Авалон - Алексей Корепанов

Некоторое время все пребывали в молчании. Котловина уже исчезла с экрана, там проплывало озеро в форме полумесяца. Тангейзер сидел с видом человека, который пытается решить сложнейшую задачу. Тумберг, прищурившись, теребил усики.

— Я уже говорил о материализовавшихся мыслеобразах… — начал Спиноза, и вновь Дарий не дал ему закончить.

— Засунь эти мыслеобразы себе в… дуло, Бенедикт, — процедил он. — Мои родители — не мыслеобразы, понял?! Да, это не воскресшие тела, но воскресшая… не знаю… суть, что ли. Содержание. Причем не то, что было, когда они… погибли, а постоянно пополняющееся!

— Это они так сказали? — осторожно задал вопрос Тумберг, оставив в покое свои усики.

— Нет, я сам сообразил, — ответил Дарий. — Они… все те, кто теперь здесь, в Авалоне, общаются между собой… Каждый каким-то образом слышит каждого… Я их спросил об этом корабле, двадцать седьмом… И они назвали мне несколько имен.

— Вот как? — встрепенулся Тумберг, и глаза его заблестели. Такой блеск появлялся у следователя всякий раз, когда он обнаруживал новую ниточку в каком-либо деле. — И что это за имена?

Дарий поднял голову к потолку:

— Проверяй, Бенедикт. Кариф… Тенгили… Расул… Святослав… Это те, которые я точно запомнил.

— Да, есть такие в списке экипажа, — почти без заминки подтвердил Спиноза. — Кариф Иолло, техник. Тенгили Сорка, исследователь. Расул Черчесов, исследователь. Святослав Прохоров, техник.

— Вот это да… — ошеломленно покачал головой Тангейзер. — Значит, они так и умерли здесь. Но как же? Если в Авалоне действительно находятся сущности всех живших… или отражения… или что-то еще… как они все здесь умещаются?

— А тебе известны размеры Авалона? — спросил Дарий.

— Тан, Авалон — это не обычное пространство, — сказал Спиноза. — Это особый континуум, и в нем действуют свои законы. Ты можешь видеть перед собой квадрат, а это на самом деле куб, шестигранник. Но ты видишь только одну грань.

— Или не куб, а параллелепипед, — добавил Шерлок. — С торца. А тянется он кто знает на какое расстояние.

— Понятно, — кивнул Тангейзер. — Короче, товарняк с пятью сотнями вагонов.

— Они называли и другие имена, не из экипажа двадцать седьмого, — помолчав, продолжал Силва. — Если у кого-то есть желание, можно будет потом проверить.

Тумберг цепко посмотрел на него:

— Дарий, вы уверены, что вам никогда не попадался список экипажа этого двадцать седьмого?

— Абсолютно уверен, — твердо ответил командир танка. — Я не интересовался именами тех, кто в старину осваивал Дыры. И вот что я вам всем скажу: нужно уходить отсюда, из Авалона, и не возвращаться. Не тревожить… Это их мир, а не наш… Хотя для каждого из нас он когда-нибудь станет своим… Не должны тут шастать ни военные, ни гражданские. Ни к чему это.

Тангейзер тихонько хмыкнул:

— Вряд ли в Лисавете тебя послушают, Дар…

— В том-то и дело, — вздохнул Силва. — Ладно, парни… Пойду я все-таки, полежу… Так мне как-то… Словно гранату в душу кинули…

Тангейзер проводил его взглядом. А когда подкапитан вышел в коридор, повернул голову к Тумбергу, который продолжал задумчиво стоять возле опустевшего командирского кресла.

— Садитесь, Шерлок. По-моему, он прав. Если все обстоит именно так, то нечего нам здесь делать. Это все равно что по кладбищу на танке вышивать, прямо гусеницами по могилам. Плюньте вы на своего груйка, пусть тут остается.

— Как это? — нахмурился Шерлок, опустившись в кресло Дария. — Он должен предстать перед судом и ответить за свои действия в соответствии с законом. Если все работники правоохранительных органов будут плевать на преступников, то вы же первый шум поднимете.

— Так уж и первый! — уязвленно сказал Тангейзер. — При моем-то роде занятий вряд ли получится пересечься с преступниками.

— Не передергивайте, Тан, — поморщился Тумберг. — Не все нужно воспринимать буквально. Вы же прекрасно поняли, о чем я.

— Я военный, — с усмешкой пожал плечами Тангейзер. — И вряд ли удержался бы в войсках, если бы начал понимать команды не буквально, а как-то по-другому. Или в полиции иначе?

— Не стройте из себя солдафона, — опять поморщился Шерлок. — Не желаете помогать в поисках преступника, так и скажите.

— Но вы же говорили, господин майор, что это моя обязанность, — перешел на официальный тон Тангейзер.

