Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы) - Бранислав Нушич

- Что же теперь будем делать, барышня?

- Как что делать? Разве мало на свете девушек? Я найду вам такую, что только пальчики оближешь.

- Найдите, пожалуйста! - взмолился Трифун.

Маца подумала, подумала и хлопнула в ладоши.

- Есть такая, - кинулась она к шкафу за старым альбомом и принялась переворачивать страницы, пока не остановилась на одной фотографии. Посмотрите, нравится вам эта девушка?

Трифун посмотрел на фотографию, и его рот растянулся в блаженной улыбке голодного человека, увидевшего на витрине хорошо зажаренную голову поросенка.

- Очень нравится, - ответил он, с трудом отрывая глаза от фотографии.

- Ну вот, видите. Двоюродная сестра этой девушки до сих пор не замужем.

- А она похожа на эту?

- Нет, не очень, но кровь-то одна,

- А она здесь?

- Нет. Она в Чуприи. У вас есть ваша фотография?

- Нет, нету.

- Как же так? - воскликнула Маца. - Хотите жениться, а фотографии нет. Сейчас же идите сфотографируйтесь, только не откладывайте на завтра, а сделайте как можно скорее, понимаете, как можно скорее. Потом принесите одну фотокарточку мне, а там уж моя забота. Спокойно спите, пока я вам не скажу: "В дорогу! Поезжайте в Чуприю!"

Восхищенный Трифун прямо от Мацы отправился договариваться с фотографом.

III

Если бы двадцать лет назад в С. появился какой-нибудь иностранец, он бы удивился, как мы отстали от культурного мира. Но благодаря исключительным условиям городок С. за это время заметно вырос и в области культуры. Сейчас в С. есть уже две настоящие водоколонки с железными трубами, магазин с большим зеркальным стеклом в витрине, цыганский оркестр, умеющий играть по нотам, бильярд в трактире "Белый орел" и, наконец, фотография. Великолепные доказательства культурного роста.

Наша фотография находится около Большого базара, сразу же за лавкой мясника Тасы. Это как раз тот дом, в котором раньше была школа рукоделия портнихи Перки. Когда же из-за этой школы общинные власти выгнали ее из городка, дом опустел. Потом его исполу сняли портной Сима и фотограф Жика. В одной половине дома работал Сима со своими учениками, а в другой - фотограф Жика.

Честно говоря, Жике большего помещения и не требовалось, так как в нем он только договаривался с клиентами, а ателье его находилось во дворе. Это было не ателье, а просто кусок полотна, натянутый на рейки. Клиент садился около полотна, а Жика с аппаратом мог передвигаться по двору, как ему нравилось.

Заведение не имело вывески. На одной створке двери висели брюки, заменявшие вывеску портного Симы, а на второй створке - карточки в рамке: витрина фотографа Жики.

В витрине были выдающиеся снимки. Например, окружной писарь в форме полицейского сидит на стуле и держит в руке книгу "Гражданский кодекс". Он очень строго смотрит на граждан, которые подходят полюбоваться витриной. Рядом улыбается галантерейщик Мика: усы под носом, словно две тросточки, идеальный пробор, виден каждый волосок. Потом господин аптекарь и его невеста, заснятые в модной позе: головы наклонены, как у козлят, собирающихся бодаться. А вот и барышня Кая с распущенными волосами и печальным взглядом, устремленным в небо. Господин Йова, увидев эту фотографию, говорил всем: "Она всегда такая меланхоличная!" Здесь же учительница Сойка: снята до колен, в руке учебник для первого класса начальной школы, а на столе перед ней разложена географическая карта. Сборщик налогов Пера в форме держит голову, как его коллеги в "Полицейском вестнике", а вместо глаз - точки, словно две мухи сговорились и подретушировали фотографию. Но это не так - сам фотограф Жика "подправил" фотографию.

Фотография сборщика налогов Перы находится рядом с фотографией господина Йовы, хотя прежде она была совсем в другом месте. Раньше здесь висела фотография всегда меланхоличной барышни Каи. Но из-за этого в городке разыгралась целая комедия, и фотографа Жику чуть не поколотили. Первой фотографировалась барышня Кая. Как только ее портрет появился в витрине, прибежал фотографироваться господин Йова - писарь, с тем чтобы его карточку поместили в витрине рядом с барышней Каей. Йова делал предложение Кае, но получил отказ и теперь назло ей хотел быть рядом, хотя бы в витрине. Фотограф Жика согласился и повесил фотографию Йовы, как тот и просил. Разумеется, об этом в городке сразу же пошли всякие разговоры. Бакалейщик Еврем, отец Каи, ворвался в заведение Жики и начал свой разговор с "Ах, ты!..", а уж если разговор начался с "ах, ты!..", можете себе представить, как он закончился. Бакалейщик наплевал на искусство Жики, наплевал на его заведение и еще сказал ему такое, что Жика сразу же убрал фотографию Каи и наклеил на ее место, рядом с господином Йовой, карточку сборщика налогов.

