Три женщины одного мужчины - Татьяна Булатова

Из санатория Николай Робертович вернулся счастливый, постройневший и гладко выбритый. Совет знакомого уролога пришелся как нельзя кстати: главный бухгалтер ГЭС влюбился. Пассия его была из простых: сестра, отпускавшая нарзанные ванны. Внешне она чем-то напоминала ему собственную дочь: такая же пышнотелая, невысокого роста, веселая и жизнерадостная, как солнечный зайчик. Даже имя у нее было ласковое – Алеся.

– Не «О», а «А», – подчеркнула девушка, похожая на белочку, которых Николай Робертович кормил с руки, прогуливаясь по темно-розовым терренкурам.

– Надо же! – удивился Швейцер. – А у Куприна – Олеся.

– У меня «А», – строго повторила она и сделала пометку в курортной книжке Николай Робертовича.

– Вы так похожи на мою дочку, – поделился очарованный юностью Швейцер и улегся в «шаляпинскую» ванну, явно не подходящую ему по размерам.

– Подождите, – улыбнулась ему «белочка», – я вам сейчас под ноги палочку поставлю, чтобы не ерзали.

Дальше все произошло само собой: прогулки при луне, поездка на водопады, экскурсия на «Большое седло», ужин в привокзальном ресторане и, наконец, то самое, чего Николай Робертович так боялся у себя в Долинске и чего так жаждал здесь, в Кисловодске.

«Никакого фиаско!» – ликовал Швейцер, лежа в объятиях ласковой «белочки», и думал о полном излечении.

– Умница моя, – нежно целовал он светлый пушок Алесиной губки, а потом и все ее беличье личико. – Лапочка. Я приеду. Вот только съезжу домой, объяснюсь с женой и приеду.

– А как же работа? – глотала слезы Алеся в предвкушении скорого отъезда Николая Робертовича.

– А что мне работа?! – садился в кровати Швейцер и пожирал взглядом доставшееся ему богатство. – Вот моя работа, – шептал он возлюбленной и набрасывался на нее с юношеской страстью.

– Николай Робертович, – не особо настойчиво останавливала его «белочка» и подкладывала под попку подушку.

– Что – Николай Робертович? – как пьяный повторял «белочкины» слова Швейцер и устраивался поудобнее.

Алеся провожала Швейцера из Кисловодска как жена, держа под руку и плотно прижимаясь к любимому. Не по годам мудрая, не говорила ни слова. И только время от времени разворачивала к себе Николая Робертовича и с мольбой смотрела ему в глаза. «Приедешь?» – отправляла она ему самый главный вопрос всей жизни. «Приеду!» – мысленно телеграфировал ей Швейцер. «Когда?» – хлопала Алеся влажными от нечаянно навернувшихся слез ресницами. «Скоро», – обещал Николай Робертович и молился, чтобы поезд опоздал или чтобы пути завалило камнями.

Но поезд пришел вовремя. И стоял ровно пять минут. И всю дорогу Швейцер пролежал, отвернувшись от соседей по купе, на своей полке, в мельчайших деталях вспоминая каждый изгиб Алесиного молодого тела. И воспоминания возбуждали его так сильно, что Николай Робертович всерьез подумывал, а не сойти ли ему на ближайшей станции и не вернуться ли обратно в Кисловодск.

«Так и надо было сделать!» – корил впоследствии себя Швейцер, проклиная за нерешительность, но неожиданная реакция жены сделала свое дело.

– Ты испортил мне всю жизнь! – разрыдалась Тамара Прокофьевна, услышав историю курортного романа. – Всю жизнь! А теперь тебя потянуло на приключения?

– Это не приключения, – оправдывался Николай Робертович, пытаясь сохранить самообладание. – Это любовь.

– Какая любовь? – не верила своим ушам Тамара Швейцер. – Какая у тебя может быть любовь, когда ты полный импотент и полное ничтожество в постели? Кому ты веришь? Продажной девке, на которой клейма негде ставить? Курортной проститутке? Да она тебе скажет все, что угодно, лишь бы вытянуть из тебя как можно больше! Сколько ты ей платил?

Николай Робертович не считал нужным даже оправдываться. Он терпеливо ждал, когда истерика жены пойдет на убыль, и думал о своем: о том, как он вернется к Алесе и как они будут счастливы до конца его дней.

– Мразь! – бушевала Тамара Прокофьевна. – Я поеду в Кисловодск! Я найду на нее управу.

– А зачем? – тихо поинтересовался Швейцер и посмотрел на жену. – Ты все равно ничего не изменишь. Я люблю эту женщину и хочу быть с ней рядом. И буду с ней рядом, чего бы мне это ни стоило.

Услышав это, Тамара Прокофьевна схватилась как утопающий за соломинку.

– Я все расскажу Жене.

– Ты имеешь полное на это право. Но прежде, чем ты это сделаешь, я поеду в Верейск и сам расскажу своей дочери об этом.

– Зачем?

– Чтобы ты понимала: у меня все серьезно. И я знаю, Женечка меня поймет. Не сразу, но поймет.

– Ты убьешь ее, – решилась на откровенный шантаж Тамара Прокофьевна. – Так же, как убил меня. И я тебя прокляну.

– Ну… не в первый раз.

– Нет, – не согласилась с мужем Швейцер. – В первый. Я уничтожу и тебя, и твою любовницу. Я это сделаю, – пообещала Тамара Прокофьевна, а потом подошла к супругу и рухнула перед ним на колени. – Посмотри, – завыла она. – Посмотри на меня, Коля. Посмотри, какая я страшная. У меня седая голова. – Она отколола шиньон, и Николай Робертович впервые увидел, что жена практически полностью поседела. – Кому я теперь нужна? Вот, – протянула она к нему жилистые руки с узловатыми пальцами. – Я просто никогда не жаловалась. Посмотри на это. – Она пошевелила пальцами, как осьминог щупальцами.

Швейцеру стало жутко.

– Если ты уйдешь, я наложу на себя руки, – неожиданно спокойно произнесла Тамара Прокофьевна, и слезы ее высохли. – Отравлюсь. Ты все равно не будешь с ней счастлив! – сорвалась она на крик и распласталась в ногах у мужа.

Надо ли говорить, что ни в какой Кисловодск Николай Робертович не вернулся. Зато спустя полгода туда тайком поехала сама Тамара Прокофьевна и даже побывала на приеме у главного врача клиники, где не так давно ее супруг восстанавливал подорванное на бухгалтерской ниве здоровье.

– По закону я не могу уволить беременную сотрудницу, – сослался на КЗОТ главврач Угрехилидзе.

– А потворствовать аморальному поведению сотрудников вы можете? – глядя прямо в глаза собеседнику, скривилась Тамара Прокофьевна.

– Что вы имеете в виду?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Я член партии с 1945 года, и мне хорошо известно, как партия относится к разрушению семьи. Вы, если угодно, причастны к этому, потому что не контролируете поведение собственных сотрудников. Мне думается, как старший товарищ по партии, я вполне могу поставить в известность компетентные органы, чтобы они более тщательно подбирали партийные кадры на столь высокие и ответственные посты. Вы меня понимаете?