Скажите «чи-и-из!»: Как живут современные американцы - Ада Баскина

«В последние годы у американцев наметилась тенденция нового отношения к браку. В нем они пытаются найти удовлетворение многих своих потребностей – и душевных, и сексуальных, и социальных. Но в поисках счастья обнаруживают все большее несоответствие мечты и реальности… Разрыв между идеалом и жизнью все чаще приводит брак к распаду», – пишет Макс Лернер в книге «Развитие цивилизации в Америке».

Крах семьи? Совсем нет: пролистав данные статистики, Лернер обнаруживает, что на первом разводе история семейной жизни для многих бывших супругов вовсе не кончается. Многие выходят замуж (или женятся) и во второй раз, и в третий… Нет, они не разочаровываются в самом институте брака, не перестают верить в ценность семьи. Напротив. «Большое количество разводов свидетельствует о серьезном убеждении, что брак держится на любви и общности интересов». В другой главе опять: «Уровень повторных разводов так велик, что позволяет предположить: американцы разводятся не потому, что разочаровались в браке как таковом, а потому, что верят в него глубоко и снова пытаются стать участниками, но уже успешного, а не обанкротившегося предприятия». Иными словами, их не оставляет надежда найти нового партнера, с которым можно построить новые, счастливые отношения.

В популярной американской печати гуляет расхожая фраза: половина американских семей распадается. На самом деле эта цифра, как говорят ученые, некорректна. Определить, сколько именно брачных союзов из всех заключенных разорвано, довольно сложно. Обычно делается так. Считается сколько за такой-то период – год, например – было заключено браков и сколько расторгнуто. Неточность состоит в том, что расторгнуты ведь в этом году не те же самые браки, что зарегистрированы, а те, что заключены и год, и 10, и 20 лет назад. Поэтому я воспользуюсь более корректными данными. В 47 % американских семей хотя бы один из супругов находится во втором браке.

Когда живешь в какой-нибудь глубинке, например, в небольшом городке Уитон, штат Иллинойс, где чуть ли не на каждой улице по церкви, то кажется, что цифра эта сильно преувеличена. Здесь много дружных, довольных жизнью пар со стажем по 30, 40 и 50 лет. А недавно двоих старичков вполне бодрого вида чествовали в методистской церкви в связи с 60-летием их совместной жизни. Я недоумевала – откуда статистика набрала столько распавшихся браков?

Но вот я приехала в Нью-Йорк. И мне показалось, что здесь вообще нет ни одной пары, не пережившей семейной драмы. Каждый второй, если не первый, оказался повторным «участником успешного, а не обанкротившегося предприятия».

Из-за привычки американцев тщательно скрывать страдания, демонстрировать только счастье или, по крайней мере, благополучие, мне со стороны даже показалось, что, как и многие процессы, развод в Америке происходит легче, чем в других странах. В известной степени так оно и есть. При отсутствии проблем с жильем, бытом – если, конечно, это позволяют доходы – легче принимать решения: поменять дом, организовать переезд, отдать детей под опеку бебиситтера. Необремененность тяжелым бытом сказывается и на внешности: разведенные женщины, даже имеющие нескольких детей, не перестают заниматься своей внешностью. Часто посещают спортивные клубы, бассейны, пожалуй, даже чаще, чем раньше, ходят в парикмахерские, делают маникюр, массаж.

Помню, какое сильное впечатление произвела на меня одна встреча на заседании Club of Hundred («Клуб ста»), где меня пригласили выступить. Это было объединение жителей небольшого комьюнити, всего в сто семей. После своего выступления я оказалась в зале рядом с Гейл, миловидной, хорошо ухоженной дамой. Мы разговорились. Я поделилась с ней приятным впечатлением, которое на меня произвел председатель клуба. Он как раз в это время выступал – румяный и веселый здоровяк.

– Да, он очень мил, – согласилась моя соседка, – это мой муж. У него такая особенность – он всегда кажется беззаботным. Но это не так. У нас ведь девять детей.

Я изумленно замолчала.

– Нет, нет, вы меня не так поняли, – засмеялась она. – Это не общие дети: четверо его и пятеро мои, все от наших бывших супругов.

Позже, дома, куда они пригласили меня в гости, мы долго говорили о разводах. Они рассказывали о том, как непросто было смириться с решением ее мужа и его жены. Бывший муж сказал, что ему надоело быть в рабстве у нее, у детей – и уехал в другой город. А его жена не сказала ничего. Прислала письмо из Мексики, что полюбила другого, что просит у мужа прощения. И на прощание: «Уверена, ты, такой умный и добрый, сумеешь воспитать наших детей лучше, чем я». Однако проблемы на этом не закончились. Гейл стала чужому мальчику и четырем девочкам настоящей матерью. Но бывшая супруга категорически отказывается разрешить усыновление детей, и это омрачает новый брак.

