Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев - Максим Кустов

Я решил использовать знакомство с офицером службы материально-технического обеспечения, который ведал снабжением противотанковых частей, и через него «организовать» получение машин и орудий. Дабы мой план увенчался успехом, я по совету интенданта дивизии взял с собой из военной лавки ящик с подходящим товаром — шнапсом и сигаретами. Этот «сезам, откройся» возымел свое действие, и в Берлине мне обещали, что в течение недели я смогу в Бранденбурге принять нужные мне машины».[97]

Попробуем представить, как выглядел бы противотанковый дивизион Винцера без сигаретно-шнапсового «сезама». Артиллеристы, вышедшие в бой на «газовых» автомобилях, были бы обречены на очень скорое уничтожение.

Интересно, а что происходило с теми подразделениями, командиры которых были слишком честными и принципиальными или просто слишком жадными и не хотели, подобно Винцеру, «организовать» получение машин и орудий фактически за взятку?

Получать орудия и автомобили для своего подразделения, «подогрев» кого следует, — как же гакая неприглядная реальность не соответствует представлению о немецком порядке и идеально работающей германской военной машине! Правда, происходило это в 1944 году, когда Красная Армия уже эту машину изрядно попортила…

Зато после такого приобретения машин и орудий за шнапс и сигареты Винцер получил пропагандистское утешение.

«В совещаниях, которые я созывал, почти всегда принимали участие командиры взводов, военные инженеры из мастерских, врач и командир подчиненной мне противотанковой артиллерии укрепленного района капитан Лангхофф, а также обер-фельдфебель Май, которого мы считали чем-то вроде заместителя офицера.

Однажды в нашем кругу появился новый офицер. Он только что получил крест за военные заслуги.

— Господин капитан, я прикомандирован к вашей части на четыре недели в качестве национал-социалистского офицера по идеологической работе.

Он представился отдельно каждому из присутствовавших, сообщая свою фамилию и отвешивая поклон, по его мнению, подчеркнуто корректный, а на деле выглядевший совершенно нелепо.

Фамилию этого лейтенанта я позабыл, но отнюдь не забыл, как он раскланивался и что вслед за этим произошло.

— В чем, собственно, заключаются ваши задачи в качестве национал-социалистского офицера по идеологической работе?

— Господин капитан, это невозможно определить в немногих словах. В основном мы обязаны внушать уверенность в конечной победе германского оружия.

— О каком оружии вы говорите — об имеющихся у нас дрянных пушках, для которых почти всегда не хватает боеприпасов и нет необходимых тягачей?

— Я ведь говорю образно, господин капитан. Я имею в виду победу германского дела. А что касается тягачей, то они нам больше не нужны. Мы больше не будем отступать. В этом я сумею убедить солдат.

— Как вы себе это представляете? Как вы убедите солдат?

— Я буду делать в ротах доклады, господин капитан.

— Нет, любезнейший, из этого ничего не выйдет. Когда нужно сделать доклад, то с этим справляются мои командиры. Вы, кстати, артиллерист?

— Нет, господин капитан.

— Ну вот видите, я не могу даже вас использовать в качестве командира взвода. Но я могу вам порекомендовать лучшее занятие. Наш интендант совершенно бездарен. Вы могли бы ему помочь добыть сносное продовольствие, сигареты и барахло. Ведь у вас есть связи, не правда ли? Отправляйтесь и рапортуйте о своем прибытии в обоз!

Он ушел, пылая гневом. Со злорадством я глядел ему вслед. Я чувствовал свое превосходство над ним, понимая, что мой суровый фронтовой опыт весомее, чем его политический пафос. Я посмеялся над видимым противоречием между теорией и практикой, а по существу, я был ненамного проницательнее этого офицера по идеологической работе. Лучшее вооружение, которому я придавал столь большое значение, в такой же мере не могло внести решающие изменения в ход войны, как и его лживая пропаганда. Мы оба боролись за одно и то же дрянное дело, обреченное на неизбежное поражение, и мы оба тогда этого не понимали.

Между тем его рапорт о моем «бесстыдстве» попал к подполковнику фон Леффельхольцу. Следующей инстанцией была корзина для бумаг. Тем не менее нахлобучка как знак предупреждения меня не миновала. Леффельхольц также умел высказываться твердо и определенно. «Офицер по идеологии» больше не показывался в моей части. Нас это не огорчало.