— Тогда к чему эти разговоры?

Постлейтенант перевел взгляд на экран и принялся с преувеличенным вниманием разглядывать луг, по которому катился бронеход. Словно задался целью подсчитать, сколько там красных цветочков, сколько желтых, а сколько белых в крапинку.

— Мне кажется необоснованным мнение о нежелательности браться за исследование неизвестной структуры, — заявил Спиноза. — Тем более такой уникальной, как Авалон. С увеличением знаний в социуме, растет и его устойчивость к воздействию разрушительных природных явлений. Вам ведь, надеюсь, знакомо древнее изречение: «Знание — сила»? Если социум отказывается от изучения неизвестного, он становится уязвимым.

— Беня, ты не учитываешь моральный аспект, — пробурчал Тангейзер.

— Моральный аспект не должен являться преградой в познании чего бы то ни было, — немедленно возразил танк. — Если во главу угла ставить мораль, то и меня не следовало создавать — я ведь средство для ведения военных действий, которые, по большому счету, противоречат нравственным нормам. И это касается не только меня, перечень можно привести длинный.

— Беня, давай не будем, — Тангейзер поднял руки, словно от чего-то отгораживаясь. — У меня нет никакого желания затевать дискуссию, да и…

Он вовремя успел остановиться. И не сказал, что, мол, ты, Спиноза, все-таки машина, и не машине рассуждать о морали людей и прочих сапиенсов. Потому что Тангейзер знал, что супертанк нечто большее, чем машина, хотя четко сформулировать это вряд ли сумел бы. И вообще, Спиноза мог обидеться, а кто знает, на что способна обиженная боевая машина, созданная с применением архамассы…

— Есть знания, которые не умножают количество добра в мире, — заметил Тумберг. — Но вообще, никогда не следует спешить с окончательной оценкой и выносить приговор, не подлежащий обжалованию. Бывало ведь и так, что казавшееся черным потом перемещалось в разряд белого. Или хотя бы серого. Понятно, чем продиктованы слова Дария, но правильно ли, чтобы главным в вопросе изучения того или иного явления было личное отношение?

— В общем, решать не нам, — сказал Тангейзер. — А поэтому и спорить не стоит. И неплохо бы чего-нибудь пожевать.

— Без разрешения командира кухню не открою, — предупредил Спиноза. — Не желаю быть крайним.

— Ну и не очень-то и хотелось, — с досадой пробормотал Тангейзер и хмуро уставился на экран.

Танк пересекал очередной луг, безжалостно подминая гусеницами высокую траву и цветы. Впрочем, растения быстро распрямлялись за его кормой, и Тангейзер в очередной раз подумал, что природа Авалона однообразна, и непонятно, зачем она тут нужна. Веяло от нее чем-то ненастоящим. Погрузившись в свои мысли, он не сразу сообразил, что за объект виднеется слева по курсу. Этот объект присутствовал ранее и на картинке с видеокамеры разведчика, но на него не обратили внимания.

— Беня, подъедь и притормози, — тихо скомандовал Диони.

Танк остановился в нескольких метрах от продолговатого холмика, поросшего травой. В ней лежали цветы, целая охапка. По виду они ничем не отличались от тех, что росли вокруг — то ли были сорваны кем-то совсем недавно, то ли местная флора не знала, что такое процесс увядания. Над ними возвышался столб — обрубок древесного ствола, очищенный от коры. Сверху он был расщеплен, и туда была вставлена параллельно земле толстая ветка, примотанная к стволу какой-то тряпкой. На ветке виднелись вырезанные буквы: «СП».

— Крест, — сказал Шерлок. — Такие ставили на Земле, на могилах.

— И не только на Земле, — заметил Тангейзер. — У нас, например, тоже ставят, на некоторых кладбищах. Только не деревянные, конечно. Тут похоронен кто-то из экипажа двадцать седьмого?

— Святослав Прохоров, техник, — вспомнил Шерлок. — По буквам подходит, но это может быть и совпадением.

— Сканер показывает, что в земле ничего нет, — вдруг сообщил Спиноза. — В смысле, того, что бывает в могилах.

— В самом деле? — удивился Тангейзер. — Не ошибаешься?

— Сканер исправен, — бесстрастно сказал танк.

Тумберг подергал усики и вопросительно произнес в пространство:

— Кенотаф?

— Что-что? — не понял Тангейзер.

— Символическое надгробие, — пояснил Спиноза. — В память о том, кто умер в другом месте или пропал без вести.

— То есть тут никто не похоронен? — пробормотал постлейтенант. — Но тогда зачем?…

— Я всего лишь предположил, что это кенотаф, — сказал Тумберг. — Это версия, не более того. С таким же успехом я могу предположить, что перед нами условный знак, и буквы «эс» и «пэ» означают местный Северный полюс.