Двоюродная жизнь - Денис Викторович Драгунский

– Что вот?

– Разве непонятно? Я красивая! – и она даже рукой показала, провела указательным пальцем от макушки до пяток. – Красивая! А больше у меня ничего нет. Ни талантов нет, ни шила в жопе на карьеру…

* * *

Понятно, понятно.

То есть у нее есть некий актив, и она хочет его хорошенько… ну, не будем говорить неприличное слово «продать». Скажем так – «пристроить». Это была редкая откровенность для 1970-х.

Цинизм? Или жестокий разум вместе с отважной честностью?

если договариваться – то на берегу

Не стану рассказывать, что было дальше

Давным-давно – я еще на втором курсе учился – я провожал одну хорошую девочку из университета домой. Пешком. Но провожал очень выгодным для себя маршрутом. Мы учились на Моховой, она жила на Садово-Триумфальной, а я – в Каретном Ряду. Поэтому мы вышли из калитки нашего университетского садика и – за разговором – пошли к улице Горького, но будто бы ненароком перешли ее (хотя ей проще было бы идти или ехать именно по Горького), миновали Госплан, Дом Союзов, скверик Большого театра и мимо ЦУМа, мимо Пассажа, мимо Столешникова стали подниматься по Петровке вверх.

Это я специально так ее повел, чтобы пройти мимо моего дома. Был вечер, пятница, родители с Ксюшей уехали на дачу. В общем, сами понимаете.

И вот мы наконец дошли до угла Каретного Ряда и Садовой. Мой подъезд – красивый, с двойными стеклянными дверями – был ну прямо на углу. И я этак спокойно и по-дружески сказал ей:

– Давай зайдем ко мне? У меня как раз никого нет.

– А что делать будем? – настороженно спросила она.

– Ну… – сказал я. – Да ничего такого. Чаю попьем. Поговорим.

– А музыка у тебя есть?

На самом деле музыки-то у меня не было. Но магнитофон был. Живые записи Галича, Окуджавы, старый Петр Лещенко, представьте себе, и какой-то редкостный джаз, подарок папиного друга Михаила Львовского. Но я, конечно, сказал:

– Полно музыки! Целый шкаф пленок. И пластинки есть, мама из-за границы привезла еще давно. Старые, но забавные. Марлен Дитрих и все такое.

– Ага, – кивнула она. – А еще что-нибудь есть такое, интересное?

– А то! Альбомы репродукций разных художников, тоже мама привозила.

– Понятно, – кивнула она.

Но было видно, что ей все это не очень нравится. Тогда я сказал:

– А еще у меня есть машинописный том Гумилева. Мне его Ахмадулина подарила. Сама Белла Ахатовна мне лично!

– А ты, наверное, Гумилева наизусть знаешь? – спросила она.

– Знаю! – сказал я. – И не только его. Пастернака, Мандельштама, Цветаеву.

– Понятно, – вздохнула она. – Хорошо.

– Что «хорошо»? – спросил я.

– Хорошо, – повторила она. – Спасибо. Мы сейчас пойдем к тебе. Но только давай вот здесь, пока мы вот тут стоим, сразу договоримся.

– Давай. А о чем?

Она пристально посмотрела на меня и строго сказала:

– Давай договоримся. Никакой музыки. Никаких репродукций. Главное, никаких стихов! И вообще никакой болтовни! Придем – и сразу! Сможешь так? Да? Тогда пошли к тебе. Нет – так и скажи, я домой пойду, мне тут совсем рядом.

Ни за что не стану рассказывать, что было дальше.

рассказ моего приятеля

Дилемма котика

Вчера поздно вечером мне позвонил приятель и рассказал душераздирающую историю.

Но сначала – краткая предыстория.

Он сильно моложе меня, но при этом немолод, чуть за пятьдесят. Давно разведен, дети взрослые. Живет один, в небольшой, но трехкомнатной квартире; зарабатывает прилично; не болеет. И есть у него одна давняя знакомая. Моложе его, но не намного. Чуть до сорока. Тоже живет одна.

И вот вчера после долгого разговора, когда она вечером собралась вызвать такси, ехать домой, он вдруг сказал ей…

Кстати! Важно!

Между ними ничего не было, кроме глубокой искренней симпатии, общих интересов, полного взаимопонимания во всем, от политики до литературы, от музыки до еды и питья. Он целовал ей руку при встрече и прощании, а она иногда чмокала его в щеку.

Но встречались они часто.

…итак!

Он вдруг негромко сказал ей (они были на «ты»):

– Оставайся.

Она спросила, опустив глаза:

– Надолго?

Он ответил:

– На сколько захочешь. По мне, так навсегда!

Она подняла на него свои прекрасные глаза и сказала:

– Но у меня кот, ты же знаешь. Если ты не против котика, то – да.

Вот здесь мой приятель прервал свой рассказ и в отчаянии спросил меня:

– Почему, почему, почему она так сказала?

– Как сказала? Все правильно сказала! – ответил я. – Она любит тебя, но с котиком тоже не хочет расставаться. Чего тут странного?

– А почему она не сказала по-другому? – воскликнул он.

– Как?

– Почему она не сказала: «Да! Конечно, да! Но – у меня есть котик. Я его возьму с собой».

– А какая разница? – удивился я.

– Огромная! Почему она начала с котика, а не с меня? Значит, котик для нее дороже, нужнее, важнее меня? Так?

– Погоди. А если бы она начала с тебя, потом перешла бы к котику, а ты бы сказал: «Извини, я не люблю кошек»? Что тогда? Это унижение для нее.

– А так, начинать с предварительных условий, это не унижение для меня?

– Погоди, – перебил я. – А как ты на самом деле относишься к котикам?

– Прекрасно отношусь! – сказал он.

– Вот и порядок! – сказал я.

– Она знала, что я прекрасно отношусь к котикам вообще и к ее коту в частности! Мне нравится ее кот. Мы с ним знакомы. Мы с ним дружим!

– Тем более все в порядке!

– А если она это знала, зачем спросила? – возмутился он.

– Погоди, – вдруг вспомнил я. – Самое-то главное: что ты ей ответил?

– Пока ничего, – вздохнул он. – Она поехала домой.

– Вот и правильно! – сказал я. – Продолжайте просто дружить. Если, конечно, получится.

– Теперь уже сомневаюсь, – сказал он.

– Я тоже… – сказал я.

* * *

Но иногда бывает совсем по-другому.

Например, вот так.

У одной девушки был котик, а потом появился молодой человек. Даже, можно сказать, жених. Всем он был хорош – красив-умен, статен-строен, честен-благороден, плюс хорошо зарабатывал, и девушка в него влюбилась без памяти, на первом же свидании. На втором свидании молодой человек сделал ей предложение, и она согласилась.

Но вот беда – девушка очень любила котика, играла с ним подолгу, постила его в ФБ и в Инсту, покупала ему разные лакомства, чуть что – возила к ветеринару. Жениху это не нравилось. Он считал, что кот должен ловить мышей, есть остатки от обеда