– И вообще, – сказала Гейл, – не верьте американцам, что им все так легко дается. Очень часто они притворяются. Но им очень хорошо известна и горечь разочарования, и боль утраты…

Я убедилась в этом, когда посетила семейную консультацию в округе Дю-Пейдж, штат Иллинойс. Это одна из шестнадцати организаций, обслуживающих жителей семи крохотных городков, расположенных неподалеку.

Работа консультации организована так. Человек после развода приходит на прием к психологу (работники службы могут и сами позвонить ему, если прослышали о беде). Здесь начинается серия бесед – психологическая помощь клиенту. Выясняется, что ситуации самые разные, но симптомы душевного надрыва очень похожи. О них можно узнать, например, из большого постера, вывешенного в холле:

1. Ощущение потери и утрата самоуважения – это ваша основная реакция на развод.

2. Развод чем-то похож на смертельно опасную болезнь. И то и другое сопровождается ощущением потери жизни, и у обоих похожие фазы выздоровления.

3. Душевный разрыв произойдет, возможно, не в то же самое время, что развод формальный, а много позже.

4. Вы можете и должны стать другим человеком. Таким, который будет нравиться прежде всего самому себе.

В тот день дежурила психотерапевт Джина Альберти. Я попросила ее разрешить мне присутствовать на приеме. Она извинилась – и отказала: врачебная тайна. Вместо этого показала на десяток книг, разбросанных на ее столе: Кристина Робертсон «Правила поведения женщины в разводе»; Ньюмен и Берковиц «Как после развода стать самому себе лучшим другом»; Сусанна Форвард «Когда женщина любит мужчину, а он ее ненавидит»; Абигейл Трефорд «Сумасшедшее время: как пережить развод». Рядом лежал список – еще десяток произведений, выпущенных разными издательствами, в помощь людям во время развода. Я попросила Джину рассказать мне о наиболее типичных проблемах ее клиентов.

– Понятно, – добавила я, – что случаи эти самые разные…

– Да нет, – ответила она. – Разнообразие несчастий не так уж велико. Знаете, я в университете брала некоторое время уроки русского языка и литературы, так вот меня поразило высказывание вашего писателя Льва Толстого: там что-то насчет того, что все счастливые семьи счастливы одинаково, а все несчастные – несчастны по-разному. Я тогда подумала: как же такой великий знаток человеческой психологии мог так ошибаться. Совсем наоборот. У счастья очень много лиц, а несчастливые все похожи друг на друга.

Я вспомнила вереницу своих московских знакомых после развода. Не догадаться об их драме было невозможно. Бледные до синевы лица, тоскливо запавшие глаза, опущенные плечи, неуверенные движения…

– Вот-вот, – подхватила Джина. – Вы это знаете. У американки, может быть, не так откровенно выражены ее страдания. Все-таки в нашей культуре принято несчастье скрывать. И очень часто, даже придя ко мне на прием, клиентка долго ходит вокруг того, что ее действительно волнует. Говорит, что развод не имеет для нее большого значения, что она рада свободе. Увы, если только рядом с ней нет другого, любимого человека, чаще всего это лицемерие. Не обязательно осознанное: просто надрыв загнан глубоко внутрь.

Я все-таки прошу ее вспомнить какой-нибудь недавний пример.

– Ну вот, например, приходит ко мне на прошлой неделе клиентка П. Говорит, что месяц назад у нее был развод, что она была огорчена, но теперь уже справилась, все в полном порядке. Она только хочет посоветоваться, как заставить себя утром встать и заняться делами: на это совершенно нет воли. К середине беседы она, наконец, раскрывается. Вытаскивает из глубины своей души все загнанные туда чувства: разочарование, унижение, страх перед будущим, тревогу за детей – словом, всю свою боль. Она стесняется этой боли, ей кажется, что это проявление слабости. Я открываю вот эту книжку – «О смерти и умирании» Елизабет Кивлер-Росс. Это не о смерти – о состоянии после развода, которое для многих сродни процессу умирания. У этого процесса есть свои стадии: неприятие (неверие в то, что супруг бесповоротно намерен развестись); депрессия (потерянность, одиночество, унижение, беспомощность, чувство вины); гнев (агрессия направлена на супруга); осознание нового положения (внимание от прошлого переключается на настоящее, сознание готово смириться с ним); принятие (окончательный разрыв с прошлым, концентрация сил для новой жизни).