Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

откровение. Ав то же время, с точки зрения цензуры, его изложение было как будто вполне христиански-благонамеренным» [59].

* * *

«История севарамбов» стала очень популярной в Западной Европе и была настолько правдоподобно написана, что некоторые не сразу поняли, что в книге рассказана выдумка. И этому есть вполне рациональное объяснение. Дело в том, что в XVII–XVIII вв. получила известность книга испанского историка Гарсилао де ла Вега о государстве инков. Поскольку в империи инков действительно было некое подобие протосоциализма с отсутствием частной собственности и на это обстоятельство наложились романтические преувеличения европейцев, никогда не бывавших в Перу, некоторые интеллектуалы всерьез поверили в возможность построения такого общества и почему-то решили, что оно будет лучше, чем то, в котором они жили. Другие интеллектуалы, вроде Монтескье и Вольтера, заинтересовались религиозной политикой «страны севарамбов». В Германии труд Вераса положительно оценили Лейбниц и Кант.

Неудивительно, что подражателей Вераса нашлось достаточно. Похожие утопии были написаны и другими французскими социалистами-утопистами. Они столь похожи, что нет смысла останавливаться на каждой из них подробно, поэтому ограничимся лишь кратким перечислением. Это «Республика философов, или История ажаойев» Фонтенеля 1768 г., где путешественники из Европы описывают страну Ажао. В ней живут ажаойи. У них все общее, вся земля принадлежит государству, есть централизованное распределение продуктов труда, всеобщая трудовая повинность. Есть многоженство, ограниченное двумя женами. Обобществление детей также присутствует – они воспитываются в государственных школах. В качестве религии – поклонение природе при отрицании бессмертия души, богов, Бога и т. д.

Далее, «Южное открытие, сделанное летающим человеком, или Французский Дедал: чрезвычайно философическая повесть» книгопечатника Никола Ретифа де ла Бретонна. Всё примерно то же самое: путешественники из Европы с помощью летательного аппарата открывают неведомый континент Мегапатагонию, жители которого живут в коммунистическом обществе. Нет никакой частной собственности, есть всеобщая трудовая повинность. Жены обобществлены, причем брак заключается только на один год. После беременности брак расторгается, а после окончания периода кормления ребенка грудью он передается на попечение государства. Никакой религии у мегапатагонцев нет, в качестве объекта нерелигиозного почитания – Солнце, небо и земля. При этом целью данного общества объявляется «все, что законно доставляет удовольствия, не слишком расслабляя и пресыщая органы», а какая-либо объективная мораль отрицается: «…вопросы морали не предоставлены прихоти частных лиц. Благодаря нашему равенству и нашей общности ходячая мораль единообразна и публична» [403, с. 148].

Коммунизм как утопия в трудах Николая Бухарина

Это может показаться странным, но историю утопического социализма я хочу завершить не чем иным, как утопией коммуниста Николая Бухарина. Это текст из «Азбуки коммунизма», который предназначался как своего рода краткое изложение марксизма и основных программных пунктов большевиков в период Гражданской войны, но он мало чем отличается от фантазий утопистов предшествующих эпох. Я счел важным процитировать его именно в этом разделе, чтобы показать вам, читатель, насколько тесно связаны между собой социалистические утопии Нового времени и мало отличающийся от них, в корне, «научный социализм». Эти идеи генетически однородны. Все, что писал Николай Бухарин в 1919 г., в основном один в один совпадает с идеями его предшественников-утопистов.

– Обобществление средств производства (но не потребления): «В основе коммунистического общества должна лежать общественная собственность на средства производства и обращения. Это значит, что машины, аппараты, паровозы, пароходы, фабричные здания, склады, элеваторы, рудники, телеграф и телефон, земля и рабочий скот – все это находится в распоряжении общества. Не отдельный капиталист, не союз отдельных богатых лиц владеет этими средствами, а все общество целиком. Что значит: все общество целиком? Это значит, что даже не один класс является владельцем, а все люди, которые составляют общество. При таком условии общество превращается в громадную трудовую товарищескую артель. Само собою разумеется, что такая громадная организация предполагает общий план производства. Без общего плана и общего руководства, без точного учета и подсчета никакой организации нет. В коммунистическом строе такой план есть» [43, с. 52–53].

– Никакого разделения труда, универсализация каждой рабочей единицы: «При коммунизме, например, не будет постоянных управляющих заводами или лиц, всю свою жизнь занимающихся одним и тем же трудом. Ведь теперь так: если человек – сапожник, то он всю жизнь тачает сапоги и, кроме колодки, ничего не видит; если он – пирожник, он всю жизнь печет пироги; если человек – директор фабрики, он все время управляет и приказывает; если он простой рабочий, он всю жизнь исполняет чужие приказания и повинуется. Ничего подобного нет в коммунистическом обществе. Тут люди все получат разностороннее образование и будут знакомы с разными производствами: сегодня я управляю, подсчитывая, сколько нужно произвести на следующий месяц валяных сапог или французских булок; завтра я работаю на мыловаренном заводе, через неделю, может быть, – на общественных парниках, а еще через три дня – на электрической станции. Это будет возможно, когда все члены общества будут получать надлежащее образование» [43, с. 54].

– Каку Мора, Вераса и др., для изучения наук некоторые освобождаются от стандартной трудовой повинности: «С развитием техники рабочий день должен сократиться еще менее 8 часов, и таким образом для специального образования будет достаточно времени у каждого члена коммунистического общества. В некоторых случаях для особенно даровитых людей возможно и исключение в виде временного освобождения от труда на несколько лет для образования и научных исследований или сокращение рабочего дня в сравнении с общеустановленным, если все это будет признано общественно необходимым» [43, с. 196].

– Уже знакомые нам общественные склады: «…здесь нет товаров, а есть только продукты. Эти произведенные продукты не обмениваются друг на друга; их не покупают и не продают. Они просто поступают на общественные склады, а потом их берут те, кому они нужны. Стало быть, и денег здесь не нужно будет» [43, с. 54].

– Обобществление детей и негативное восприятие семейных ценностей: «Ребенок поэтому принадлежит тому обществу, в котором и благодаря которому он родился, а не только лишь “обществу” своих родителей. Обществу же и принадлежит первейшее и основное право воспитания детей. И с этой точки зрения претензия родителей путем домашнего воспитания запечатлеть в психологии своих детей свою ограниченность необходимо не только отклонять, но и высмеивать самым беспощадным образом. Общество может доверить воспитание детей родителям, но может и не доверить, и чем дальше, тем меньше ему будет оснований доверять воспитание детей родителям, потому что способности к воспитанию детей все же встречаются реже, чем способности к деторождению. Из сотни матерей, быть может, одна-две способны быть воспитательницами. Будущее принадлежит общественному воспитанию. Общественное воспитание дает социалистическому обществу возможность воспитать будущее поколение так, как будет нужно и с