Год порно - Илья Мамаев-Найлз

Они вышли во двор и закурили. Марка еще грели остатки тепла собравшихся в одном помещении людей. Он стоял с курткой нараспашку, а Вадик застегнулся. Тот постоянно чем-то болел и носил с собой лекарства. Они покурили, не сказав ни слова, пошли в сторону дороги, и Марк спросил, может ли Вадик подвезти его домой.

Да, сказал Вадик громким басистым голосом.

Ему было не совсем по пути, и Марк считал недовольство на лице Вадика, которое тот быстро работой мысли превратил в праведное спокойствие. Подвозя кого-то куда-то или еще как-то помогая, он, кажется, верил, что имеет дело с вечностью. И что такие добрые дела придают его жизни смысл.

Что-то мне как-то плохо стало, сказал Марк, уточняя, по одной ли причине они молчали. Когда показывали Ельцина и все…

Это была просто жестокость, сказал Вадик, качая головой. Я просто охуел, если честно.

Ага.

Они сели в машину. У обоих изо рта шел пар. На лобовом стекле сверкали ледяные потеки, и через них все вокруг выглядело иначе. Кривым и неправильным. Вадик все поворачивал ключ, срабатывал стартер, но двигатель не заводился.

Да что ж ты будешь делать, гос-па-ди, сказал Вадик после очередной попытки.

Вся в хозяина.

Вадик был из тех тридцатилетних, которые каждые полгода начинают жизнь с чистого листа. Он менял работу, одежду, прическу и читал детские книжки, чтобы не свихнуться. Неизменным оставалось только одно: что бы он ни затеял, все оборачивалось провалом. Марк постебывал его на эту тему, а Вадик терпел.

Дьявол, только отвечал он. Ну, чисто дьявол.

Машина завелась раза с седьмого, и пришлось ждать еще минут десять, пока она разогреется. Тогда Вадик включил Пугачеву, развернулся прямо посреди дороги и повез Марка домой. На перекрестке горел красный. На правой полосе стояла одиннадцатая «Лада» с включенным поворотником. Вадик проехал на своей иномарке по левой полосе и остановился за метр до линии стоп. Так водитель соседнего автомобиля не смог бы повернуть голову и заглянуть Вадику в глаза.

Сидит там какой-нибудь дедушка, не раз объяснял Вадик. Всю жизнь честно работал, чтобы купить машину. А тут какой-то пацан на иномарке. Душу раздирает, когда они на меня смотрят.

Машину Вадику когда-то давно купили родители. Еще до того, как папин бизнес накрылся, а маму сократили и оба раньше времени вышли на пенсию, которая их быстро разорила, состарила и обратила к богу. И даже до того, как Вадик прочитал «Маленького принца» и устыдился своей работы с бывшими пацанами. Они занимались тем, что рекламировали способ похудеть за полчаса и исцелиться от рака с помощью мази. По какой-то непонятной причине люди им доверяли, и в обществе парней уважали за их деловую жилку. Вадик все это потерял, уйдя в свободное беспацанское плавание.

Его длинная низкая черная бэха передвигалась по йошкар-олинским дорогам так же неловко, как и он. Ямы крали у него автомобильные запчасти, царапали дно и мяли диски. Но Вадик не продавал машину. Ему жилось теплее с осознанием, что она у него есть.

Это-то Марка в нем и раздражало — склонность Вадика винить в бедах ямы, а не себя за то, что выбрал автомобиль, не подходящий городу. Один раз Марк подвозил его на своей машине. Длинноногий Вадик уперся коленями в бардачок, но вскоре не выдержал.

Твоя машина меня всего избила, сказал он.

Вадик был инфантилен, но Марк никогда ему об этом не говорил. Вадик и сам догадывался.

Мы любим других за то, кем ощущаем себя в их присутствии, — зачитывал как-то он расхожую мудрость из своих заметок. Марк называл их дневником, и Вадик бесился. Как Марку было любить Вадика, если в его присутствии он превращался в душнилу.

Не хочешь выпить? — спросил Вадик.

Можно.

Они поехали к Вадику, у которого была почти полная бутылка виски. Марк никогда не видел такой строгой организации содержимого холодильника. И столовых приборов. И всего остального. Обсессивно-компульсивное расстройство Вадика еще больше запутало представления Марка о нем. А потом, наоборот, все прояснило. Цитатки из пабликов, житейские мудрости, интервью Дудя[3] упорядочивали его мир, несмотря на царящий вокруг немыслимый хаос. За порогом его квартиры все разваливалось: подъезд, да и сама жизнь — сосед с первого этажа на этой неделе повесился, у Вадика тапочки стояли носок к носку с уличными ботинками и обувная ложка висела на аккуратно приклеенном желтом крючке.

Колы? Льда?

Нет, ничего не надо.

Я так не могу, сказал Вадик. Желудок.

Гогот над Ельциным определил темы их разговора в тот вечер, который незаметно перетек в ночь и раннее утро. Подвыпив, Вадик расставил широко ноги и принялся серьезно, по-мужски, рассуждать о положении дел в мире и стране. Оказалось, он большой патриот и революционер.

Перед тем как начать встречаться с девушкой, сказал Вадик, я говорю: у меня на первом месте родина, а потом уже все остальное. Если тебе некомфортно, то давай не будем.

Год назад Вадик называл себя гражданином мира и затирал, что любовь есть смысл нашего пребывания на земле, поэтому Марк сидел и внутри себя душнил.

Ясно, только и отвечал он время от времени.

Я чувствую, говорил Вадик, что скоро наступят темные времена. Здесь будут происходить ужасные вещи. Мне главное — вывезти родных из страны. А сам я останусь. И буду биться, сколько смогу.

Ты о чем?

Люди не могут вечно терпеть этот режим. Я чувствую, как возмущение нарастает.

Вадик считал себя эмпатом. То, что это было неправдой, знали все, кроме него. Собеседников могло разрывать от трагедий, счастья и отчаяния, а Вадик все сидел прямо напротив них, твердил про свою эмпатическую натуру и судьбы родины и не замечал из всего их внутреннего буйства даже самую малость.

А у меня мама умирает, сказал наконец Марк.

Вадик протрезвел и замолчал — не знал, что ответить, а Марк и не хотел никакой реакции. Они снова выпили. Потом покурили, и Марк пошел к себе.

После виски ему очень захотелось фастфуда. «Макдоналдс» и «Бургеркинг» еще не открылись, шавушные тоже. Он попытался сунуться в магазин, но и тот, судя по вывеске, начинал работать только через час. На крыльце уборщица сметала бычки и разноцветные конфетти к мусорке.

Не открылись еще? — спросил Марк, хотя только что сам дергал запертую дверь.

Нет, ответила уборщица и рассказала, где найти ближайшую наливайку.

Спасибо, сказал Марк, но пошел домой.

Все ощущалось иначе тем утром. Из-за того, что Марк не спал, день получился длиннющим, великанским. Марк наблюдал,