Происшествие с Андресом Лапетеусом - Пауль Куусберг

— Меня зовут Реэт Лапетеус, — начала она несколько разочарованная тем, что ей пришлось говорить с заместителем. — Я жена директора Лапетеуса.

Взгляд заместителя начальника смягчился.

— Супруга товарища Лапетеуса? Очень приятно. Как его дела?

— Плохо, очень плохо, — ответила Реэт, размышляя, как продолжать. — Заранее прошу извинить, что трачу ваше дорогое время. Меня привело к вам горе. Состояние моего мужа крайне тяжелое. Врачи скрывают от меня правду. Порой мне кажется, что он не выдержит. Вы, вероятно, информированы о трагическом несчастье Лапетеуса?

Он кивнул головой.

— Нам доложили. Поразительное совпадение. В машине, с которой столкнулся Лапетеус, ехали, если не ошибаюсь, вы? Вместе с товарищем Хаавиком. Так, так. Помню. Товарищ Хаавик был на редкость принципиальным человеком, твердым защитником генеральной линии. И ваш супруг принципиальный работник. До сих пор он показал себя с самой положительной стороны. Вы говорите, что он, ну, как это сказать, умирает?

Реэт подняла глаза и с несчастным видом посмотрела на заместителя начальника управления.

— Вы правы. Это действительно было потрясающее совпадение. Я ехала к своей подруге. В Пирита. Мы одноклассницы, я часто бываю у нее. Она ждала меня и на этот раз. Хотя уже совсем стемнело… Нет, что я говорю, была уже ночь, я решила все же сдержать слово и пойти. Я как раз спешила на стоянку такси, когда мимо проехал товарищ Хаавик. Он возвращался из Раквере, из командировки. Заметил меня и остановился. Мой муж и Хаавик — фронтовые друзья, и Хаавик часто навещал нас. Услыхав, что я ищу такси, он любезно предложил свою помощь. Я села в его машину, и мы поехали. На Пиритаской дороге все и произошло… Виктор… Виктор Хаавик был убит, я только позавчера вышла из больницы. Андресу, наверно, придется еще несколько месяцев лежать под надзором врачей. Если он вообще поправится. Его состояние критическое.

— Минуточку, — сказал заместитель начальника управления. — В какой он больнице? Я поговорю с главным врачом.

Он снял трубку и набрал номер больницы. Реэт подсушила носовым платком уголки глаз.

— Алло! Говорят из совнархоза. Соедините меня с главным врачом… Я обожду. — Потом к Реэт: — От всего сердца сочувствую вам. — Снова в трубку: — Здравствуйте. Это Юрвен… Да-да, я тот самый Юрвен. Как состояние товарища Лапетеуса?.. Так, так… Что вы сказали?.. Понимаю, понимаю… От своего имени и от имени председателя прошу сделать все необходимое… Вот так… Возьмите товарища Лапетеуса под личное наблюдение… Совет народного хозяйства надеется, что вы быстро поставите его на ноги… Всего хорошего.

Реэт, внимательно следившая за разговором, быстро сказала:

— Вечно буду вам благодарна. Мой муж с глубоким уважением отзывался о вас.

Юрвен потер свои большие руки.

— Дело обстоит серьезно, но не безнадежно.

— Еще раз благодарю вас. Теперь и я начинаю верить, что все окончится хорошо.

— Его вылечат.

Теребя и комкая в руках носовой платок, Реэт продолжала:

— Товарищ Юрвен, ваше отношение к Лапетеусу придает мне смелость сказать и о том, что его гнетет. Мой муж не знает, что я пошла к вам, он никогда не позволил бы мне этого. Но поймите и меня. Я не могу видеть его мучений, Он коммунист до мозга костей. Я беспартийная, но я уже давно жена коммуниста и знаю его. И давно поняла, что самое важное для Лапетеуса — это его работа. Работа и партия. Теперь его мучает то, как к нему отнесутся. Он не говорит об этом, но я вижу по его глазам. Сейчас он, как ответственный работник и коммунист, предъявляет себе жесточайшие обвинения. Потому что он виновник несчастья.

Реэт остановилась и ожидала, что скажет на ее слова заместитель начальника управления.

Юрвен посмотрел на нее колючим взглядом:

— Любой человек, а коммунист особенно, отвечает за свои дела. И для Лапетеуса нет других законов.

— Что его ждет? Легче терпеть, когда знаешь об этом.

Глаза Реэт снова наполнились слезами.

