Церковная старина в современной России - Александр Мусин

Непосредственно в связи с юбилеем были предприняты меры по возвращению Курско-Коренной пустыни, Толгского монастыря под Ярославлем, Волоколамского монастыря под Москвой. Митрополит Волоколамский Питирим (Нечаев), тогда народный депутат, вспоминал, как в 1989 г. он напрямую обратился к генсеку компартии Михаилу Горбачеву, и тот, минуя все бюрократические процедуры, передал монастырь непосредственно владыке[162]. Однако инициатива возвращения Иосифо-Волоцкого монастыря была совместной: ее активно поддерживали руководство и коллектив Ново-Иерусалимского музея, где этот ансамбль тогда числился филиалом.

Однако не все возвращения конца 1980-х гг. происходили столь мирно. Это была эпоха общественного подъема, веры в то, что человек может противостоять несправедливости государства. Инициатива снизу, исходящая от общин, была главным нервом церковной жизни этого времени. Самая громкая история, потрясшая общество, произошла с возвращением «Красной церкви» – Введенского храма в Иваново-Вознесенске, построенном в 1901–1907 гг. В 1938 г. церковь была закрыта, и в ней расположился областной архив. 23 ноября 1988 г. новая приходская община была зарегистрирована в Совете по делам религий при Совмине СССР. Однако городские власти категорически отказывались передавать приходу «архивный» храм. Бюрократическая волокита и нежелание местных чиновников принимать ответственные решения вынудили православных на крайние меры. Однако, в отличие от событий в Кадашах в августе 2004 г., когда верующие заблокировали реставрационные мастерские и их сотрудников, эти меры были обращены не на других, а на себя. На 17 марта 1989 г. был назначен митинг перед храмом, так и не разрешенный властями. А 21 марта Лариса Холина, Валерия Савченко, Маргарита Пиленкова и Галина Ящуковская, расположившись у кинотеатра «Современник», объявили голодовку, вывесив лозунг: «Мы не едим и не пьем до открытия Красного храма и готовы умереть на родине первых Советов». 22 марта с помощью милиции голодающих перевезли за ограду Введенского храма. 1 апреля, на 12-й день голодовки, ночью, женщины были насильно посажены в «Скорую помощь» и доставлены в областную больницу. 5 апреля их посетил секретарь облисполкома Л. Дубов, убеждая прекратить протест и обещая, что в течение месяца вопрос о передаче Введенского храма будет рассмотрен.

Беспрецедентная в то время христианская акция была прекращена, но прошел не месяц, а год, прежде чем общине, в Страстной Четверг 1990 г., власть вручила ключи от храма. В Пасхальную ночь на паперти священник совершил для исповедниц нового времени первую литургию. Этим священником был архимандрит Амвросий (Юрасов).

Если бы не это имя, то подвиг ивановских женщин навсегда бы остался для нас образцом соборной ответственности мирян за судьбы Церкви. Однако тень духовника общества «Радонеж» с его фундаменталистскими идеями заставляет увидеть в этой истории элементы серьезной режиссуры. В марте 1992 г. архимандрит становится не просто духовником, а настоятелем сложившейся вокруг Красного храма женской монашеской общины. Подобная акция не могла начаться без благословения этого человека. Оказавшись в Ивановской епархии в 1983 г., архимандрит достаточно быстро приобрел себе духовных чад в различных слоях общества, чья верность «батюшке» основывалась на контроле над всеми проявлениями личной жизни. Это позволяло ему осуществлять акции, немыслимые в то время для остальной страны. В сентябре 1985 г., используя свои связи, он организовал перенесение мощей блаженного Алексия, который подвизался на р. Елнати в 1920– 1930-х гг. Тогда же из Красноярского края были привезены останки исповедника епископа Кинешемского Василия (Преображенского). Позднее, 31 июля 1993 г. во Введенский монастырь были перенесены мощи еще не канонизированных Василия и Алексия, заранее приготовленные предусмотрительным архимандритом, что обеспечило дополнительную привлекательность этого места для паломников.

Если оставить в стороне внутрицерковные особенности происшедшего, в ивановских событиях просматривается одна из главных внешних причин общественных конфликтов из-за возвращения храмов в богослужебное пользование. Она заключается в противоречиях, существующих между государством и обществом, в несогласованности интересов различных ветвей и уровней власти, в отсутствии перспективной политики в отношении передачи церкви недвижимости и памятников культуры. С момента принятия политического решения о передаче храма до конкретных действий, связанных с предоставлением бывшему пользователю равноценного помещения, проходили годы и десятилетия. К тому же регистрация общины и передача ей требуемого храма совершались различными инстанциями. Эфемерный сиюминутный результат регистрации и пустых обещаний, приносивший местным и федеральным чиновникам политические дивиденды, оборачивался затяжным общественным конфликтом.

