснула руками и мигом распахнула ворота. Я доехал до крыльца, тяжело слез — почти свалился. Ослабел я что-то от кровопотери, да и сил на схватку потратил много — чувствовал себя как выжатый лимон. Связку сабель бросил на крыльцо.

— Маша, сними с коня седло и — в конюшню, сабли в дом занеси.

Я прошёл в дом, с трудом сбросил тяжёлый ранец с пистолетами на пол. Грохот раздался сильный. С удивлением я увидел в ранце дыру от пули, а ведь я хорошо помнил, что надевал я его на себя целым. Неужели он закрыл меня от шведского свинца?

На шум упавшего ранца вышел Илья. Увидев мой окровавленный бок — повязка пропиталась кровью, он закричал:

— Дарья! Быстро сюда, инструменты лекарские неси, вино хлебное и холстины. Юрий ранен!

Дарья выбежала из комнаты, увидела меня и побледнела.

— Быстрее неси! — прикрикнул Илья.

Сам же посадил меня на лавку, стал снимать одежду. Я заскрипел зубами.

— Режь одежду — чего её беречь, всё равно от крови теперь не отмоешь.

— И вправду — чего же это я? Растерялся, прости.

Илья вытащил из ножен свой обеденный нож, вспорол на мне рубаху, расстегнул и снял пояс с ножами и саблей, отбросил в сторону. Я взглянул на рану. Кожа рассечена, мышцы под нею — тоже, но рёбра целы, до брюшины удар не достал. Ослаб швед после ранений, не хватило силы на большее, иначе я бы так и остался в лесу.

Рана болезненная, кровит сильно, однако не смертельная.

Я вымыл руки водой из кувшина, обильно сполоснул их самогонкой, обработал ею рану. Защипало.

Решил шить наживую — когда ещё опий подействует, да и голова мне нужна ясная, не задурманенная.

Я взял иголку с ниткой, прошил мышцы, перевязал сосуды, стянул шёлком кожу. Оглядел творение своих рук. Немного кривовато получилось, грубоватый будет потом рубец, но шить самому себя неудобно, вот если бы это была нога — тогда совсем другое дело.

С помощью Ильи я перевязался, обмыл руки.

— Ну а вы-то как доехали?

— Раз дома, то добрались, успели стражу известить. Тебя ждали, беспокоились. Дарья всё места себе не находила. Говорит — надо было всем вместе в возке ехать. Я уж тоже себя корил, что бросили тебя одного в лесу, так сделанного не вернёшь. Ты выпрыгнул быстрее, чем я сообразил. Чем в лесу всё кончилось?

— Двое назад ускакали.