Я. Москва. Нахальный парень - Татьяна Олеговна Новикова

– Привет, – пропустила его в квартиру.

– Угу, – мазнул по мне взглядом и прошел в комнату, где увидел сестру. – А ты чего тут делаешь?

– Жду тебя. – Она лениво потянулась. – Мне кажется, будет что-то веселое.

– Я не собираюсь веселиться, – таким тоном, будто сожрал килограмм лимонов. – Просто посмотрю кошку и уйду.

А сам осматривается по сторонам с такой подозрительностью, будто у нас по шкафам спрятаны раздетые танцовщицы. Заметил Гришу. Напрягся.

Тот уже час изображал, будто ест пюре с холодной котлетой перед телевизором. Больше ковырял, конечно. Но так хотя бы помалкивал.

– Привет, – помахал он вилкой Лисовскому.

– Егор, – тот протянул ладонь и сжал руку Гриши с такой силой, что тот пискнул. – Значит, ты парень Гали?

– Да, – ответила девушка за «парня». – Мы встречаемся неделю.

– И уже живете вместе?

Сестра злобно хихикнула с дивана. Чем мы ей так не угодили?

– Не совсем живем, – брякнул Гриша, почесав затылок. – Ну, живем, конечно. Но скорее из необходимости.

ЧТО ОН НЕСЕТ?!!

Егор повернулся ко мне с видом, который выражал: о чем идет речь?

– Сладенький мой. – Галя потеребила Гришу за щечку. – Не выдумывай. Наша любовь – это дар судьбы, а не необходимость. Съешь ещё пюре.

– Я не…

– Ешь давай.

Она с силой запихнула вилку в рот Грише, а тот поперхнулся и долго кашлял, краснея, задыхаясь и издавая звуки, словно отплевывая комок шерсти.

Нас точно выселят.

– Выйдем на балкон? – спросил меня Егор.

Я кивнула, только бы поскорее убраться из этого балагана. Натянула на ноги кроссовки, схватила ветровку.

Вечерняя улица притихла, и густой, словно взбитый венчиком туман скрадывал очертания домов. Двор казался темным и пугающим, и скрип качелей в тишине особенно сильно резал по ушам.

Наверное, сейчас мне устроят допрос с пристрастием. Пригрозят выгнать взашей. Призовут к советси.

– Я тебя чем-то обидел? – спросил Лис тихо, но для меня этот звук казался громче взрыва.

Вопрос был настолько внезапным, что выбил из колеи. Я медленно, нерешительно повернулась к Егору. Брови сошлись на переносице.

– В смысле?

– Ты ведешь себя как-то странно, – Он постучал пальцами по перилам. – После нашего поцелуя как будто замкнулась. Избегаешь меня. На работе прячешься.

– Не говори ерунды.

– Если для тебя это имеет значение, – Егор перевалился через парапет и посмотрел вниз, на чернеющую пустоту ночной улицы, – тот поцелуй ничего не поменял. Мы можем дружить как раньше.

Я не хотела смеяться, но смешок сам сорвался с губ. Разочарованный такой. Пропитанный бессильной злостью.

Дружить как раньше…

– Ты так ничего и не понял.

– В смысле? – настала его очередь задавать этот глупый вопрос.

Внутри меня боролись две противоположности. Одна истошно вопила: «Да признайся же ты ему!» Вторая сопротивлялась: «Имей гордость, помалкивай».

– Я не хочу с тобой дружить, – это было чистой правдой; дружить я не хотела совсем, ни капельки. –  Ты очень помог мне, за что я буду всегда благодарна тебе. Дал работу, жилье. Если ты разрешишь и дальше жить в этой квартире – спасибо. Можем платить арендную плату, чтобы не чувствовать себя обязанными. Но если для этого мы с тобой должны… дружить, – сглотнула острый ком, – то извини. Лучше мне переехать.

– Почему ты так говоришь? – с обидой и даже раздражением. – Чем я тебе не угодил?

