Мамочки мои… или Больничный Декамерон - Юлия Лешко

Вера и Сергей пришли в назначенное место заранее. С первого взгляда этот танцевальный клуб производил очень приятное впечатление: в довольно просторном, хорошо освещенном гимнастическом зале, украшенном зеркалами во всю стену, откуда-то сверху звучала пленительная латиноамериканская мелодия. Под эту томную, немного тягучую, но все же ритмичную музыку на блестящем полу танцевали пары. Инструктора пока не было: до начала занятий оставалось минут пять.

Вера Михайловна вполголоса обратилась к мужу:

– Давай попробуем сами… Посмотрим и попробуем.

Сергей помялся, но подчинился Вере. Он ведь неплохо танцевал традиционные танцы – танго, вальс. Почему бы и не сальса? Обнял жену так же, как партнер тоненькой девушки, танцующей рядом. Тоже хорошо танцевавшая и всегда легко увлекающаяся Вера, вертя головой по сторонам, быстро поняла, как именно нужно двигаться, и своими движениями пыталась «растормозить» сдержанного Сергея. Сначала получалось не очень…

Но потом они начали входить во вкус – все свободнее и эротичнее двигалась Вера, и постепенно ее грациозная пластика заметно воодушевила Сергея…

Инструктор появился из-за зеркальной двери, как фокусник. Каково же было изумление Стрельцовых, когда он оказался ни кем иным, как профессором Мищенко, собственной персоной!

Поприветствовав присутствующих, профессор начал мастер-класс:

– Минуточку внимания! Я к дамам сейчас обращаюсь. Представьте себе, что вашего партнера вы видите сегодня впервые. И внезапно в вас вспыхивает страсть! Удар молнии! Прямо в сердце! Вам во что бы то ни стало нужно его обольстить. Сегодня или никогда!

Инструктор на глазах заводился, входил в роль… Светило притянул к себе ближайшую танцовщицу, изобразил томный и загадочный взгляд, начал делать резкие повороты, протянул призывно руки: пальцы трепетали, плавно изгибалось все его небольшое ловкое тело… Остановился – вдруг. Зорко оглядел пары, и его выбор пал на красивую Веру и атлетичного Сергея, которые стояли в первой линии.

Мищенко хитро улыбнулся им и поманил к себе двумя ладонями:

– Так, попробуем продемонстрировать… Вот вы, будьте любезны, выйдите в центр. Дама, попробуйте заинтриговать своего кавалера так, чтобы… к концу вечера он сделал вам предложение! Как минимум – руки и сердца!

И рассмеялся, весьма довольный своей остротой.

Вера приняла вызов. Посмотрела на Сергея немного исподлобья и начала танец соблазнения и страсти. Сергей улыбнулся жене: что ж, еще посмотрим, кто кого…

Мищенко, похоже, не ожидал подобной прыти от новичков. Он даже захлопал в ладоши:

– Вот! Вот что я имел в виду! Сергей! Не сдавайтесь! Наступайте! Прижмите ее руки к своим бедрам! А теперь оттолкните! Нет-нет, руку не отпускайте! – Вера и Сергей повторяли его команды, не забывая об импровизации. – Назад! Ага-а! Она целиком в вашей власти! Вы – мужчина! А она – ваша законная…

Инструктор при этом бегал вокруг танцующих Стрельцовых, как рефери по боксерскому рингу, а остальные танцоры, не сводя глаз с «показательных выступлений», послушно повторяли их движения.

– … добыча, которая только думает, что она – охотница! Она попалась! Крепче прижмите ее к себе! А теперь поворот! – Мищенко почти кричал, так увлекся. – Наклоните до земли! Ниже! И – рывок к небесам! И смотрите, смотрите ей в глаза. Так, чтобы ваш взгляд проник в ее сердце! И она ответит вам «ДА»!..

Сергей приблизил лицо к Вериному и, под заключительный аккорд, уже без команды инструктора, а по своей личной инициативе коснулся ее губ быстрым поцелуем. И так, чтобы слышала только она, спросил:

– Да?…

По коридору отделения, чуть-чуть излишне покачивая бедрами, шла красивая, но усталая докторесса Наташа, уже без халата: рабочий день окончился. Закрывая дверь своего кабинета, Бобровский улыбнулся ей и приветливо спросил:

– Ну, как, двойню сегодня приняла, Наташа?

Наташа покосилась на него, отрицательно покачала головой:

– Владимир Николаевич, я же вчера дежурила. У меня только на дежурстве двойни через раз. А сегодня Сергейчук кесарили. Девочка, доношенная, все в рабочем порядке.

Бобровский потер виски:

– Черт, день на день похож. К вечеру себя в зеркале не узнаю. В самом деле, дежурила ты вчера!.. Старею, по всему видать. А вчера как отстрелялась – «дуплетом»?