Да мы больше и не вспоминали о нем; 13 января 1945 года (Винцер немного напутал, на самом деле 12 января. — Авт.) началось новое большое наступление Красной Армии, и мы снова начали драпать».[98]

Конечно, большого ума был пропагандист, объяснявший опытным боевым офицерам-артиллеристам, что тягачи им больше не нужны, поскольку «мы больше не будем отступать». Как вообще «офицер по идеологии» представлял себе действия артиллеристов в бою? Такие персонажи в сочетании со скверным обеспечением действуют особенно раздражающе.

В последний раз с нравами снабженцев вермахта Бруно Винцер столкнулся сразу же после разгрома Германии. Он оказался в британской зоне оккупации.

«У меня не осталось ничего, кроме моей военной формы. Но никто не спрашивал меня, откуда я и куда иду, когда я бродил по улицам Фленсбурга. Однако на стенах домов и на заборах были расклеены объявления с требованием сдать все оружие — за хранение оружия угрожал расстрел — и с предупреждением, что запрещается с наступлением темноты выходить из домов; за нарушение полагалось тюремное заключение.

Мне стало ясно, что я уже больше не могу ходить в военной форме. Поэтому я попытался в одном из складов вермахта приобрести материал для штатского костюма. Склад был подчинен интенданту, прусское упрямство которого было безграничным. Он отказался выполнить мою просьбу и уверял меня, что все запасы передал англичанам. Он даже апеллировал к моим убеждениям германского офицера, который, собственно, должен был бы понимать, что здесь нельзя просто отрезать кусок сукна в три метра. Он был явно шокирован, когда я его обозвал совершенным идиотом и пакостником. Тем не менее я не получил сукна. В результате я продолжал расхаживать в военной форме.

Позднее мне стало известно, что у этого неподкупного интенданта можно было многое приобрести за сигареты или другие дефицитные товары либо по неимоверно завышенным ценам. Вскоре англичане конфисковали склад, а этого продувного бюрократа посадили в тюрьму, так как он не был в состоянии объяснить, каким образом у него оказались огромные суммы денег, спрятанные под кроватью».[99]

Пожалуй, любителям тезиса о том, что в вермахте не было воровства и взяточничества, стоило бы ознакомиться с мемуарами Бруно Винцера. Да одного ли его…

За икрой на самолете

Зато военное начальство, как правило, во все времена изыскивало возможности ни в чем себе не отказывать.

Любопытную подробность из быта руководства люфтваффе неожиданно обнаружил Питер Бамм на Таманском полуострове:

«В Темрюке был рыбоконсервный завод, и однажды я встретил человека в черной шляпе, с зонтиком в руках и в галошах на ногах. Он только что прибыл из Гамбурга. Я вежливо с ним поздоровался, он в ответ приподнял свою шляпу. Как оказалось, он был управляющим этим заводом. Он спросил меня, чем я тут занимаюсь. Когда я поведал ему о том, что здесь мы лечим раненых из района болот, он тут же предложил поставлять нам свежую икру. Таким образом, каждый день бочонок вместимостью до 5 килограммов икры самого высшего сорта отправлялся на специальном самолете в штаб военно-воздушных сил, а другой точно такой же бочонок доставлялся на крестьянской телеге бывалым солдатам, заболевшим в болотах».[100]

Каждый день для штабных служак ВВС самолет в Темрюк гонять за 5 килограммами икорки — это сильно. Кто-то ничего не понимающий во вкусной и здоровой пище мог бы разом сотшо или две 5-килограммовых бочек одним бортом отправить. Казалось бы, так практичнее, рациональнее сделать, чем ежедневно самолет гонять. Но видимо, в штабе военно-воздушных сил «тащили» нелегкую службу истинные гурманы, которым непременно свежей икры хотелось. Иначе объяснить ежедневные полеты с пятикилограммовой загрузкой машины просто невозможно.

На фоне такой гастрономической продуманности идиотизм отправки в Сталинград презервативов, рыбьего корма, майорана и хорватских крестов выглядит особенно пикантно.

Но почему становилось возможным подобное тому, что случилось со снабжением войск вермахта под Москвой, в Сталинграде, да и на многих других участках Восточного фронта?

Известный немецкий историк, профессор Университета бундесвера в Гамбурге Бернд Вегнер, с немецкой четкостью определил причины, из-за которых страдало снабжение германских войск: