Босиком по стеклам. Книга 2 - Алекс Джиллиан

в моем утробном рычании и похабных чавкающих звуках. Пара минут активной эротической атаки по самым чувствительным точкам, и она уже не владеет собой. Сдавленные стоны становятся на октаву ниже, разгоряченное тело приобретает змеиную гибкость, подстраиваясь под заданный ритм. Я больше не удерживаю ее бедра. В этом нет нужды, она сама разводит их шире, нетерпеливо насаживаясь на мой язык, скользит взад-вперёд по покрывалу, цепляясь за него, как за последнюю соломинку, и умоляя меня не останавливаться. Жадная бесстыжая сучка наконец-то вылезла из оболочки трепетной девственницы и теперь вряд ли спрячется обратно, пока не получит свою порцию удовольствия.

— Еще… Да. Быстрее, Кол. Так… Здесь… Дааа, — несдержанные стоны похотливого ангела заставляют наверняка посиневшие от переизбытка спермы яйца болезненно сжаться, рот наполняется тягучим соком ее возбуждения, и меня «кроет» сильнее, чем от дозы крепкого алкоголя. Не преставая усиленно работать языком и пальцами, стягиваю со своей задницы брюки вместе с трусами и сжимаю у основания член, чтобы не взорваться раньше времени.

Я чувствую ее зарождающийся оргазм еще до того, как внутренние мышцы начинают судорожно сокращаться. Она кончает сильно и влажно, выгибаясь и дрожа всем телом, срывая голос от хриплых рваных стонов. Теряясь в собственном наслаждении, Пикси, как и тогда в машине, утрачивает связь с реальностью, чем я точно так же спешу воспользоваться.

Поднявшись с колен, я перемещаю прибывающего в эротической нирване ангела к изголовью кровати и, перевернув на спину, распинаю под собой. За секунду натянув резинку на окаменевший член, я развожу бледные бедра коленом. Вдавив налившуюся кровью головку в стыдливо прикрытую припухшими складками промежность, успеваю запечатлеть в памяти выражение чистого удовольствия на ее лице, блестящие капельки испарины, рассыпанные по подушкам светлые волосы, расфокусированный взгляд, блуждающий под сводами шатра, и счастливую улыбку.

— Ты настоящий ангел, детка, — хрипло шепчу я и, накрыв податливый рот своим, щедро делюсь ее собственным пряно-сладким вкусом.

Она отзывается на почти нежный поцелуй, скользнув язычком по моим губам, с тихим стоном ныряет глубже и, втянувшись в чувственную схватку, даже не сразу начинает кричать, когда мой член резко врезается в еще не остывшую от испытанного оргазма мокрую, но дьявольски тугую щелку, разрывая тонкую преграду. Пах простреливает мощнейшим удовольствием, стремительно растекающимся по напряжённым мышцам, в то время как из ее округлившихся глаз бесследно исчезает дымка блаженной эйфории.

— Больно… — натянувшись подо мной струной, шипит побелевшими губами Пикси, загоняя острые ногти в мои плечи. — Не надо… Подожди, — умоляет она. Пот градом стекает по ее вискам, из уголков глаз льются слезы, я жадно слизываю их, кайфуя от любимого вкуса.

— Нет никакого смысла растягивать агонию, — я выхожу из горячих тисков и, не дав ей опомниться, вбиваюсь снова и снова, до упора, хрипло рыча от нарастающего почти болезненного наслаждения. — Бл*дь, ты меня задушишь, детка, — мажу губами по мокрой от слез щеке, пытаясь сбавить темп, но ни хрена не выходит. Трахать ее до одури узкую щелку оказалось еще приятнее, чем я представлял. — Расслабься, ангел, или я тебя порву.

— Я умираю. Хватит, Кол! — Пикси кричит в голос и без ума лупит меня куда попало.

На зарёванном лице неподдельный шок и ужас. Ее вполне можно понять, она не ожидала такого стремительного натиска, навоображав себе длительное соблазнение на шелковых простынях, но наши фантазии изначально обитали в разных плоскостях. И несмотря на свою юность и наивность, она должна была об этом догадываться, побывав в комнате с экранами.

— Ты садист, подонок, — вопит обезумевшая Пикси. Я не хочу, но вынужден принять меры. Глубоко вогнав в нее член, перехватываю тонкие запястья и вытягиваю над ее головой.

— Заткнись, детка, — припечатав к подушкам, удерживаю одной рукой, а второй накрываю проклинающий меня рот. Покрасневшие от истерики глаза распахиваются от неподдельного страха. — Будешь вести себя тихо? — спрашиваю срывающимся шепотом и, помедлив ровно столько, насколько хватает воздуха в легких, Энжи послушно кивает.

— Умница, ангел, — опустив руку вниз, я крепко сжимаю хрупкое горло, продолжая контролировать каждый ее вдох. — Я трахаю, ты подчиняешься. Это единственное правило. Понятно?

Ещё один кивок, приправленный обжигающей яростью в горящих глазах.

— Ты передохнула? — она молчит, стиснув зубы. — Я засчитываю это как согласие, ангел, — и снова не дождавшись ответа, рывком переворачиваю животом вниз. — Тогда продолжим.

Анджелина

И снова я дезориентирована. Потеряна. Энергетика моего сумасшедшего мужа настолько мощная и сильная, что он способен мгновенно поглотить меня, перемолоть до костей, словно внезапно обрушившийся на берега моей души ураган.

Мой личный цунами. А может, смерч? Скорее, смерть… моя, медленная, ядовитая, неизбежная.

Болезненная и местами чертовски сладкая.

А я — та ненормальная, что эту гнилую сладость успешно «хавает». И утопает в нем.

Неправильно.

Но мы сейчас в том месте, где не существует судей и наблюдателей. Здесь только мы — одичавшие от похоти, первые люди на личном покоренном «марсе». И только что он поимел меня так, словно до всемирного апокалипсиса остаются считанные минуты, а ему просто необходимо взять меня перед концом света.

Я не так себе представляла свой первый раз.

Хотя едва ли его можно назвать первым.

Самое жуткое в нашей первой брачной ночи то, что мое тело каждый гребанный раз откликается на мощные и глубокие толчки Колмана. Хочется подмахивать ему бедрами, принимать в себя глубже. Сливаться с ним бесконечными волнами. Через боль… словно в этом жгучем, полыхающем агонией единении с ним, я чувствую спасение.

Я чувствую себя… безусловно любимой.

Мне не нужно быть «хорошей», «идеальной», «примерной девочкой» в его глазах, чтобы заслужить маниакальную зацикленность мною. Чтобы он ни творил, я чувствую себя центром его мира — в противном случае, он бы не пошел на кражу принцессы и предательство лучшего друга.

Мердер, кажется, одержим самим фактом моего существования в его пространстве. И это чувство безоговорочного принятия — единственный способ ощутить, что со мной все в порядке. Меня никто не осуждает, не оценивает, не ищет во мне качества, несоответствующие прекрасному образу прилежной дочери шейха.

Я идеальна для него в своей не идеальности.

А он для меня — в своем безумии.

В своей непосредственности.

В своем хладнокровии.

Он разный… и я все еще верю, что в его темной душе есть светлые грани. И я найду их, найду обязательно… если хватит сил, если не сгорю в его адском пламени.

Скрепление наших душ и тел пропитано болью, солью и шрамами… обрученные горечью, мы два одиночества.

Но все это — кратковременная иллюзия. Истинная любовь — далека от боли и едва ли сравнима