Наташа улыбнулась «старику»:

– Нет, как-то обошлось… Но вообще, тяжелое было дежурство… Пришлось покрутиться…

Владимир Николаевич повторил задумчиво:

– Покрутиться… Наташа, а ты знаешь что такое – сальса?

Наташа пожала плечами:

– Знаю, это танец такой латиноамериканский, – и после секундной паузы уточнила, внимательно глядя на Бобровского (что он имеет в виду?): – танец страсти и любви…

Тот одобрительно кивнул:

– Молодец, знаешь. А вот я думал, что это соус такой.

Наташа всплеснула руками:

– Бог ты мой! Ну почему у вас, мужчин, еда всегда на первом месте? Никакой романтики.

Бобровский взял ее под руку и повел к выходу:

– Наташа, мы с тобой медики, и оба знаем, что на первом месте и у мужчин, и у женщин стоит основной инстинкт. Только женщинам, чтобы он проснулся, нужны душевные силы, а мужчинам – физические.

Наташа испытывала большое удовольствие от того, что они с Бобровским шли вместе, и разговор завязался такой интересный, такой содержательный:

– Похоже, что вы у нас явно недоедаете, Владимир Николаевич.

Эта мысль удивила Бобровского:

– Да нет, просто острые соусы… – а потом понял, что лихая Наташка намекает на другое, – … ты в этом смысле?

И даже сразу не нашелся, что сказать.

Та обрадовалась минутному замешательству и решила перенять инициативу, резко затормозив движение:

– Пойдемте, доктор, я вас пирожками угощу, волшебными. Домашние, вкусные, не оторваться. Два шага назад – в ординаторскую.

Бобровский прищурился:

– Да я уж и не знаю, как теперь реагировать – это что, предложение?

Наташа не стала скрывать:

– Это приглашение. Вы ведь не спешите никуда? Ну, соглашайтесь. А я вам кофе сделаю по своему фирменному рецепту. Очень вкусный. Я ведь тоже не спешу…

Бобровский разрывался между пирожками и…

– Наталья – змей ты искуситель! – он смотрел женщине прямо в глаза, и взгляд этот голубоглазый был вполне красноречив: ее маневры ему вполне понятны. – Ведь не устою, паду под натиском, слаб человек… и голоден, а значит, беззащитен. Ты на это рассчитываешь?

Она и не думала отпираться:

– Вот на это-то вся моя надежда. Пойдемте-пойдемте, Владимир Николаевич… Слава богу, девчонки вчера все не съели.

Бобровский глянул на часы:

– Так, я сейчас поднимусь к начмеду, а то он домой уйдет, и сразу вернусь. А ты пока ставь чайник.

Уходя по коридору, он все же обернулся:

– Наташка! Пирожки я люблю с мясом. Я Тигр.

Не скрывая своей радости, Наташа сделала жест – «йесс!»

И в этот прекрасный момент, когда счастье было так близко, послышался какой-то топот по коридору, на который обернулись и Наташа, и не успевший далеко уйти Бобровский. К Наташе, запыхавшись, подбежала медсестра из оперативной гинекологии:

– Наталья Сергеевна, к нам пациентку в гинекологию по «скорой» привезли, она говорит, что ваша соседка… Или подруга… Уже к операции готовят… Она просит, чтобы вас позвали, а у вас мобильник отключен, что ли?…

Наташа машинально достала мобильник: да, как отключила на время операции, так и… Потом поменялась в лице и почти побежала, мгновенно забыв про оставшегося стоять на месте Бобровского, говоря медсестре на ходу:

– Господи! Аня! Это Аня Пранович, да? Она меня утром по телефону спрашивала, с какой стороны аппендицит… Я так и знала, что не аппендицит…

– Нет, не аппендицит, – подтвердила на бегу медсестра, – разрыв яичника.

– Ну, конечно! Вот дурочка упрямая… – говорила Наташа на бегу, – я же говорила…

Только на секунду Наташа обернулась на Бобровского, но увидела только его удаляющуюся спину…

…Странновато расставшись с Наташей и быстро решив вопрос с начмедом, доктор Бобровский, не отведавший волшебных пирожков, шел по улице, по-прежнему никуда не спеша. Машину он на днях сдал на диагностику знакомому механику, то есть стал временно «безлошадным». Но – нет худа без добра, зато можно вот так прогуляться до маршрутки, подышать вечерним прохладным воздухом…

Вокруг текла своя жизнь: шли с работы медики, кое-кто здоровался с ним; спешили с передачами родственники, под окнами роддома маячили молодые отцы. Один из таких свежеиспеченных папаш с нежностью кричал в телефон:

– Люда! Людаша! Не плачь, Людасик! Все пройдет, а сынок – вот он! Не плачь, мое солнышко…

Бобровский даже замедлил шаг: что там, с этим «Людасиком»? И тут на него накатили воспоминания…

…Купаловский сквер зеленел и цвел, фонтан с девушками, бросающими венки, журчал, и вообще – все вокруг просто нежилось в лучах все еще высокого, но уже вечернего июльского солнца.