Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин

В недолгие часы отдыха Алёшкин находил в Джеке хорошего друга. Если Борис работал за столом, что-либо писал или читал, верный пёс мог часами сидеть неподвижно рядом, следя за хозяином глазами и ничем не выдавая своего присутствия.

Когда начсандив вынужден был переехать на житьё в штаб дивизии, взять с собой Джека он не мог и оставил его на попечении Игнатьича, который тоже полюбил собаку и хорошо о ней заботился.

После отъезда Бориса и Вензы Фёдоровский переселился в их комнату, а Игнатьичу приказал занять для своего жилья маленькую каморку — ранее пустовавший чулан.

Естественно, Джек жил там же, где и Игнатьич. Каморка эта не запиралась, но войти в неё, когда там находилась собака, не мог никто. Стоило кому-нибудь только открыть дверь, как на пороге появлялся Джек с таким грозным ворчанием и свирепым видом, что посетитель отскакивал в сторону и произносил не слишком лестные слова, как по отношению к собаке, так и по отношению к Игнатьичу.

Несколько раз на Джека нарывался и комбат. Он даже приказал убрать Джека из каморки и посадить на цепь у крыльца. К счастью, в этот же вечер в медсанбат приехал Алёшкин и отменил этот приказ, пообещав Фёдоровскому, что в самом ближайшем будущем заберёт собаку к себе.

Игнатьич рассказывал Борису Яковлевичу, что Джек так никого в санбате и не признал за человека, достойного своей собачьей дружбы.

— Но однажды, — добавил он, — я, по своему обыкновению, задержался около кухни. Вы ведь знаете, у меня там один из поваров — хороший дружок, вот я и засиделся.

После ужина, свернув огромные махорочные цигарки, эти друзья по нескольку часов могли сидеть на каком-нибудь толстом полене, разговаривая о самых разных делах, главным образом об ушедших в прошлое мирных буднях, о судьбе своих семей, оставшихся на территории, занятой теперь немцами (семья Игнатьича жила в селении Батетском, а его приятеля — где-то под Гатчиной). Время за этими беседами текло незаметно. Так было и в этот вечер. Батальон находился уже на новом месте, около хлебозавода. Игнатьич приспособил для себя и Джека маленькую землянку, шагах в пятнадцати от палатки комбата.

Когда Игнатьич возвращался домой с кухни, заметив, что дверь в землянку слегка приоткрыта, он удивился. «Неужели, — подумал он, — Джеку понадобилось выйти, и он открыл дверь изнутри? Как же он щеколду-то открыл? А ну как Джек куда-нибудь сбежал?» Испугавшись, Игнатьич быстро зашёл в свою землянку. Картина, которую он увидел, поразила его. Уходя, он оставил зажжённой маленькую коптилку, стоявшую на крошечном столике рядом с топчаном. Что он увидел, передаём с его слов, как он рассказал потом Алёшкину:

— Значит, дело было так, Борис Яковлевич. Вижу, дверь приоткрыта, ну, думаю, Джек не стерпел, сбежал, хотя это на него и не похоже. А потом, как он мог это сделать? Захожу. Коптилка-то чуть светит, видно плохо, но всё же вижу. На подстилке (я на пол землянки досок настлал, а на них подстилку из старого одеяла положил, это у печурки), в ногах у меня, лежит Джек, который сразу голову поднял и слегка хвостом начал постукивать, а у него под самой мордой кто-то, завернувшись в шинель, скорчившись, лежит, да такой маленький, словно ребёнок. У меня так всё и обмерло внутри! Думаю, неужто Джек кого придушил? Да не может быть, ведь он же не такой свирепый. Не выдержал, крикнул: «Джек, ты что же это наделал?!» Тот даже не шелохнулся, только продолжал на меня смотреть и хвостом помахивать. Но мой крик всполошил лежавшего рядом с Джеком человека. Он быстро вскочил, и, видимо, со сна не совсем понимая, что происходит, как-то испуганно ойкнул, затем, увидев меня, стал отряхиваться, поправлять свалившуюся шапку и запрятывать по плечам кудрявые чёрные волосы. Тут я узнал, что это была Катя Шуйская. Вместе с ней вскочил и потянулся, раскрыв свою пасть и Джек. Она немного смутилась, но рассказала мне, что произошло. Оказывается, она возвращалась с дежурства и, проходя мимо моей землянки, услышала жалобное поскуливание собаки. Катя поняла, что пёс просится погулять, подошла и открыла дверь. Джек стрелой промчался мимо неё и скрылся в кустах на окраине батальона. Девушка решила дождаться его возвращения, притворила дверь и сперва села на топчан, а затем пересела на Джекову подстилку и стала подкладывать в маленькую печурку кусочки хвороста, а там, согревшись, незаметно и заснула. Она не слышала, как вернулся Джек, самостоятельно открывший дверь, как он улёгся рядом с ней, и проснулась только после того, как я окрикнул Джека. Меня удивило, как это Джек её не тронул, и как она не побоялась открыть дверь. Катя сказала, что ведь она накладывала гипс Джеку на лапу, и он, наверно, это помнит, поэтому на неё никогда не ворчит. И на самом деле, пёс спокойно стоял рядом с ней и даже не пытался куда-нибудь отодвинуться. Рассказав всё это мне, она повернулась к выходу и только просила меня вам ничего не говорить.

— Ну, ты выполнил её просьбу?

— А что же выполнять? Чего ж тут секретного? — искренне изумился Игнатьич. — Этот случай, наоборот, надо всем рассказать, чтоб все в санбате знали, какой у нас пёс умный и что он беззащитного «своего» никогда не тронет, а то ведь тут некоторые его ославили, как самого злого зверя, и на цепь велят сажать…

— Ну ладно, Джека я скоро заберу, вот переедем на новое место, я опять в медсанбате буду жить, и он со мной будет.

Конечно, всегда, когда Алёшкин уезжал из батальона, Джек пытался уехать с ним, и только суровое запрещение хозяина заставляло его грустно, с поджатым хвостом, отойти от машины и вернуться в землянку Игнатьича.

Когда Борис после почти десятидневного отсутствия появился в батальоне, то радости Джека не было границ. Он неистовствовал, прыгал и даже лаял с таким азартом, что Алёшкину пришлось несколько раз прикрикнуть на собаку и слега стегнуть его прутиком. Но и после этого весь вечер Джек старался быть рядом с Борисом, класть голову ему на колени, лежать под столом у его ног, одним словом, всячески выказывать восторг и преданность своему «божеству».

Глава седьмая

На следующий день после посещения штаба дивизии, командира и её комиссара, Алёшкин приступил к своим довольно-таки нудным и очень скучным для него обязанностям: он стал объезжать все полки дивизии, стоявшие в лесах вокруг Жихарево и Войбокало.

Старослужащие бойцы приводили себя в порядок, заменяли совершенно