Девушка из колодца - Рин Чупеко

и сверкание клинков. Молодого лорда, молча наблюдающего за долгими и упорными тренировками людей, которые призваны выполнить свое предназначение: защитить замок от врагов, которые окажутся достаточно глупы, чтобы напасть на Химэдзи.

Я до сих пор помню его темные глаза и то, как он хмурился, когда задумывался. Пребывая в хорошем настроении, он запрокидывал голову и смеялся, а иногда целыми днями ходил мрачнее тучи, когда им овладевал вспыльчивый нрав. Я, порождение тьмы, все еще помню, как бешено колотилось мое сердце. Сердце, которое не билось вот уже более трех столетий. Я помню, как оно ускоряло ритм, когда он нежно брал меня за руку и странным ласковым голосом говорил:

«Окику,

Я всегда буду у тебя в долгу».

Его голос звучал так же нежно, когда он повернулся к своему вассалу и сказал:

«Поступай с ней, как хочешь».

Дрожащими пальцами Келли проводит по выцветшей деревянной раме, зная, что именно здесь несколько сотен лет назад засыпала девушка по имени Окику.

– Дорожки внутри замка Химэдзи были проложены, чтобы сбить с толку захватчиков, – продолжает гид, после того как Келли вновь присоединяется к группе. – Во время экскурсии обратите внимание, что все коридоры замка разного размера. Они ведут к потайным ходам, которых не заметить невооруженным взглядом. Лестницы имеют разную высоту, чтобы захватчики, вступая в бой, наверняка споткнулись. Когда мы выйдем наружу, я проведу вас в зал, где весь проход может обрушиться, если убрать всего один камень.

– Строители замка Химэдзи создали все эти сложности с одной-единственной целью: чтобы в случае захвата замка его обитатели смогли продержаться достаточно долго, чтобы правитель успел совершить харакири. Среди самураев считалось бесчестием оказаться в плену после поражения.

Несмотря на все внешнее великолепие, внутри Химэдзи деревянный и пустынный, лишенный какой-либо мебели и украшений. В отдельных уголках встречаются доспехи, как раз когда туристы поднимаются по последней крутой лестнице, чтобы получить брошюры с подлинной печатью Химэдзи. Снаружи на башнях, надменно подняв хвосты, стоят на страже гаргульи сатихоко[10] – наполовину тигры, наполовину рыбы.

Сам замок остался почти таким же, каким я его помню, и все же смена веков опечалила меня больше, чем я хотела признать. Место, которое когда-то было переполнено воинами и дайме – знаменитыми лидерами, которые стояли у истоков великого будущего Японии, держали в своих руках жизни людей… Место, когда-то управляемое и защищенное человеком, которому я служила и которого любила, теперь омрачал гул туристов, для которых замок Химэдзи стал всего лишь воспоминанием о далеком, некогда славном прошлом.

К тому времени, когда группа выходит из крепости и натыкается на серию лабиринтообразных дорожек, уже далеко за полдень.

– У нас есть время посетить еще одно место, – сообщает гид, подводя их к большим внушительным воротам и пятиэтажной башне рядом с ними. – Это Харакири Мару, – продолжает он, – также известные как Врата самоубийц. Именно здесь лорды и обесчещенные самураи были вынуждены совершать харакири, иногда во искупление грехов своих хозяев. А это главная башня замка.

– Из этого колодца набирали питьевую воду во время осады? – интересуется подруга Келли, осторожно заглядывая внутрь.

– Нет, воду из него использовали, чтобы смыть следы ритуала харакири. Это место широко известно как «Колодец Окику».

На мгновение кажется, что солнце прячется за облаками, окрашивая окрестности в странный серый цвет.

– Это тот самый колодец, где согласно легенде обитает призрак Окику?

– Совершенно верно. Это одна из самых популярных историй о привидениях, пожалуй, вторая после Ецуя Кайдана. Существует множество различных вариантов легенды об Окику. Согласно версии Химэдзи, Окику – молодая влюбленная в хозяина служанка. Она предупредила его о покушении, которое планировал один из его вассалов. В отместку тот разбил тарелку из самой ценной коллекции лорда и обвинил во всем Окику. Вероломный лорд позволил вассалу подвергнуть девушку жестоким пыткам, а после бросить ее тело в колодец.

– С тех пор, в период между двумя и тремя часами ночи, которые в Японии считают часом ведьмовства, ее призрак поднимался из этого колодца и пересчитывал тарелки лорда. Каждый раз, найдя только девять, своими неземными воплями она будила хозяина. Со временем из-за ночных посещений Окику здоровье лорда пошатнулось. Говорят, что призрак девушки, не способный обрести покой, живет в колодце и по сей день.

– Какая печальная история, – бормочет брюнетка.

– Но зато правдивая, – говорит Келли так тихо, что ее больше никто не слышит.

Она знает, что я покинула замок и уже давно изливаю свою месть в других странах на мужчин, до которых еще могу добраться, на тех, кто мог бы занять место жестокого вассала.

Ее подруга заглядывает в колодец и вздрагивает.

– Здесь слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Давай лучше заглянем в Башню самоубийц.

Она уходит. Прежде чем последовать за ней, Келли тоже заглядывает в колодец и видит на дне скрюченное и изломанное от смертельного падения тело женщины.

Кто-то причинил ей сильную боль и опустил в какое-то темное и вонючее место, похожее на большую яму. Вниз головой. Так она и умерла, так что теперь видит все вверх ногами.

Но я не та Окику, с которой она знакома.

Эта Окику царапает свое лицо, черная желчь пузырится из ран на ее коже. Ее рот широкий, черный и пустой, и беззвучный крик застревает в основании ее искалеченного горла, а там, где торчит кость, раздается ужасное бульканье.

Но самое пугающее в этой Окику – ее глаза, поскольку в них нет ничего, кроме пустых глазниц, кишащих черными, похожими на пиявок личинками.

Именно эта Окику погибла в колодце триста лет назад, та самая Окику, которой я была, когда стала не более чем ужасным духом. Эта Окику помнила только

боль

страдания

ненависть

и желание отомстить.

Со временем я научилась сдерживать злобу. Но долгое, долгое время я была страшным существом. Существом, которое находило удовольствие в терзании. В кромсании на части.

Я больше не тот монстр. Но воспоминания о том существе все еще таятся в этом колодце. Некоторые вещи полностью не умирают.

И вот, все еще булькая, Окику начинает карабкаться вверх.

Скрюченные конечности, рваные полоски кимоно, развевающиеся у нее за спиной, точно сломанные крылья. И она карабкается. Карабкается по стене, хрустя хрупкими костями. И она карабкается. Когда она наклоняет голову, ее кожа растягивается и трескается, свисая под неестественными углами, дряблая плоть прилипает к складкам того, что осталось от шеи.

И она карабкается. Прежде чем Келли успевает как-то среагировать, эта Окику выбирается из колодца, протягивает гниющие руки и бросается к девушке с широко разинутыми челюстями.

Келли,