— Решение вопроса вашего мужа зависит не только от нас, — продолжал Юрвен. — Его решают, так сказать, по трем линиям. По служебной, партийной и по линии прокуратуры и суда. Точка зрения одного человека не много здесь значит. Прошли те времена, когда нарушали советскую законность и ленинские нормы партийной жизни. Теперь дела решают коллективно. Что касается лично меня, то я считаю, что к делу Лапетеуса нужно отнестись со всей принципиальностью. Я уверен, что его предыдущую деятельность примут во внимание. Он всегда стоял на позициях партии. Поручения, которые ему доверялись, он выполнял с чувством ответственности. С другой стороны, он все же задавил насмерть человека. Ответственного товарища, способного журналиста. Это усложняет дело. Многое зависит и от того, какое решение примет суд. Могу вас заверить в одном: ничего не будет предпринято излишне поспешно. Служебную характеристику мы дадим ему положительную. Одно замечание: меня лично удивляет, что ваш супруг был пьян. Он часто употреблял алкоголь?

— Я не помню, чтобы он когда-нибудь напивался. На этот раз у него в гостях были фронтовые товарищи. Мы решили, что без меня им будет свободнее в своей компании. Иначе я не пошла бы к подруге. Мы обо всем договорились с Андресом. Возможно, что за старыми воспоминаниями он и перебрал немного.

— Кто эти его фронтовые друзья? — спросил Юрвен.

— Всех я не знаю. Но с двумя встречалась и раньше. Товарищ Пыдрус и майор Роогас.

Юрвен резко подчеркнул:

— Я считаю, что Пыдрус и Роогас также виновны в этом деле.

— Я не думала об этом, — произнесла Реэт. Она не поняла Юрвена.

— Вся история заслуживает самого серьезного расследования.

— Мой муж выехал один. Его гости к тому времени ушли.

— Это немного меняет дело. Но моральная ответственность все же ложится на Пыдруса и Роогаса.

— Я рада, что вы понимаете Лапетеуса.

.— Трудно поверить, что Лапетеус мог так поступить. Забыть, кто он и что он может себе позволить.

— Из-за этого он страшно страдает.

Юрвен умолк.

— Не смею вас дольше беспокоить, — поднимаясь, сказала она и протянула ему руку с тонкими девичьими пальцами. — Разрешите еще раз поблагодарить вас.

— Пожалуйста, пожалуйста. Всего хорошего, товарищ Лапетеус. Всего хорошего.

Реэт улыбнулась сквозь слезы, повернулась и мелкими, семенящими шагами направилась к двери.

Юрвен остановил ее:

— Минутку. Чуть не забыл. Передайте своему супругу, что мы не спешим с рассмотрением его заявления об уходе. Сейчас комбинатом управляет главный инженер, он временно исполняет обязанности директора.

Эти слова сильно подействовали на Реэт. Она смогла только пробормотать:

— Я скажу ему.

Домой она шла подавленная. Задело, что Андрес не сказал ей о заявлении, отправленном в совнархоз. Он не должен поступать так необдуманно. Не посоветовавшись с ней, не сказав даже полслова.

«Андрес не считает меня больше своей женой, — подумала Реэт. — Я дам ему развод». Но тут же это решение показалось ей чересчур поспешным. Что о них подумают, если они теперь разойдутся? На нее будут смотреть косо. Но ведь во всем виноват Андрес, только он. Так размышляла она, сама не веря в свои рассуждения. Все казалось бессмысленным.

Вдруг ей до боли стало жалко Виктора Хаавика. Почувствовала, будто вся ее жизнь растоптана.

Мурук: — Я восхищаюсь тобой.

Реэт: — А что я должна делать? Плакать? Разве лучше, если бы я плакала?

Мурук: — Ты редкостный человек. Древняя эстонка. Как ни сгибают тебя, ты все же гордо выпрямляешься.

Реэт: — О, господи, неужели нельзя без пышных слов. Я хочу жить, и я живу. Редкостный человек, древняя эстонка и другие подобные слова — все это пустозвонство.

Мурук: — Ты любишь его.

Реэт: — Он мой муж.

Мурук: — Как его состояние?

Реэт: — Плохо. Очень плохо. Я говорила с главным врачом и с хирургом. Попросила вызвать консультанта из Ленинграда. Обещали. Я не привыкла к бездеятельности. Теперь приходится. Завтра пойду в райком партии. В совнархозе к Андресу относятся хорошо. Его даже не освободили от работы. Андрес послал им заявление об уходе, но заместитель начальника управления заверил меня, что они не спешат дать ему ход. Товарищ Лапетеус не преступник, а жертва глупого несчастья. Именно так сказали мне.

Мурук: — Своих людей они оберегают.

Реэт: — Андрес достоин этого. Невероятный работяга.

Мурук: — И я уважаю Андреса.

Реэт: — Судебный процесс, наверно, не состоится.

Мурук: — Не будь пессимисткой.

Реэт: — Руки и лицо у него словно у покойника.

Мурук: — Длительная высокая температура, пребывание в постели — от этого всегда желтеет кожа. Пройдет.

Реэт: — Для Андреса было бы лучше умереть.

Мурук оторопел.