Ледяное озеро - Элизабет Эдмондсон

Странно, озеро кишело призраками. На льду полно людей, напоминавших кого-то из прошлого либо на кого-то похожих, только он не мог сообразить, на кого именно.

Еще перед тем как познакомиться с Утратой, он увидел вдалеке две фигуры — они катались на самой середине. На краткий миг словно упала пелена годов, и ему показалось, что он стоит на берегу, а там, едва касаясь льда острыми лезвиями, мчатся по озеру братья Ричардсон: Невилл — быстрый, точный, уверенный; Джек — неистово рвущийся вперед, без улыбки, с выражением злобного исступления на лице. То было случайное и неожиданное проникновение в суть его натуры — ведь Джек родился со способностью маскировать свои чувства.

Очнувшись от своего внезапного наваждения, Хэл понял, что те двое вовсе не Невилл и Джек, а просто причудливая игра света и тени, вспугнувшая призраков в его мозгу.

А еще чуть позже ему на глаза попалась женщина; они с Сеси увидели ее, удаляясь от берега со стороны «Гриндли-Холла». Женщина в желтых бриджах и желтой шляпке, тоже опытная фигуристка, выписывающая на льду вензеля и выделывающая прыжки.

— Это таинственная обитательница «Гриндли-Коттеджа», — сообщила дядюшке Сеси. — По словам Урсулы, все местные считают, что это кинозвезда. Она американка. Возможно даже, вы ее знаете.

Хэл лишь посмеялся над ней.

— В Америке сто пятьдесят с чем-то миллионов человек, и среди них великое множество молодых женщин.

Сеси тоже рассмеялась.

— Так и кажется, будто Америка это что-то вроде Лондона, где то и дело сталкиваешься с кем-то из знакомых.

— Они считают, что она известная артистка?

— Нет, они ее не узнали, но вы же сами видите: дама носит темные очки.

— Очень разумно на льду. Надо мне тоже достать свои. — Хэл, прищурившись, посмотрел на быстро движущуюся женщину, выписывающую восьмерки. — Она действительно выглядит смутно знакомой.

Но что тому причиной: посадка головы, улыбка? Было в ее облике нечто будоражившее память, но мимолетное ощущение исчезло так же быстро, как и возникло, — не более чем неуловимый проблеск.

— Вы часто ходите в кино? Или для вас, как для актера, это и не отдых вовсе?

— Я обожаю кино, — ответил он.

— А сами когда-нибудь снимались?

— Нет, должен признаться, не снимался.

— А я думала, что все актеры в Америке в конце концов попадают в Голливуд. — В голосе Сеси звучало разочарование. — А вы когда-нибудь там были?

О да, он там был. Гостил у аристократов Голливуда, был гостем дома Фэрбенксов, обедал у Чаплинов, танцевал с Адель Астер.

— Я больше человек сцены, — произнес Хэл.

Нет, он не намеренно скрывал от английской родни подробности своей карьеры. Если бы после смерти матери кто-либо из них выказал хоть малейший интерес к его жизни, он посылал бы им вырезки из газет и журналов, поведал, что стал успешным и известным театральным режиссером, работая под псевдонимом Генри Ивисона, составленным из двух его первых имен: Генри Ивисон Гриндли. Если бы кто-нибудь из родственников проявлял интерес к театру и наткнулся на его имя, то они сумели бы произвести нехитрые умозаключения и вычислить, что это он. А может, и нет: происходящее по ту сторону Атлантики, похоже, не имело ни для кого из них значения. Едва ли он мог бы снабдить Питера какой-либо информацией о конкурирующих американских фирмах или Роджера — рассказами и слухами из судебной практики, а они, в свою очередь, явно не горели желанием услышать о карьере третьеразрядного актера…

За исключением голоса, Аликс не оправдала его ожиданий. Жаль, что живое и энергичное десятилетнее существо превратилось в недовольную молодую женщину с брюзгливо сложенным ртом.

— А где Эдвин? — поинтересовалась Сеси, снимая перчатки и дуя на пальцы.

— Уехал на станцию встретить знакомого, — объяснила Аликс.

— Он будет гостить в «Уинкрэге»?

— Кто?

— Знакомый, которого он поехал встречать?

Несколько мгновений Аликс молчала, потом промолвила:

— Не знакомый, а знакомая. Она остановится в его доме в Лоуфелле. Сам он там жить не будет, праздники он проводит в «Уинкрэге».

— Это его девушка? — спросила Сеси.

— Беженка. Она бездомная. Вы же знаете, какое у Эдвина доброе сердце.

— Очень чутко с его стороны, — заметила Сеси. И пристально взглянула на Аликс. — Но ты так не думаешь.

— Да, чутко. Надеюсь, что она не пытается обманом втереться к нему в доверие.

