Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - Андрей Андреев

Наконец, третий русский студент Михаил Шафиров появился в Кёнигсберге в начале 1702 г. О его отправке еще в августе 1701 г. хлопотал отец, Павел Шафиров, близкий родственник вице-канцлера Петра Шафирова, также, как и названные выше Виниус и Блюментрост, находившегося в ближайшем окружении царя и игравшего там роль фактического руководителя русской дипломатии. В прошении на имя царя Павел Шафиров упоминал о начальном образовании своего сына в греко-латинских школах, показывая, тем самым, как близко новые образовательные устремления были связаны со старыми, родившимися в XVII веке. «Сынишко мой Мишка, — писал Шафиров, — изучен здесь на Москве в Школах латинского, и немецкого, и некоторую часть французского языков; и желаю я, холоп твой, дабы ему языки те в совершенство привесть и иное обучение восприять, чтоб мог… впредь службу свою показать, в чем Вы, великой государь, укажете, намерен его послать в Немецкое государство для научения в академию». Челобитчик просил царя дать денег на обучение сына, сколько «Господь Бог по сердцу положит». Вняв просьбе, Петр своим указом отправил М. П. Шафирова «в Бранденбургскую землю для гражданских наук» и назначил ему жалование в 200 рублей в год «для учения и тамошнего житья».

Шафиров провел в Кёнигсбергском университете полтора года, изучая немецкий и французский язык, философию и право, после чего в течение года пробыл в Галле, а оттуда поехал в Голландию и Англию «для присмотра тех же учений». В ноябре 1705 г. он вернулся в Москву и вскоре был определен переводчиком в Посольский приказ[162]. Интересно, что в Галле из Кёнигсберга переехали и первые два русских студента, М. А. Виниус и И.-Д. Блюментрост, причем они оба записались (соответственно в мае и в августе 1701 г.) в матрикулы здешнего университета (записи же Шафирова мы там не находим). Таким образом, с самого начала образовательных поездок из России в Германию Галле явился одним из важнейших центров притяжения русских студентов, сохранив такое значение в течение всего XVIII в.

Выявление причин этого требует некоторого отступления назад: ведь если в случае Кёнигсберга очевидными предпосылками привлечения туда студентов, помимо воли царя, была его географическая близость к России и местоположение на основной дороге, ведущей отсюда в Западную Европу, то интерес к Галле коренился в определенной системе контактов, возникшей между средненемецкими (mitteldeutsche) университетами и Москвой еще в конце XVII века.

В Московской Немецкой слободе, где селились выходцы из Западной Европы, а преимущественно немцы — уроженцы протестантских областей Германии, в XVII в. (еще до основания университета в Галле, который, напомним, открылся в 1694 г.) высокой репутацией пользовался Иенский университет. Объяснить это легко тем, что именно этот университет лидировал тогда и, в целом, по числу студентов на пространстве всей Германии. Интересно, при этом, что только в Иене в допетровское время нам удалось обнаружить нескольких студентов, обозначавших себя как «московиты» (Moscoviensis) — все они были немцами, причем, возможно, даже не уроженцами Немецкой слободы, а приехавшими в Россию вместе со своими отцами, которые поступили на русскую службу, из Германии[163].

Кроме того, два доктора Иенского университета занимали в конце XVII в. высокое положение при русском дворе: это были пастор И. Г. Грегори — устроитель первого русского театра и уже названный лейб-медик Л. А. Блюментрост[164]. Сами обстоятельства получения ими докторских степеней наводят на мысль о существовании определенных личных контактов между ними в Москве и профессорами в Иене: так, Грегори получил свою степень в 1661 г. honoris causa, уже будучи пастором лютеранской кирхи в Москве, а Блюментрост был произведен в доктора медицины в 1668 г. in absentia, т. е. представив диссертацию уже после своего назначения к русскому двору[165]. Таким образом, можно говорить о наличии уже в допетровское время определенных связей между Немецкой слободой (как ее называли современники, «маленькой частью Европы в сердце России») и средненемецкими университетами. А поскольку университет Галле с момента своего создания пополнялся главным образом из магистров соседних «средненемецких» университетов и прежде всего Иенского[166], то и быстрое завязывание контактов между Москвой и Галле на рубеже XVII–XVIII вв. также представляется естественным.