В это заведение и пришел господин Трифун. Он застал фотографа Жику за ретушированием.

- Вы работаете? - спросил Трифун.

- Да, - ответил Жика, поднимаясь со стула со свойственной ему артистической легкостью, - я заканчиваю одну прекрасную фотографию. Вы только посмотрите. Видите - группа, - и он поднес негатив к свету. Господин аптекарь и казначей играют в шахматы, а писарь окружного гарнизона болеет за них. Видите, как здесь запечатлена каждая черта, каждое движение. Хотел бы я видеть какого-нибудь белградского фотографа, который смог бы сделать такую фотографию.

Трифун посмотрел на негатив, но ничего не увидел.

- А вы с чем пожаловали? - спросил фотограф Трифуна.

- Да я... это, знаете ли... я бы хотел сняться.

- О, пожалуйста, - ответил фотограф с любезной улыбкой.

- Знаете ли, - продолжил Трифун, - я должен сказать вам... Я, видите ли, женюсь и прошу вас посоветовать, как мне лучше сняться.

- Для женитьбы во всем мире фотографируются на "визитку". От вас зависит, хотите ли вы анфас или в профиль.

- Но я не знаю, что значит то и другое! - скромно ответил Трифун, напуганный этими иностранными словами.

- Да вот, если хотите, можно так, - фотограф взял альбом и указал на одну из фотокарточек, - или так, - и он показал другую.

- Я думаю, лучше вот так, чтобы все лицо было видно. Тогда человек больше сам на себя похож.

- Как вам угодно.

- А когда можно будет прийти?

- Пожалуйста, завтра, часов так в одиннадцать.

Довольный Трифун поспешил в канцелярию. Первой заботой, разумеется, было одолжить у кого-нибудь костюм. Носил он какой-то короткий желтый пиджачок с перекошенным воротом. Если его сватовство счастливо закончится, тогда уж он справит новый костюм, а для фотографирования можно и занять.

Трифун попросил у архивариуса (у того был черный костюм), но он, оказывается, отдал его в перелицовку. Трифуну пришлось обратиться к самому писарю - господину Йове, и, разумеется, рассказать ему, в чем дело. Господин Йова одолжил ему костюм, как раз тот, в котором когда-то влюбился в меланхоличную барышню Каю.

Затем надо было идти к начальнику, отпрашиваться на завтра и уверять, что для этого есть весьма серьезные причины.

Наутро Трифун встал очень рано, оделся, пошел в парикмахерскую, постригся, побрился; парикмахер нафабрил ему усы и даже надушил.

В десять часов Трифун уже был у фотографа, и можете себе представить его разочарование, когда он узнал, что Жика не может его сфотографировать.

- Извините, но я не знал, что хозяйка будет именно сегодня сушить во дворе белье. Сегодня не могу, приходите в воскресенье.

Ничего не оставалось делать, как возвратиться домой и в воскресенье проделать все сначала: занять костюм у господина Йовы-писаря, потратиться на парикмахерскую и опять идти в фотографию.

И вот наконец приступили к делу. Трифун встал под полотно. Фотограф разогнал гусей, скопившихся во дворе, принес какой-то железный предмет и пристроил его так, чтобы голова Трифуна стояла прямо, потом передвинул его руку, отошел, прищурил сначала один глаз, потом другой, снова подбежал и поправил у него галстук. Опять отошел, пощурился, подбежал, поправил прическу, снова отошел, присмотрелся и повернул ему голову налево. Подумав немного, повернул направо. После этого сбегал в сад, принес гвоздику и вставил ее в петличку. Снова отошел, потом подбежал, поднял ему руку и положил ее на грудь. Опять отошел и удовлетворенно произнес:

- Так. Теперь чуть-чуть улыбнитесь, как будто вас немного рассмешили. Подумайте о чем-нибудь приятном.

Трифун представил себе указ о повышении по службе и улыбнулся, как кошка при виде сала.

Фотограф убежал, принес аппарат и поставил его посреди двора. Залез головой под черную тряпку, потом вылез, подбежал и поднял голову Трифуна чуть выше. Снова залез под тряпку, опять подбежал и наклонил голову Трифуна чуть ниже. Мучил он так его еще полчаса и наконец сказал:

- Так! Теперь прошу вас стоять спокойно. Улыбнитесь, улыбнитесь.

Трифун снова представил себе указ и улыбнулся. Фотограф взялся рукой за колпачок и закричал.

- Тс-с-с! Сейчас... раз, два, три, четыре... готово. Будьте здоровы.