— Она тоже фотограф?

— Музыкантша. Из Вены. Еврейка.

— Господи Боже! — воскликнула Сеси. — А леди Ричардсон знает?

— Нет.

— Лучше не говорить и Еве, а то она притащится в Лоуфелл и станет предлагать ей работу на кухне фунтов за десять в год.

Это вызвало у Аликс улыбку.

Она могла бы больше улыбаться, подумал Хэл, подивившись, как преобразился ее облик. Нет, внешне она совсем не походила на мать, но у нее хорошая фигура и интересное лицо. Ее наружность скорее поражающая воображение, чем красивая. Но отчего у нее плохое настроение? Может, она того же типа, что и ее бабка — любит самолично всем заправлять и всех держать под контролем и ей не нравится, что Эдвин так донкихотствует, не посоветовавшись с ней? Однако, будь они хоть сто раз близнецы, им с Эдвином сейчас, наверное, года по двадцать четыре или по двадцать пять лет; в этом возрасте Хэл не стал бы считаться с тем, что думает о его действиях сестра или брат. Правда, он никогда и не был ни с кем из родственников так близок, как эти двое, и несправедливо с его стороны осуждать реакцию Аликс на поведение Эдвина.

— Мне нужно домой, — сказала Аликс. — Приятно было снова увидеться с вами, мистер Гриндли.

— Хэл, если не возражаете. Ведь я заплетал вам косички, помните?

Она засмеялась.

— Нет, не помню и уверена, что вы были для этого слишком взрослым.

— Вы не находите, что она выросла в красавицу? — спросила Сеси, когда они опять ехали рядом.

— Довольно привлекательна, если не хмурится.

Сеси с готовностью бросилась на защиту подруги:

— Она немного не в своей тарелке. Для нее это непросто — вот так приехать, она ведь не была здесь три года. Перед отъездом у нее произошла ужасная ссора с бабушкой, и ей не дали денег на существование. Аликс нелегко пришлось на первых порах в Лондоне, когда она жила на крохотное жалованье и в ужасных берлогах.

Услышанное изумило Хэла.

— Чтобы отпрыск семьи Ричардсон был стеснен в средствах? Разве у нее нет своих денег? Сэр Генри говорил, что есть, хорошо помню.

— Сейчас есть, но тогда не было. Наследство Аликс находится под опекой и управляется на началах доверительной собственности. Сэр Генри является одним из попечителей, а леди Ричардсон не позволяла ему отдавать Аликс доход от денег ее родителей. Сэр Генри всегда делает то, что хочет леди Ричардсон, — ради тишины и спокойствия. Аликс могла бы получать деньги через других попечителей, однако они — люди вроде моего отца, которые заявили бы, что ее дело — жить дома, тогда и не потребуется никаких денег. Затем, к большой удаче для Аликс, умерла ее двоюродная бабка, оставив им с Эдвином немного денег, так что положение облегчилась.

Сеси взяла дядю за руку, и они заскользили к берегу, где стоял «Гриндли-Холл».

— Вероятно, она расстроилась из-за Эдвина. Они всегда были очень близки духовно, и я уверена, что главная причина, почему она сюда приехала, — побыть вместе с ним. И если в его жизни происходит что-нибудь важное — такое, что занимает его помыслы, — как ей не переживать?

Хэл подумал, что там нечто большее, чем просто переживание за брата, но не стал об этом распространяться. Вряд ли Сеси будет приятно услышать его мнение, что ее подруга страдает от приступа обыкновенной ревности. Сеси считала, что объект благотворительности Эдвина некая женщина средних лет, а Хэл предполагал, что дама гораздо моложе.

Аликс мчалась по льду, держа путь к «Уинкрэгу». Уныние и ощущение заброшенности отступили под внезапным приливом радости: она всегда любила озеро на закате зимнего дня. Нравилось смотреть, как движутся по льду тени гор, смягчая блеск и покрывая гладь синими заплатами, по мере того, как дневной свет, угасая, переходит в ночные сумерки.

Значит, вот он какой, Хэл Гриндли, думала она, достигнув мостков пристани со стороны «Уинкрэга», где из-подо льда как фантастические чудища поднимались деревянные подпорки. Ухватившись за одну из них, Аликс стала выбираться на узкую полоску гальки, тянувшуюся вдоль берега. Это было не просто: рука норовила соскользнуть с ледяной корки.

Вскарабкавшись, Аликс села, чтобы отстегнуть коньки. Хэла она не очень хорошо помнила: он всегда находился в тени своего успешного старшего брата. А в том возрасте разница в четырнадцать лет — громадный разрыв; Аликс была ребенком, Хэл — молодым человеком. И вот теперь, уже взрослым своим существом, Аликс чувствовала, что он ей не нравится.