– Ты… поверхностный, – а вот это уже было гадкой ложью. – У тебя целая армия девушек: бывших, настоящих и будущих. В какой-то момент ты предложишь перенести наши отношения в постель, а я не собираюсь платить за доброту натурой.

Вранье, конечно. Но лучше так, чем признаваться во всем. Оголить себя куда страшнее, чем ранить другого человека.

– Поверхностный, значит. – Егор ухмыльнулся, но ухмылка его была натянутой. – Пойдем.

Не просьба, но приказ, от которого веяло холодом. Все арктические льды пронизали голос.

Мне показалось, что если я откажусь – смертельно обижу или оскорблю Лисовского. Хоть он и не пытается надавить, но видно: ему важно моё согласие. Пришлось смириться и, кивнув, выйти на лестничную клетку, спуститься во двор.

Только когда мы сели в машину, и та газанула, выруливая на дорогу, я вспомнила, что уехали мы по-английски.

– Ой! – хлопнула себя по лбу. – Надо же предупредить ребят! – и, набрав номер Гали, отчиталась: – Мы с Егором ненадолго уедем. Не волнуйся.

– Куда вы намылились?

Вопрос, заданный с неподдельным удивлением. Я смотрела на вывески, что проносились мимо нас, на незнакомые мне дома.

Не представляю, куда.

– Попозже объясню, – сообщила лаконично.

Мы остановились в какой-то промышленной зоне. Высоченные бетонные ограды, увитые колючей проволокой, скрывали за собой серые здания. Егор вышел первым и поманил меня за собой.

Кажется, сейчас кое-кого пристукнут, чтоб не мучилась.

– Не тормози, – вздохнул, пока я копошилась со шнурками, что решили развязаться в самый неподходящий момент.

– Егор, прости, что назвала тебя поверхностным. Не злись, – нервно хихикнула, заметив, как Лисовский движется в сторону высоких кустов.

Где и оборвется жизнь одной попрыгуньи-стрекозы по фамилии Дроздова.

– Ничего страшного. Как-нибудь переживу. Смотри.

Он окончательно закопался в высоченные кусты черемухи. На секунду скрылся из виду. Я сделала опасливый шажок вперед. Егор раздвинул заросли руками, и я разглядела черно-белый рисунок на выщербленной стене.

Двухэтажный дом смотрел на нас выбитыми окнами-глазницами. Над ним кружили птицы. Сверху нависало черное солнце, лежащее на белых облаках. Дом был мрачен. Тревожен. Я поежилась, всматриваясь в его очертания. Чем дольше смотришь, тем страшнее. У крыльца видны тени, изломленные, рваные. Похожие не на людей, а не монстров. Крыльцо будто лапа, что тянется из земли. На заднем фоне куски забора – как дьявольский оскал. А то белое пятно возле крыши – словно потек крови.

– Красиво… – вымолвила онемевшими губами.

Не соврала. Это было невероятно, только очень жутко.

Ничего общего с теми граффити, которыми обычно исписаны стены. Настоящий шедевр.

– Угу. Захотелось показать. Ладно, поехали обратно. – Егор скрыл дом за ветвями и отряхнул ладони, ничего не собираясь объяснять.

Но я успела рассмотреть в левом нижнем углу дома надпись «Е. Лисовский. 2018».

– Это сделал ты?!

Мрачный кивок.

– Да ладно?! Не шутишь?!

Второй кивок.

– Было дело. Но как-то перегорел ко всему этому.

– То есть ты не рисуешь? Вообще?

– А зачем? – пожал плечами. – Я же поверхностный, мне важнее девушки.

– Хватит. Ты сам знаешь, я сказала это не всерьез. Просто ты не такой, как надо. И это бесит.

– А какой я, Ирэн?

Закрытый. Нарочито веселый. Нахальный. Язвительный. Недоступный для понимания, а потому пугающий.

Как же признаться тебе во всем?

А если рассмеешься? А если откажешь? А если назовешь меня идиоткой?..

– Явно не тот, кем хочешь казаться, – ответила тихо.