Мужчины и женщина - Юлия Григорьевна Добровольская

с Андреем. Почему я перечитывала и перечитывала?… Я что-то слышала в написанном, но не могла поймать свою мысль за хвост… И вот, среди ночи меня осенило.

Вернусь в прошлое.

Вспомни себя в первые годы работы в школе. Как ты была строга, нетерпима к любым нарушениям! Ты требовала от детей того, чего они по природе своей просто не могли выполнить. Тебе — образцовой, покладистой дочери, примерной ученице, эталону хорошего поведения — было трудно понять: как это ребёнок не может ответственно относиться к учёбе, к домашним заданиям, к своему поведению. Помнишь, сколько раз мы с Танькой промывали тебе мозги? Нас-то к тому времени уже пообтесали наши детки, (смайлик) Ты молодец — слушала, верила, вникала, менялась.

Потом ты встретила Петра. Он тоже был с опытом, к тому же уже тогда он работал над материалами о новых детях. Ты подключилась к его работе, и твой взгляд на воспитание… нет, скорей, на общение с детьми ещё более изменился.

Но по-настоящему ты стала другой, когда у тебя начался роман с Л.!

В тебе кипела жизнь, проснувшиеся чувства! А с окружающими ты стала мягкой, понимающей. Ты помнишь эти перемены?! Ты стала такой только благодаря тому, что в твоей жизни появился мужчина-любовник».

Да, конечно, я помню. Просто сейчас, в аспекте, предложенном Элкой, вне контекста моей тогдашней жизни с метаниями и сомнениями, с зацикленностью на ощущении греха, тот период высветился совсем по-новому… Теперь-то уже рассеялась пыль руин, в которые та же Элка превратила стены тюрьмы, возведённые церковью — в тесном и добровольном сотрудничестве со мной! — для моего в ней пожизненного заточения после смерти Петра…

Я увидела ту себя с другой стороны… Нет — изнутри!

Возможно, я тогда не отдавала себе отчёта в том, что стала снисходительней и к своим ученикам, и к жизни вообще. Но вот Элка заметила!..

«Именно твоё отношение к вашей связи с Л. как к «греху», дало тебе повод быть снисходительнее к людям и, в частности, к детям. Ты была влюблена, ты не могла с собой ничего поделать. Чувственная любовь, которую ты познала тогда, захлестнула тебя самой Жизнью во всей её полноте.

Так же точно и ребёнок влюблён в жизнь — в свободу, в свои любимые занятия, в свои просыпающиеся чувства, во всё то, что составляет его вселенную, без чего он просто не может дышать. И ему точно так же очень трудно сделать выбор между «хочу» и «надо» в пользу долга!

Вот тогда ты, осознанно или нет, встала на место маленьких человечков, воспитанием которых мы занимались. Тебе стало проще с ними.

Конечно, я не сбрасываю со счетов вашу с Петром работу — она тогда и меня продвинула здорово, не только вас с ним. Да и всех тех, кто ею интересовался, кому ты давала распечатки статей, которые вы с ним находили. И тем не менее… Толчком стала твоя любовь.

Если говорить о любви… А твоё чувство к Петру как назвать? Ведь это тоже была любовь! (мы так много с тобой говорили об этом, но я хочу повторить, и для себя в том числе…) Это тоже была любовь. Половина любви. Вторая половина была — Л.

Я сейчас, после семи лет полноценных отношений понимаю, что такое любить и душой, и телом. Все мои любови до Коли были инвалидными: с одним хороший секс, но в быту загнёшься, с другим — весело, да опоры никакой, с третьим о хлебе насущном не думаешь, но от занудства его повеситься охота… и т. д. и т. п,… А теперь я живу с ощущением цельности. И даже не собственные дети дали мне это ощущение, а именно Коля. Не могу рассказать, что это за радость: думать вдвоём об одном и том же, хотеть одного, засыпать обнявшись, просыпаться обнявшись, скучать, когда один уехал по делам на день, на полчаса…

К чему же это так долго я подбиралась?…

Да, к целостности. Когда в твоей жизни появилась вторая составляющая — чувственная, — ты стала другой. Любовь к мужчине изменила тебя, приблизила тебя к своей сущности, к тому, что называется гармонией. Приблизила, но не привела — ведь над тобой висело дамокловым мечом чувство вины. И всё же ты менялась. Ты стала мягкой и понимающей с детьми. Ты стала менее категоричной со взрослыми. Ты начала принимать людей и жизнь такими, каковы они есть! Без оценки, без деления на «хорошо» и «плохо».

И вот что мне пришло в голову сегодня ночью.

С одной стороны — ребёнок, лишённый матери, но не теряющий надежды найти её. С другой — женщина, познавшая оба аспекта любви к мужчине, но не ставшая матерью. Вы сейчас создаёте такое гравитационное поле, которое может изменять не только настоящее и будущее, но и… да, прошлое! Ты знаешь, о чём я!

Не поняла твоего отношения к Андрею. Вижу, вам интересно и легко вместе, но как мужчина женщину он тебя пока не волнует — так? Или не так? Или ты гонишь это от себя? Не замечаешь этого в нём?… Стараешься не замечать?… Боишься заметить?… Свою дистанцию объясняешь для себя большой разницей в возрасте?… Но у нас с Колей такая же разница! И ты понимаешь — её нет! Её просто нет. А есть две личности, которые дополняют друг друга, которые составляют то самое целое, которое составляют! Есть мужчина и женщина, которые влюблены друг в друга. И всё!

Ради бога, не подумай, что я тебя на что-то толкаю!

Хотя… таки толкаю! К тому, чтобы ты внимательней вслушалась в себя: не сидит ли всё тот же Цербер на подступах к твоему сердцу? Главное — убери этого стража! Не дай ему манипулировать тобой! Освободи себя! А дальше — Андрей, не Андрей… дальше появится тот, кто давно ищет тебя, кого ищешь ты.

Только не говори, что тебе хорошо одной! Я никогда не верила женщинам — даже отпетым феминисткам — утверждавшим, что им прекрасно без мужчины, в одиночестве! И тебе никогда не поверю. Ты, конечно, можешь сделать выбор и остаться одна. Но только не рассказывай мне, как тебе хорошо! Тебе — не поверю!

Люблю! Обнимаю!

Эл»

Милая моя Элка! Когда я рвалась на две — совершенно равные! — части, когда я умирала от ужаса вины, похоронив Петра, она была не просто рядом. Она «носила меня в зубах» — так кошка носит своих беспомощных слепых котят.

Вот и теперь, она