Власть самоустранялась от его разрешения, сталкивая тем самым общину с представителями организации, продолжавшей занимать храм на законном основании.

Характерно, что наиболее острые конфликты разворачивались преимущественно между общинами, с одной стороны, и архивами, музеями и реставрационными объединениями – с другой. Дело не только в том, что именно эти структуры получали в советскую эпоху преимущественный приют под крышами церковных зданий и тем самым оказывались главным «препятствием» на пути развития приходской и монастырской жизни. И даже не только в том, что епархиальная власть хорошо понимала, с кем можно вступать в спор. Драматичность ситуации объяснялась еще и тем, что власти сознательно шли на передачу зданий, используемых самыми «бесполезными» с их точки зрения организациями – организациями культуры, подталкивая тем самым будущее развитие событий в определенном направлении.

До принятия закона 1990 г. «О свободе вероисповеданий» регистрация религиозных общин совершалась органами местной исполнительной власти. Рассказ о событиях, происшедших на родине первых Советов, заставляет вспомнить, что кроме лозунга «церкви – Церкви» эпоха выдвинула другой призыв, также направленный против 6-й статьи Конституции СССР и закрепленной в ней «руководящей и направляющей» роли компартии в жизни советского общества, – «Вся власть Советам!» Получив в свои руки всю власть в регионах страны и лишившись сдерживающего начала в виде партийных обкомов, облсоветы и облисполкомы начали бесконтрольно распоряжаться этой властью, игнорируя мнение специалистов и профессионалов. Передача памятников культуры религиозным организациям зачастую совершалась с нарушением действовавшего законодательства, а регистрация общин, претендующих на церковное здание, занимаемое учреждением культуры, происходила без учета реальной ситуации на местах. Одним из наиболее действенных политических факторов, повлиявших на раздачу государственной собственности в виде памятников культуры в руки религиозных организаций, стал «парад суверенитетов» России в составе Союза, и республик, краев и областей в составе России. Культура и право распоряжаться ею стали способом самоутверждения региональных элит. Этой эйфории способствовал и до сих пор до конца не решенный вопрос о разграничении прав собственности России и ее субъектов на памятники культуры. После общесоюзного закона от 26 апреля 1990 г. «О разграничении полномочий между СССР и субъектами Федерации» 24 декабря того же года был принят закон РСФСР № 443-1 «О собственности в РСФСР». Правовой вакуум позволял местным советам без серьезного обсуждения вопроса с Министерством культуры вершить храмовые передачи. Лишь 27 декабря 1991 г. было принято постановление Верховного Совета № 3020-1 «О разграничении государственной собственности в Российской Федерации». Здесь объекты историко-культурного наследия и художественные ценности учреждений культуры общероссийского значения были отнесены исключительно к федеральной собственности независимо от того, на чьем балансе они находятся. Однако до принятия этого закона многие памятники, в том числе и «общесоюзного» значения, были переданы церкви распоряжениями местных советов. Легитимность этих раздач до сих пор не подвергалась сомнению, хотя именно это и было весьма сомнительно. Отсутствовала и законодательно утвержденная процедура передачи религиозным организациям памятников культуры.

События конца 1980-х – начала 1990-х гг. создали опасные прецеденты в области церковного права. Вопросы обоснования правопреемства новых общин по отношению к действительным историческим собственникам или пользователям храмов не ставились. В СССР существовала лишь одна форма гражданского объединения, за которой закреплялось право пользования церковным зданием, – пресловутая «двадцатка». Любой амбициозный человек, организовавший общину и заручившийся поддержкой епархиального архиерея, мог претендовать на любой храм, вне зависимости от той формы собственности, в которой храм находился до октябрьского переворота: частной, ведомственной, общинной и т. д. Так были зарегистрированы общины храма Покрова Богородицы в Филях, собора свв. апп. Петра и Павла в Петропавловской крепости в Петербурге, Ипатьевского монастыря в Костроме, усадебного храма в Кусково и многие другие. Зачастую юридический адрес новых общин совпадал с адресом музеев, которые располагались теперь в этих зданиях. Согласие музейного руководства на предоставление своего адреса практически никогда не запрашивалось. Одновременно возникла практика передачи церковных зданий не конкретным общинам, а епархиальным управлениям, что еще больше запутывало вопросы правопреемства.