Шахта. Ворота в преисподнюю - Сергей Саканский

— Как нет? — удивился Илья. — На этом лифте я уже более двадцати лет спускаюсь сюда.

— Сначала клеть. Потом лифт. Да все это просто образуется в слоях горной породы, когда им нужно. Над нами просто земная кора и больше ничего. Но дело не в этом. Во всей ситуации есть какая-то ошибка. Я пока не могу сообразить, в чем тут дело, но… Почему тебе казалось, что за рудокопами стоит кто-то еще? — спросил он Илью. — Только ли казалось, или ты можешь привести какие-то факты?

— Признаться, я в затруднении, — сказал Илья. — Наверное, я не такой наблюдательный, как вы. Теперь вспоминаю: на всех немногочисленных беседах, которыми меня удостоили эти создания, всегда присутствовал этот арбуз.

— Я знаю, в чем здесь ошибка! — вдруг сказал Свят. — Мы понимаем, что эти коридоры предназначены и для горлей, которые видят в темноте, и для каких-то других существ, которые видят обычным образом.

Это раз. Ты контактировала с этими существом, — он повернулся к Насте. — но оно сказало, что не может находится на верхнем уровне горлей, так?

— Ну да, — сказала Настя.

— Так вот это — ложь! — воскликнул Свят. — Потому что эти существа ходят по коридорам. Именно для них и придумано освещение.

— Какой смысл им лгать? — удивился Илья.

— То-то и оно. Разве что… Они не хотят, чтобы мы их видели.

— Почему?

— В детстве я читал один фантастический рассказ. Там пришелец, инопланетянин, вошел в контакт с человеком, но умолял его не оборачиваться. Он говорил, что разумное создание немедленно сойдет с ума, если увидит другое разумное, и оно покажется ему столь чудовищным… Мы считали ящеров разумными, но все же не сошли с ума от их облика.

— Или сошли… Давно уже, — мрачно прокомментировал Илья.

— А если их лица, — проговорила Настя, — настолько страшные… Что никто не должен их видеть… Прям как Гудвина, великого и ужасного.

— Что ты сказала? Гудвина?

Свят задумался, прошелся по комнате, остановился в углу, щелкнул пальцем по стене. Произнес с какой-то мрачной уверенностью:

— Все это — колоссальная бутафория. Горли — это всего лишь куклы Гудвина. В твоих словах — смысл. Гудвин, великий и ужасный! Вот в чем дело. Помнишь, как Гудвин в Изумрудном городе принимал посетителей?

— Кто же не помнит? На троне сидела огромная жирная голова и будто говорила. Гудвин за зеленой ширмой дергал веревочки, и голова открывала рот. А говорил-то он сам, через рупор. Ты хочешь сказать, то голова — это арбуз? Но оно и так ясно. Кто-то говорил со мной из глубины земли. А арбуз лишь передавал слова.

— Может быть, вовсе и не из глубины… — задумчиво проговорил Свят. — И голова Гудвина — это не арбуз, а… — он взмахнул руками, словно обрисовав радугу, — вот это все: и коридоры, и ящеры в коридорах.

— Я не понимаю тебя!

— Я тоже пока. Не очень понимаю себя. Но ложь имеет какой-то смысл. Некая фальсификация. Мы не должны видеть истинных хозяев этих мест не потому, что они слишком страшные. Ящеры тоже довольно страшные, перед ними Хват Раковая Шейка — просто детская куколка.

— Какой еще Хват? — спросил Илья.

— Это из кино, — сказала Настя. — Не важно. Так что же ты…

— Слушай! — перебил ее Свят. — Тебе не казалось, что за всем этим… Я видел нечто во сне… Но теперь кажется, что это был вовсе не сон. Черная стена. По ней течет вода.

— Точно! — воскликнула Настя. — Мне тоже раз показалось такое.

— А мне не раз, — мрачно произнес Илья. — И не два.

Свят и Настя повернулись к нему.

— И не три, — монотонно продолжал Илья.

— Что это значит? — спросила Настя.

— Очень просто, — ответил Илья. — Думаю, это эффект подземелья. Наше сознание помнит, что мы находимся глубоко под землей. Вот и снится эта стена.

— Черная стена из гранита? — спросил Свят, и Илья утвердительно кивнул. — Струи воды? Всем одно и то же?

Свят осмотрелся, ткнул кулаком в мягкую обивку спинки стула, вдруг схватил его и шмякнул об пол. Стул подпрыгнул, отскочил и замер.

— Все это происходит совсем в другом месте, — сказал Свят.

— Как это, где?

— В нашем сознании. Слишком уж много преобразований вещества. Слишком большая затрата энергии. Я думаю, если они умеют вмешиваться в наши мозги, читать наши мысли, то проще им было сгенерировать нам какие-то галлюцинации, чем выстраивать все это. Больничную палату тебе, да и комнату… — Свят огляделся. — Просто-напросто ничего этого нет. И мы, на самом деле, совсем в другом месте.

