Я. Москва. Нахальный парень - Татьяна Олеговна Новикова

девушкам. Знаю, что ты вечно попадаешь в неприятности. Знаю, что рисуешь нечто совершенно невероятное. Знаю, что хочу поцеловать тебя, – отчеканила и накрыла его губы своими.

Так поспешно, чтобы не успеть передумать.

Мы долго ещё стояли, деля на двоих один поцелуй, смакуя его, пытаясь распробовать.

Мне нравилось, что с Егором можно быть самой собой. Свиньей, обжорой и невыносимой девицей. Я могла расслабиться рядом с этим человеком. Отпустить комплексы. Забить на предрассудки.

Меня тянуло к нему с дикой силой. Все эти дни работы в баре. Все ночные смены, в которые я натыкалась на него в зале.

Если бы не глупая гордость, я бы давно схватила его за шиворот и втащила в ту самую подсобку.

Пока эти губы нетерпеливо сминают мои, пока наши дыхания схлестываются, пока руки стискивают талию – всё остальное не имеет значения.

– Так кто этот Гриша? – спросил Егор много позже, когда мы вновь рассматривали город, далекий и близкий одновременно.

– Парень Гали.

– Врешь, – закатил глаза. – Мне не нравится, когда с тобой живут какие-то парни.

Неужели ревнует?! Я аж поперхнулась от неожиданности. Что ответить на это? Честно признаться, что Гриша живет с нами из жалости? Или продолжить гнуть линию о влюбленной паре (которая даже изобразить пару не смогла)?

– Кто бы говорил, – отбрила со смешком, потершись щекой о его футболку. – Ты постоянно ходишь с какими-то девицами. Я со счету сбилась, сколько их сменилось в баре.

– Это была единственная возможность привлечь твоё внимание, – а голос такой мягкий, что в нем легко увязнуть. – Вообще-то я ни к кому не клеился. Общался. И всё.

Хм, если вдуматься, то в баре Егор держал себя в руках. Он постоянно с кем-то зависал, рассказывал что-то. Но не прижимал к себе. Не тянулся губами к губам. Да и уезжал по утрам в одиночестве – стыдно признать, но я следила.

– Так что за Гриша? – повторил жестче. – Я должен знать, кто живет с кошкой, которую мы с таким трудом выкрали из логова врага.

Я прыснула.

Пришлось все ему рассказать.

Удивительно, но Лисовский не приказал выгнать Гришу. Даже поржал. От души так. Во весь голос.

– Понятно, вы все-таки устроили из квартиры общежитие, – сказал, когда мы спустились на лестницу, и над головами со скрежетом закрылся люк.

Как когда-то закрылась крышка погреба, отсекая от внешнего мира. Тогда я боялась остаться наедине с Егором. Сейчас мечтала продлить миг нашего единения.

– Скорее – коммуналку.

– Называй как хочешь. Уже поздно, – он глянул на экран телефона, который осветил лицо синими красками. – Пойдем ко мне? Не думай, будем просто спать!

Так всплеснул руками, будто у меня на лице пропечатался ужас.

– Галя будет волноваться… – сказала, сомневаясь.

– Позвони ей.

– Ага…

Ай, будь что будет. Не сожрет же он меня, в самом деле.

Судя по тому, что трубку подруга взяла спустя две минуты и ответила хриплым, заспанным голосом, она не сильно-то волновалась. Даже не тревожилась о том, что я уехала куда-то с Егором.

Обидно, знаете ли.

– Доброй вам ночи, – зевнул Галя напоследок. – Рано не возвращайся. Ключами греметь будешь.

Вот спасибо!

Лисовский все-таки жил в этом доме – чутье не подвело. На седьмом этаже. В квартире за железной дверью.

– Никаких поползновений не будет, – заявил, протягивая мне безразмерную футболку. – Но спать придется в одной кровати. Другой нет.

Я бегло осмотрелась. Квартира большая, но пустая. Сразу видно, что тут обитает парень. Нет ни цветов в кадках, ни каких-то элементов декора, если не считать рисунок черного БМВ на всю стену. Интересно, дело рук Егора?

Зато есть огромный телевизор и игровая приставка. Кровать и один-единственный стул, он же – вешалка для одежды.

Я переоделась и залезла под тяжелое одеяло. Егор долго возился в ванной, мне даже показалось, что сейчас случится какая-нибудь сцена из фильма. Вот я лежу, не подозревая ни о чем плохом. А вот он выходит намытый и в одном полотенце и со словами:

– Смотри, что у меня есть! – стягивает это самое полотенце.

Когда Егор наконец-то появился в комнате, я даже напряглась. Нет, полотенца на нем не обнаружилось. Зато были шорты, которые вселили в меня спокойствие.

– Никаких поползновений, – ещё раз повторил парень, накрываясь одеялом. – Смотри, даже отвернусь от тебя.

В подтверждение своих слов он поерзал на кровати и повернулся ко мне задом. Я не удержалась от смешка. Да уж. Сама целомудренность.

Помявшись, я уткнулась лбом ему в спину. В жаркую. Обнаженную. Твердую. И подумала, что, наверное, хотела бы засыпать так всегда.

Глава 11. Бермудский любовный треугольник

Егор ещё спал.

Не знаю, как так вышло, но за ночь моя нога оказалась у него на пояснице, а его рука очень уж собственнически прижимала меня за талию. Я выползла из-под тяжелого тела, одернула футболку, которая поутру казалась короткой до невозможности.

Надо бы помыться, а потом можно влезать в свою одежду и проваливать.

Схватив ту комом, я двинулась в сторону ванной комнаты.

Где и встретила незнакомую мне девушку. Та, в отличие от меня, была полностью одета и сейчас самозабвенно драила зеркало. Кареглазая шатенка с такими длинными волосами, что коса спускалась ниже пояса. Худощавая. Симпатичная.

– Ты кто? – спросила она меня меланхолично.

– А ты кто? – ответила взаимностью.

Ситуация получилась идиотская.

Блин, а я-то развесила уши, что Егор свободен. Нет. Он опять за своё: с одной обжимается, с другой живет.

– Я – Илона, – ответила, не отвлекаясь от мытья зеркала. – Лучший и единственный друг Егора, а по совместительству – его экономка.

– Экономка? – Кажется, мои глаза поползли на лоб, потому что девушка прыснула.

– Это образно. Элеонора Павловна, мама Егора, считает, что её сын настолько несамостоятельный, что без моей помощи умрет от голода, поэтому я взяла на себя обязанности по дому. Нет, ты посмотри, насколько загажено зеркало!

Я зачем-то посмотрела. Обычное зеркало. В разводах зубной пасты. У нас дома куда хуже, потому что там живет свинья по имени Гриша.

– Ну что смотришь? – фыркнула нелогичная девушка. – Чай будешь? С блинами?

– Ага…

Если честно, я даже сообразить не успела, когда мы оказались на кухне, и передо мной поставили фарфоровую чашечку, в которой чая болталось – на донышке. Прям как для нежеланного гостя. Зато блинов на тарелке целая гора. Жирные такие, масленые. От одного вида толстеешь.

– А ты чего не ешь? – спросила Илону, которая села напротив, закинула ногу на ногу и поглядывала на меня без стеснения.

– Это тело – храм, – она обвела себя руками. –