Главная заслуга в этом принадлежала профессору А. Г. Франке, о деятельности которого уже рассказывалось в первой главе. Его богатый архив в Галле (Archiv der Franckeschen Stiftungen) показывает наличие, начиная с конца XVII в., обширной переписки с Россией. Одним из корреспондентов Франке в Немецкой слободе в Москве состоял пастор И. С. Шаршмидт, который был домашним учителем в семье Блюментростов, так что младшее поколение в этой семье с детства могло познакомиться с основами пиетизма и услышать имя Франке как его выдающегося проповедника[167]. Галлеский профессор, основав в 1695 г. свои знаменитые образовательные учреждения (Franckesche Stiftungen), в свою очередь стремился привлечь туда молодежь из России. В 1697 г. Франке писал Шаршмидту, имея в виду возможный взаимный обмен учениками между Москвой и Галле: «Мы хотим содержать у себя русских также, как мы желаем, чтобы и они содержали бы у себя наших детей. И я охотно употреблю наше крайнее усердие, чтобы вернуть их полезными орудиям их Отечеству. Сколько добра могло бы возникнуть из такой commertio nationum (торговли народов — лат.)!»[168]. Для того, чтобы обеспечить русским ученикам максимально благоприятные условия, Франке обещал, что он сам и его сотрудники выучатся русскому языку; в его письмах звучали уверения в том, с какой радостью он хочет служить этой нации и постарается быть для ее детей настоящим отцом.

Заметим, однако, что все эти планы не имели силы, пока оставались только в рамках внутренних контактов между Немецкой слободой в Москве и профессурой в Галле. Чтобы воплотить их в жизнь, необходимо было каким-либо образом довести их до сведения русского правительства. Именно такую возможность открывала эпоха Великого посольства, когда в процессе широкого знакомства с Западной Европой, и в том числе с ее образовательными институтами, эти первоначально чисто «внутринемецкие» контакты Москвы и Галле переходили на уровень государственных связей России с немецким просвещением. И в свете этого именно профессор Франке сделал многое, чтобы в ходе Великого посольства обратить на средненемецкие университеты внимание влиятельных персон российского государства.

Великое посольство, вообще, возбудило в Европе общий интерес к России, своего рода «поворот европейских умов на Восток». Так, Г. В. Лейбниц увидел в путешествии царя Петра открытие моста через Европу, пути, который в перспективе должен пересечь евразийский континент вплоть до Китая[169]. В 1697–1699 гг. Лейбниц активно обсуждал с Франке новые экономические и политические возможности, открывающиеся в связи с этим для Европы и интересовался участием Франке в посылке в Россию немецких учителей[170]. Единомышленник и друг Франке, автор первой русской грамматики, вышедшей на немецком языке, Г. В. Лудольф, к середине 1690-х гг. уже совершил путешествие в Россию, и завязавшиеся там его контакты с ближайшим петровским окружением продолжились в период Великого посольства, когда Лудольф был датским посланником в Гааге, а затем в Лондоне. Среди его знакомых русских вельмож были бояре Ф. С. Салтыков и Ф. А. Головин (последний формально возглавлял Великое посольство). Налаженные связи с Россией дали возможность Лудольфу в 1698 г. продолжить свое путешествие в глубь Азии, а оттуда на Ближний Восток[171].

При всех своих контактах с Россией Лудольф настоятельно указывал на Галле как на важный образовательный центр немецкого Просвещения: по замечанию историка Э. Винтера, изучавшего его переписку с Франке, «всех русских, с которыми Лудольф знакомился на их родине, или в Голландии, Англии и Дании, он постоянно и настойчиво направлял в Галле»[172]. Эти усилия увенчались успехом, когда в начале 1698 г. боярин Федор Салтыков первым из русских сановников и участников Великого посольства посетил Галле. Петр поручил Салтыкову надзор за обучающейся в Европе российской молодежью, поэтому тому было особенно интересно познакомиться с внутренним устройством и преподаванием во Franckesche Stiftungen. Он осмотрел педагогическую гимназию и дом для сирот, поинтересовался также и лекциями в университете. Франке со своей стороны, надеясь на возможное распространение пиетизма в России и при дворе Петра, подарил Салтыкову книгу видного пиетиста Арндта «Истинное христианство», посвящение которой Франке написал на русском языке, подчеркнув в нем близость Галле и России и обещая, что здесь русские будут чувствовать себя как дома[173].