— Браво! — вдруг раздался голос, непонятно откуда.

Все трое подняли головы.

— Я не снаружи, а внутри, — продолжал Голос. — Действительно, внутри каждого из вас.

Люди-ящеры

Пауза длилась долго, секунд двадцать. Все трое молчали, почему-то подняв головы. Настя подумала: с каких пор началась эта галлюцинация? Например, была клеть, спустившая их в шахту, но не было лифта, который доставил их дальше? А может быть, галлюцинацией является значительная часть ее жизни вообще?

Настя вдруг подумала, что неспроста по стенам бежит вода, и она слышит журчанье. Может быть, она сейчас сидит на берегу реки, и весь этот пазл снова опадет, и за вторым его слоем возникнет круглая полянка, а на круглой полянке ее родители хлопочут у костра, и сейчас — год от рождества Христова тысяча девятьсот шестьдесят пятый?

Голос, наконец, зазвучал снова:

— Вы под землей, в шахте. Клеть и вправду есть, но нет никакого лифта. Женщину завалило породой. Она была мертва. Мы оживили ее.

Нет, увы. Эта реальность существует. И шахта, и отвратные существа в шахте, и вся ее долгая, одинокая жизнь, и гибель родителей, и гибель страны, в которой она жила. Взорвать бы все это, перемолоть, переменить. Закрыть глаза здесь, а открыть где-нибудь там, там… Что он такое говорит? Голос, который продолжал что-то объяснять, вновь переместился на передний план и стали понятны, замещенные было потоком ее собственных мыслей слова:

— …к счастью, у нее не был поврежден головной мозг…

— Что ты сказал? — встрепенулась Настя. — Головной мозг?

Она вдруг почувствовала знакомое истечение злобы и отчаяния по ложбинке спины. Как всегда в такие моменты, она была готова на любой, даже самый рискованный поступок, как всегда, ей в голову пришла неожиданная, решительная мысль.

Она протянула Святу руку ладонью вверх:

— Дай мне пистолет.

Свят не спросил, зачем, и — как подобает настоящему ковбою — просто вытащил его из-под мышки и протянул. Настя взяла оружие, отметив, что этот значительно тяжелее серебристого, который пропал у нее после лазарета, как и все остальные вещи.

— Просто нажать и все? — спросила она.

— Сначала сними с предохранителя, — сказал Свят. — Вот этот рычажок, что слева — большим пальцем вниз.

Настя была восторге, что он ведет себя так, как в ее понимании и должен был действовать мужчина: не бояться взбалмошной девчонки с пистолетом в руках, не спрашивать, зачем ей нужен этот пистолет. Все это время Голос настороженно молчал. В тот момент, когда Настя переключила пистолет в положение смертоносного оружия, он громко вмешался:

— Не надо этого делать. Я знаю, что ты задумала.

— Ну и что? — сказала Настя. — Знай себе.

Она опустила пистолет и выстрелила в пол. Звук был очень громким, от него зашумело в ушах.

— Что вы хотите… — начал было Илья, но Настя не дала ему договорить.

— Эй, вы, там! — крикнула она, вскинув кверху глаза. — Сейчас же выпустите нас отсюда. Гоните сюда свой черволифт!

Она глянула на Свята, поймав его улыбку: ему, работнику слова, нравилось, когда она придумывала новые слова. Ничего. Сейчас и тебе будет не до веселья, — подумала Настя, стараясь не фальшивить мыслью. Сказала громко:

— Иначе я застрелю своих друзей и выстрелю в голову себе. Да-да! В голову. Всех троих! И вам, фашисты, не удастся провести с нами свой дьявольский эксперимент. А ведь вам так хочется его провести, да? Вы ведь сорок лет охотились за нами? Так ловите трупы в подарок. Без мозгов. Вы все равно нас убьете, так лучше если мы уйдем из жизни по собственной воле.

Свят и вправду уже не улыбался, смотрел на нее с недоверием. Только бы они не прочитали его мысли, не смогли через них догадаться о том, что думает она. За себя Настя не волновалась: она понимала, что существа ловят лишь самую поверхность сознания, и если постоянно крутить в голове одну и ту же мысль, то они и примут ее за истинную.

— Я протестую, — сказал Илья и сделал к ней шаг.

Настя нажала на курок, пронзив линией выстрела его стопу. Илья скорчился от боли. Это подействовало на неведомых существ лучше любых слов.

— Я не шучу! — крикнула Настя, и голос ее слился с эхом выстрела.

Краем глаза она заметила, что Свят, поняв, что пистолет снова будет стрелять, быстро заткнул пальцами уши. Все эти события происходили, словно во сне, с какой-то искривленной последовательностью.